Верхний ярус - Пауэрс Ричард. Страница 59
В нем что-то скручивается. Нилай не сразу распознает в ощущении голод. Надо поесть, но это такой затратный процесс. Он подкатывается к мини-холодильнику, хватает энергетический напиток и еще что-то, вроде пирожок с курицей, заглатывает, даже не разогревая в микроволновке. Вечером он приготовит настоящий ужин, или завтра. Он собирает из кипарисовых досок от своей лучшей бригады дровосеков исполинский ковчег, когда звонит телефон. Утренняя встреча с журналистом, тот хочет взять интервью у восходящей звезды индустрии — паренька, которому и близко тридцати нет, а он уже построил дом для столь многих бездомных пареньков.
Репортер кажется не старше своего субъекта — и оцепеневшим от волнения.
— Мистер Мехта?
Мистер Мехта — это его отец, которого Нилай пристроил в скромные хоромы под Купертино, с бассейном, домашним кинотеатром и прудом в окружении мандиров из розового дерева, где миссис Мехта готовит каждую неделю пуджу и молится богам, чтобы принесли ее сыну счастье и девушку, что разглядит в нем того, кто он есть.
Отражение в панорамном стекле дерзко поднимает на него взгляд: бурый щуплый богомол с мосластыми суставами и огромным черепом, обтянутым кожей, вместо головы.
— Зовите меня Нилай.
— О боже. Хорошо. Вау! Нилай. Я Крис. Спасибо за разговор. Так, сначала я хотел спросить: вы знали, что «Господство» будет таким хитом?
Нилай знал задолго до того, как игру выпустили на волю Знал с того самого момента, когда ему пришла эта мысль под огромным, раскинувшимся, пульсирующим деревом ночью, на Скайлайне.
— Примерно. Да. Из-за бета-релиза в офисе встала вся работа. Проект-менеджеру пришлось ввести запрет на игру.
— Черт возьми. У вас есть данные о продажах?
— Продается очень хорошо. В четырнадцати странах.
— Как думаете, почему?
Успех игры прост. Это сносное факсимиле того места, что Нилай представил себе в семь, когда его отец впервые притащил огромную картонную коробку по лестнице. «А теперь, Нилай. Что сделать этому маленькому созданию?» Мальчик хотел от него немногого: вернуться в дни мифа и зарождения, когда куда ни пойди, все зеленое и податливое, а жизнь все еще могла быть чем угодно.
— Не знаю. Здесь простые правила. Мир на тебя реагирует. Все происходит быстрее, чем в жизни. Можно смотреть, как растет твоя империя.
— Я… я признаюсь. Я просто влюбился! Вчера ночью, когда я наконец оторвался, на часах было где-то четыре утра. А я все себе говорил — «ну, еще один заход». И когда я отошел от экрана, вся спальня так и расплывалась перед глазами.
— Мне это знакомо. — И Нилаю правда знакомо. Все, кроме вставания.
— Как думаете, игра не влияет на мозги тех, кто в нее играет?
— Влияет, Крис. Но, думаю, как и все на свете.
— Вы видели статью в «Таймс» на прошлой неделе, об игровой зависимости? О том, что люди тратят пятьдесят часов в неделю на видеоигры?
— «Господство» — не видеоигра. Это игра разума.
— Ну ладно. Но признайте, на нее уходит много продуктивного времени.
— Это явно хронофагическая игра. — Он так и слышит, как на том конце провода возникает маленький знак вопроса в комиксовом облачке. — Она поглощает время.
— Вас это беспокоит? Что вы будете подрывать продуктивность?
Нилай смотрит на склон горы, выбритый наголо полвека назад.
— Не думаю… Может, даже не так уж плохо чуть-чуть подорвать продуктивность.
— Хм. Ну ладно. Уж точно игра убивает мое время. Я все натыкаюсь на то, чего нет в руководстве пользователя на сто двадцать восемь страниц.
— Да. Отчасти поэтому люди не могут от нее оторваться.
— Пока я в игре, я чувствую, что у меня есть цель. Всегда надо сделать что-то еще.
«Да, о да», — хочет ответить Нилай. Безопасно и вменяемо, без болот двусмысленностей, без межличностного мрака — и твоя воля получает свою законную землю. Считайте это смыслом.
— Думаю, там многие чувствуют себя уютнее. Чем здесь, — говорит он.
— Может быть! По крайней мере люди моего возраста.
— Да. Но мы планируем на следующий релиз самые разные новые роли. Новые стили игры. Векторы возможностей для самых разных людей. Мы хотим, чтобы там было хорошо каждому.
— Вау. Ясно. Круто. И что компания будет делать дальше?
Компания ускользает из-под контроля Нилая. Команды и менеджеры населяют организационное древо быстрее, чем он успевает уследить. К ним каждый день стучатся лучшие разработчики в Долине — хотят поиграть. Программисты с шоссе 128 вокруг Бостона, недавние выпускники из Карнеги Меллон — мозги, с младенчества сформированные играми, которые Нилай раньше раздавал, — умоляют его дать им шанс помогать уже вовсю идущему огульному исходу.
— И хотелось бы ответить, но не могу.
Крис всхлипывает.
— А если я буду умолять?
В его голосе — вся уверенность здорового ходячего мужчины. Скорее всего, белого, приятной внешности. Очарование и оптимизм парня, который еще не знает, что люди делают с другими людьми, с другими живыми существами, когда ощутят ужас, и страдания, и потребности.
— Хотя бы намек?
— Ну, все просто. Больше всего. Больше сюрпризов. Больше возможностей. Больше мест, где будет больше существ. Представьте себе «Господство», только насыщенность и сложность умножены на сорок. Мы даже не знаем, на что это может быть похоже.
«Все из зернышка вот такого размера».
— Ого. Так здорово. Так… прекрасно!
Что-то кольнуло Нилая. Хочется сказать: «Спрашивай еще. Это не все».
— Можно спросить о вас?
У Нилая подскакивает пульс, будто он пытается подняться на своих гимнастических кольцах для упражнений. «Пожалуйста, нет. Пожалуйста, только не это».
— Конечно.
— Я уже много о вас читал. Ваши собственные работники зовут вас отшельником.
— Я не отшельник. Просто… у меня не ходят ноги.
— Я про это читал. Как вы управляете компанией?
— По телефону. По электронной почте. По мессенджерам.
— Почему нигде нет ваших фотографий?
— Лучше их не видеть.
Ответ смущает Криса. Нилаю хочется сказать: «Ничего страшного. Это же только РА».
— Как вы считаете, то, что вы росли в семье иммигрантов…
— О, вряд ли. Скорее всего, нет.
— Что — нет?
— Не думаю, что это оказало на меня такое уж большое влияние.
— Но… то, что вы индоамериканец? Вам не кажется…
— Вот что я думаю. Я был Ганди, Гитлером и вождем Джозефом. Я носил больше шести мечей и кольчужные бикини, от которых, если честно, так себе защита!
Крис смеется. Красивый, уверенный смех. Нилаю все равно, как выглядит Крис. Все равно, если он весит под двести килограммов и зарос кожным лишаем. Его охватывает желание сказать «Не хочешь куда-нибудь сходить?» Но, выходя из дома, лишь глубже уходишь в себя. «Ничего такого не будет. Ничего такого и не может быть. Это уже в провалом. Можно просто… посидеть, что ли, поболтать обо всяком — без страха, без боли, без последствий. Просто посидеть и поболтать, куда идут люди».
Невозможно. Один взгляд на усохшие конечности Нилая — и даже этот уверенный в себе смеющийся журналист придет в отвращение. И все же этот Крис — он любит игру Нилая. Играет ночь напролет, до утра. Код, написанный Ни-лаем, влияет на мозг этого человека.
— Просто. Я много кем был. Много что пережил. В Африке каменного века и на границах других галактик. Думаю, уже скоро — не сейчас, но скоро, — если технологии будут развиваться и давать нам больше пространства, думаю, мы сможем стать кем захотим.
— Это… уже немного слишком.
— Да. Наверное.
— Игры не… Люди все равно хотят денег. Все равно хотят престижа и социального статуса. Политику. Эго все навсегда.
— Да. Навсегда? Наверное. — Нилай смотрит в экран, на прущий на него мир, где социальный статус будет накапливаться исключительно в виде голосов в пространстве одновременно мгновенном, глобальном, анонимном, виртуальном и безжалостном.
— У людей все еще есть тела. Они все еще хотят реальной власти. Друзей и любовников. Вознаграждений. Достижений.