Верхний ярус - Пауэрс Ричард. Страница 25

Отец наблюдает за тем, что выпустил на волю. Мать сжимает полы блузы в кулаке и ругает всех мужчин в округе.

— Ты посмотри на мальчика! Он только сидит и печатает. Он же, как садху, словно в дурмане. Подсел, это же хуже жевания табака.

Упреки матери будут продолжаться годами, пока от сына не станут приходить денежные чеки. Но мальчик не удостоит ее ответа. Он занят созданием миров. Поначалу маленьких, но своих.

В программировании есть такая штука как ветвление. И именно этим занимается Нилай Мехта. Он будет реинкарнироваться, снова жить как человек всех рас, гендеров, цветов и вероисповеданий. Он будет поднимать разлагающиеся трупы и пожирать души молодых. Он будет разбивать лагеря высоко в кронах пышных лесов, лежать, изломанным, у подножия невероятно высоких утесов и плавать в океанах планет со многими солнцами в небе. Он всю свою жизнь проведет на службе масштабного заговора, запущенного в Долине радости сердца, цель которого — захватить человеческий мозг и изменить его настолько сильно, насколько еще не бывало с самого изобретения письменности.

Есть деревья, которые разлетаются, как фейерверки, и деревья, которые вздымаются конусами. Деревья, которые стремятся вверх без единой помехи, триста футов прямо в небо. Широкие, пирамидальные, круглые, колонновидные, конические, искривленные: единственное, что у них есть общего, это ветки, они все похожи на Вишну, машущего множеством своих рук. Среди тех, кто раздается вширь, самые невероятные — это фикусы. Дерево-душитель, оно оплетает своими корнями стволы других и поглощает их, создавая пустую форму вокруг разложившихся хозяев. Дерево бодхи, Ficus religiosa, фикус священный, чьи листья оканчиваются необычным капельным острием. Баньяны раздуваются, как целый лес, сотня отдельных стволов дерется за свою долю солнечного света. Пожирающий храм фикус с фотографии отца теперь живет в мальчике. Усиливается с каждым обрывком многократно используемого кода. Это дерево будет расширяться, искать трещины, нащупывать пути для бегства, шарить в поисках новых хозяев. Следующие двадцать лет оно будет расти под руками Нилая.

А потом расцветет, став запоздалой благодарностью мальчика за столь ранний подарок на день рождения. Его уважением к тощему маленькому папе, тащившему массивную коробку по лестнице. Его хвалой Вишну, известному Нилаю лишь по дешевым индийским комиксам, которые он никогда не прочтет. Его прощанием с видом, что из животного превращается в поток данных. Его попыткой воскресить мертвых и заставить их снова полюбить Нилая. Так много стволов, растущих вниз от одного дерева. Семя, зароненное в мальчика отцом, пожрет весь мир.

СЕМЬЯ ПЕРЕЕЗЖАЕТ В ДОМ недалеко от больницы Эль-Камино, в Маунтин-Вью. Три спальни: такая роскошь смущает Бабуля Мехту. Он по-прежнему ездит на машине, которой уже двадцать лет. Зато каждые пять месяцев улучшает компьютеры.

Риту Мехта паникует каждый раз, когда прибывает новая коробка.

— Когда это кончится? Ты пустишь нас по миру!

Гараж переполнен такой кучей старой техники, что машина туда больше не помещается. Но каждый компонент, даже самый устаревший, это чудо умопомрачительной сложности, созданное командой героических инженеров. Ни отец, ни сын не могут выбросить эти отжившие свое диковины.

Черепашья скорость закона Мура мучит Нилая. Ему нужно больше оперативной памяти, больше операций в секунду, больше пикселей. Десятую часть своей юной жизни он ждет следующего ломающего барьеры апгрейда. Что-то внутри этих крохотных, переменчивых элементов жаждет выйти наружу. Скорее не так: эти медлительные штуки по идее должны делать что-то такое, чего люди пока даже не способны вообразить. И Нилай на пороге того, чтобы это найти и дать ему имя, если только он сможет отыскать правильные магические слова.

Нилай мелькает на школьном дворе, предавая свое детство. Он, конечно, наизусть заучивает все явки и пароли — ударные фразы из бесчисленных ситкомов, припевы из разрушающих мозг мелодий с радио, биографии пятнадцатилетних сексуальных старлеток, чья красота по идее должна сражать его наповал. Но по ночам он не думает о битвах на спортплощадке или о последних убийственных слухах, а видит во сне компактный прекрасный код, который делает так много, а тратит так мало — биты данных переходят от памяти к регистру, а затем к аккумулятору и обратно в настолько прекрасном танце, что Нилай даже не может рассказать о нем друзьям. Они просто не поймут, как увидеть то, что он им покажет.

Каждая программа дает возможность. Лягушка пытается пересечь оживленную улицу. Обезьяна защищается бомбами в бочках. Под этими смешными квадратными скинами создания из другого измерения вливаются в мир Нилая. И есть лишь крохотный отрезок времени, когда можно увидеть их по-настоящему, прежде чем эти явления, которых никогда не было, превратятся в то, что существовало всегда. Через несколько лет ребенок, вроде него, получил бы когнитивно-поведенческую терапию от Аспергера и селективные ингибиторы обратного захвата серотонина, чтобы выровнять его неуклюжее человеческое общение. Но Нилай раньше всех ясно понимает: люди находятся под угрозой. Когда-то судьба человеческой расы находилась в руках хорошо приспособленных, социальных повелителей эмоций. Но теперь мир получил обновление.

Нилай читает запоем, пусть это и старомодно. Эпические полотна, в которых разворачиваются подлинные скандалы времени и материи. Масштабные романы о ковчегах поколений, летящих в космосе. Города под куполами, словно гигантские террариумы. Повествования, которые разделяются и разветвляются на бесчисленное множество параллельных квантовых миров. Одну историю Нилай ждет еще до того, как натыкается на нее. И когда он все же находит этот рассказ, тот остается с ним навсегда, пусть потом ни в одной базе данных он не может разыскать следы его существования. Инопланетяне высаживаются на Земле. Они совсем крохотные, как это часто бывает с чужими. Но метаболизм у них такой, как будто завтра конец света. Они мечутся вокруг, словно рой мошкары, слишком быстрые, чтобы их заметить, — настолько быстрые, что земные секунды кажутся им годами. Для них люди — всего лишь скульптуры из неподвижной плоти. Чужаки пытаются установить с нами контакт, но никакого ответа нет. Не найдя признаков разумной жизни, они жадно вгрызаются в замершие статуи и начинают собирать их про запас, как огромную кучу вяленого мяса, для долгого путешествия домой.

ОТЕЦ — ЕДИНСТВЕННЫЙ ЧЕЛОВЕК, о котором Нилай будет заботиться больше, чем о своих творениях. Они понимают друг друга без слов. Оба несчастливы, если не сидят вместе перед клавиатурой. Дружеские подзатыльники, тычки в ребра. Подначки и смешки. И всегда этот кроткий, напевный ритм, склонив голову:

— Берегись, Нилай-джи! Будь осторожен. Не злоупотребляй своими способностями!

Целая огромная вселенная ждет, когда ее оживят. Вместе отец и сын должны сотворить возможности из мельчайших атомов. Нилай хочет нот и песен, но его машины немы. Потому вместе с отцом они создают свои собственные пилообразные сигналы, щелкая маленьким пьезодинамиком так быстро, что тот начинает петь.

Отец спрашивает:

— Каким образом ты стал созданием такой невероятной концентрации?

Мальчик не отвечает. Они оба и так знают. Вишну вложил все существующие возможности в их маленький восьмибитовый микропроцессор, и Нилай будет сидеть перед дисплеем, пока не освободит свое создание.

Уже взрослым Нилай сможет перетащить иконку и бросить ее в древовидную диаграмму, одним движением запястья совершая то, на что ему и его отцу понадобилось бы шесть недель работы по вечерам в подвале. Но никогда больше у него не будет этого чувства непостижимого, что только и ждет, чтобы его постигли. В отделанном красным деревом лобби офисного комплекса, стоящего миллионы долларов и оплаченного галактикой, находящейся по соседству с этой, Нилай повесит доску со словами из своего любимого автора: