Зародыш мой видели очи Твои. История любви - Сигурдссон Сьон. Страница 13

Одним словом, золотая лисица была для многих недосягаемой мечтой, и юного принца охватило неистовое желание поймать ее. Он крикнул своим спутникам, но те были так увлечены стрельбой по дроздам, что не услышали его и не заметили, как он, пришпорив арабского скакуна, бросился за зверьком.

Погоня продолжалась по всему лесу – вдоль его и поперек. Золотая лисица неслась по лесным ложбинам, сквозь кустарник, подныривала под корни деревьев, перепрыгивала через ручьи. Принц упивался ловкостью своего жеребца, с азартом преследуя добычу. Ему очень хотелось поймать лисицу живой, чтобы преподнести ее в подарок отцу и тем самым смягчить его гнев. Они с отцом повздорили из-за отношений принца с женщинами, или, вернее сказать, из-за отсутствия у принца аппетита к адамову ребру. Это обстоятельство стало настолько известным в мире, что другие правители на высочайших собраниях без конца подтрунивали над кайзером.

А лиса мало-помалу завлекала своих преследователей все глубже в лес – дальше, чем они когда-либо заходили, и принцу пришлось жестко погонять своего любимца, когда заросли крапивы стали такими густыми, что жеребец с трудом находил опору для копыта.

Наконец золотая рыжуха выдохлась, и принцу удалось загнать ее в угол на полянке, окаймленной густопереплетенными зарослями. Осадив коня, он развернул его боком, отрезав лисе путь. Так приближался он к ней с великой осторожностью, а она, припав почти к самому дерну, подозрительно мерила взглядом человека, который подошел к ней ближе, чем кто-либо другой. Этот взгляд, пылавший ненавистью, овладел мыслями принца, и ему на мгновение показалось, что он столкнулся с тайной, бесконечно большей, чем обычная плутовка, чья хитрость сделала ее легендой среди деревенских увальней.

Вдалеке громыхнул раскат грома, и жеребец под всадником заволновался. Чтобы сдержать его, принц натянул поводья, а когда снова взглянул на лису, она, казалось, исчезала у него на глазах:

золотая шубка утратила свой блеск, и зверек медленно растворился, просочившись сквозь землю. Не веря собственным глазам, принц потер их и потряс головой: на полянке не было никакой лисицы, а вместо нее на траве лежали две белоснежные жемчужины.

Принц с досады скрипнул зубами, но решил, что лучше вернуться в Осенний дворец с двумя жемчужинами, чем с пустыми руками. Он спешился, привязал коня к низкой ветке и направился вглубь полянки. Но не успел он наклониться за жемчугом, как над лесом сверкнула молния, отразившись на острых, как иглы, страшных клыках лисицы – прямо у его пальцев. Принц поспешно отдернул руку, а лиса, теперь уже черная как смоль, поднялась на задние лапы и прошипела: «Несчастный человек, ты еще вспомнишь, как неразумный зверь сыграл с тобой шутку!» И с этими словами она метнулась стрелой мимо принца, между конских ног – и прочь с поляны.

Обезумев от страха, скакун встал на дыбы, принц бросился к нему, пытаясь осадить, но жеребец сорвался с привязи и сбил своего хозяина наземь.

Когда принц пришел в себя, он уже был не на поляне, а лежал в бедной, но опрятной кровати. В воздухе витал аппетитный аромат сдобренного пряностями супа, из соседней комнаты доносилось тихое женское пение. Откинув искусно расшитое лоскутное одеяло, которым укрыл его благодетель, принц со стоном поднялся на ноги и прихрамывая подошел к окну. После падения у него ныло во всем теле, а лоб горел так, как будто к нему прилепили кусок раскаленного угля.

В залитом дождем оконном стекле принца встретило жалкое зрелище: лицо было покрыто синяками и ссадинами и увенчано пестрой тряпкой для нюхательного табака. Под тряпкой, у самых корней волос, несколько плотных листьев прижимали к его лбу кусочек угля. «Я выгляжу, как карикатура на Данте, – буркнул принц, а он был известен своим интересом к литературе и изобразительным искусствам, и добавил: – И у меня абсолютно голая задница».

Оглядевшись в поисках своей одежды и нигде ее не увидев, он решил снова улечься в постель. Когда он уже карабкался на кровать, выставив кверху свой розовый августейший зад, в комнату вошла молодая девушка. Она не засмеялась, она была красивой, она была его спасительницей и держала в руках поднос с ломтем хлеба и миской горячего ароматного супа.

Пока принц угощался супом, девушка поведала ему, что, когда разразилась гроза, она собирала в лесу свои травы и, припустив от дождя во весь дух, едва не угодила под копыта жеребца, исполнявшего на тропинке пляску святого Витта. Вскоре после этого она наткнулась на израненного мужчину, что лежал без сознания у самой кромки болота, которое проглотило немало хороших парней. Этим мужчиной у болота как раз и был принц. Конечно, она не могла оставить его там лежать в такую ужасную погоду и притащила его сюда, к себе домой. Поэтому он и сидит сейчас здесь и ест суп. Кстати, как суп-то, вкусный?

Принц был вынужден признать, что суп был сущее объеденье.

Буря бушевала в лесу семь дней и семь ночей. Что в продолжение всего этого времени происходило между принцем и девушкой, никто не знает, но на утро восьмого дня он распрощался, окрепший и в заштопанных портках, а на прощание подарил ей перстень. Это была изысканнейшая драгоценность – из белого золота, с двуглавым орлом, инкрустированным рубинами.

Через три месяца после того, как у нее останавливался будущий кайзер, девушка перестала появляться на рынке и объявилась лишь по прошествии шести месяцев. Люди подозревали, что она выносила ребенка и что родился у нее мальчик, которого она спрятала в лесной пещере. Но сколько народ ни отправлялся в экспедиции и походы на поиски ребенка, его так и не нашли, что подтверждало, насколько его мать хорошо знала лес. Ей, постоянно бродившей по самым глухим его закоулкам в поисках трав и ягод для мазей и эликсиров, не составило бы труда скрыть в темных дебрях младенца.

Говорили, что девушка прятала своего сына и наследника престола, потому что он должен дождаться времен, когда страна столкнется с великими бедами и лишениями и люди будут готовы принять его в качестве своего духовного и мирского вождя, который укажет им путь в грядущие столетия. А до тех пор, пока он не выступит из укрытия, защищенный своим происхождением, добродетелями и сокровищем, которое для него оставил отец и которое хранится с ним в пещере, он не будет стареть, и ему не прибавится ни дня свыше двадцати одного года.

Что же до девушки, его матери, то она старела, как и все другие, и превратилась под конец в эксцентричную старуху, что жила в одиночестве в самой чаще леса, не следовала ни божьим, ни человечьим законам и торговала на рынке своим товаром. В конце концов она померла, уткнувшись лицом в кашу, и не оставила ни единого намека на местонахождение пещеры, юноши или дивного сокровища. Когда обыскали ее жилище, то нашли лишь то, что обычно бывает в лачугах старых знахарок.

А принц стал кайзером. Насмешники прозвали его «девственный король» за то, что его имя никогда не упоминалось вкупе ни с одной женщиной, кроме той девушки, которая давным-давно одним осенним днем спасла его от печальной участи сгинуть в болоте. Он заделался большим энтузиастом художественной вышивки и разведения лебедей, растратил всю казну на разные искусства и рискованные предприятия и утонул молодым и вопиюще бездетным – как написали официальные летописцы. А правдивость этой короткой истории подтверждается таким фактом: при посмертном освидетельствовании его тела выяснилось, что приватный орган принца был позолоченным.

Тут следует добавить, что еще долгое время после этих событий дети, игравшие у самой кромки леса, слышали, как в подлеске, словно лис, шебуршился юноша, а девушки, которые отваживались зайти чуть подальше, чувствовали на себе взгляд молодого мужчины. И каждая из них мечтала, как однажды встретит на безлюдной лесной тропинке внебрачного кайзерова сына и что вспыхнет между ними любовь, и заживут они вместе, и будут жить долго и счастливо.

Но с тех пор прошло уже слишком много времени, лес давно утратил свое сказочное очарование, золотой лисицы никто не видел с тех пор, как умерла старуха, дети перестали бояться таинственного юношу, а девушки теперь отправляются на поиски женихов в большие и маленькие города. Что и я сделала, и нашла здесь моего Карла.