Колесо года (СИ) - Пронина Екатерина. Страница 21

— И зря, — он большим пальцем стер с моих губ пятнышко сливок. — Ты красивая девушка.

Я знала, что он привирает. Не каждый человек рождается красивым, и это нормально. Но я улыбнулась, потому что он хотел сделать мне приятно.

— Тебе не кажется, что Костя не ценит тебя? — мягко спросил Вадик, склоняя голову набок. Миндалевидные глаза в тени густых ресниц казались бархатными.

— Не лезь в мои отношения так далеко, — попросила я. — С меня — только эмоции. Пожалуйста, не играй в психоанализ.

— Извини, — он улыбнулся и развел руками. — Расскажи мне сама, что захочешь.

За соседним столиком, склонив друг к другу головы, шептались трое стариков, седых и кругленьких. Из жадности они говорили тихо, но обрывки разговоров все равно долетали до нас. У них длинные жизни и много историй, которые можно пересказать, но вспомнить их тяжело, а давно прошедшие чувства на вкус отдают сухими газетами. Всё равно что «Комсомольскую правду» жевать.

Толстяк за дальним столиком слушал девушку, которой заплатил. Я не в первый раз видела его здесь, он покупал личные, болезненные, полные счастья или слёз разговоры за деньги. Его ужин отдавал на вкус хрустом купюр.

Подобные Вадику называют себя эмоциональными вампирами. Такими, как он, рождаются. Дар и проклятие одновременно: избавленные от собственных чувств, они вынуждены поглощать чужие. Жертвам от этого не больно. Я не считаю, что он меня использует, у нас скорее дружба и равноценный обмен.

Группа товарищей, запивающих разговор пивом, была совсем неразборчива в еде: они делились пошленькими байками, сплетнями и слухами. «…Она изменила ему с адвокатом, а потом посадила!»

— Фу, — поморщился Вадик. — Как это можно есть?

— Ты жрёшь мои скандалы из-за грязной посуды, ревность к подругам и слёзы в подушку, — поддела я. — Это правда лучше на вкус?

Вадик подпер кулаком остро очерченный подбородок. Светло-каштановые волосы в свете фонариков сияли, как янтарь. Я могла бы решить, что он печален, если бы он способен был что-то испытывать.

— Твои рассказы искренние, — вздохнул он. — Это сильные эмоции, которыми мой друг делится со мной добровольно. Это очень, очень вкусно.

— Тогда я готова делиться хоть каждую неделю, — фыркнула я. — У меня полно таких историй.

Я попросила счет и начала собираться. Небо за высокими арочными окнами ресторана стало темно-синим, как бутылочное стекло. Пора было заканчивать ужин, если я хотела добраться домой без пробок. Я уже несколько раз слышала, как гудит в моей сумке телефон.

— Подожди, пожалуйста, — Вадик поймал моё запястье. — Я хотел попросить тебя об услуге.

— Для моего друга — конечно.

— Ты ведь знакома с человеком, который способен исправить мой дефект, — глаза вампира блеснули. — Я имею в виду, дать мне возможность чувствовать. Испытывать свои эмоции, а не только питаться объедками чужих.

— Это не так уж здорово, — быстро сказала я. — Я подбираю себе успокоительные, чтобы справляться. Курю. Смотрю сопливые мелодрамы. Плачусь тебе в жилетку.

— Всё равно я бы хотел, — отвел взгляд Вадик. — Просто познакомь меня со специалистом. Подумай, ведь я могу стать нормальным.

— Ты и так нормальный! Даже прекрасный! И не надо в тебе ничего менять. Ты умеешь слушать и сочувствовать, как ни один живой. Зачем тебе что-то испытывать на себе, если ты уже самое понимающее существо в мире?

Вампир нарочито печально вздохнул и на прощание галантно поцеловал мне руку.

* * *

Когда Костя заехал ко мне в следующий раз, он вымыл посуду без напоминаний. Я заметила, но ничего не сказала, боясь задеть его даже благодарностью. Когда мы ссорились, то потом становились осторожны друг к другу. Это было лучше, чем орать, но тоже не самое приятное для меня чувство. Что-то сродни тому, чтобы соприкасаться ссадинами.

— Тебе не кажется, что мы оба — люди, не созданные для близких отношений? — спросил меня Костя. — Может, поэтому нам так тяжело?

Я отшутилась. Неприятно осознавать себя поломанной. Будто я кукла, выпущенная с дефектом: все остальные ляльки открывают глаза и говорят «Я люблю тебя», если нажать им на животик, а мой механизм издает хрип и шипение.

Мы заказали роллы, открыли сидр и включили фильм подлиннее. Уютно бился в стекло мокрый снег. Я смотрела за мельтешением актёром на экране, свернувшись в клубок так, чтобы меня можно было обнимать всю целиком, от макушки до пяток. Правда ли мне всё равно, что чувствуют ко мне другие? Или всё же хочется, чтобы меня любили, даже когда я не могу любить себя? Красота — в глазах смотрящего, но и разочарование живет там же.

Когда-то моя жизнь была попроще, пока специалист не изменил меня. Тогда я думала, что он исправляет дефект, но сейчас понимаю, что он чинил то, что и не было сломано. Я родилась такой, как Вадик. Только более жадной, требовательной, голодной. Тёмная пустота внутри меня требовала заполнения, и я вгрызалась в книги, кино и музыку. Когда этого стало мало, я перешла на живых людей. Находила приятелей и заводила романы, слушала чужие стыдные, жаркие, невероятные истории. Был вкусно. Но не так, как испытывать самой.

И я обратилась к специалисту.

У меня остались прежние привычки. Я хожу в китайский ресторанчик, чтобы послушать жареные горячие сплетни или сальные подробности. Смотрю фильмы запоем, пока не заболит голова. Если читаю, то до тошноты, круглые сутки, чтобы потом отталкивал даже вид текста. Зацепившие песни буду крутить на повторе и учить наизусть. Если дружу с человеком, то без остатка.

«Расскажи мне. Расскажи ещё. Позволь забраться под кожу, почувствовать вкус крови и биение сердца на ощупь».

Я положила голову Косте на плечо. Под воротником его рубашки видно было белое горло с тонкой синей жилкой. Я иногда целовала его в шею, играясь. Даже прикусывала, но не сильно, если он сам просил: я вампир не в прямом смысле слова. Я выбираю ярких мужчин, которые не будут со мной счастливы, погружаюсь в них, питаюсь нежностями и ссорами. Потом, когда расстаемся, корчусь от боли, становлюсь неприятна и чудовищна.

Нет, не мы оба не созданы для нормального, теплого, близкого. Только я.

— О, очередной «просто друг, о котором не нужно беспокоиться», — заметил

Костя, ткнув в персонажа на экране. — Спорим, он окажется злодеем?

— Почему?

— С «просто друзьями» всегда что-то не так, — серьёзно сказал он. — В жизни, кстати, тоже.

У меня в кармане завибрировал мобильник. Я вздрогнула от неожиданности. Мне никто не должен был звонить.

— Спам, может, — зачем-то вслух пояснила я.

На экране высветился номер Вадика. Без имени, конечно. Я не записывала его в телефонную книжку, потому что это был один из немногих телефонов, которые я знала наизусть.

— Я сброшу, — снова неловко объяснила я, хотя Костя не задавал мне вопросов.

Через десять минут я пошла курить, хотя совсем не хотела, и долго мяла в пальцах незажженную сигарету. Мороз покусывал шею и руки. Ругнувшись вслух, я позвонила Вадику.

— Ты не вовремя, — сказала я вместо приветствия, услышав знакомый голос. — У меня Костя сегодня.

— Ну и что? Ревновать будет? — трубка фыркнула смехом. — Так расскажи, что я зверь безобидный, безопасный.

— Не только в этом дело, — прижав мобильник плечом, я зажгла сигарету. — Чего ты хотел? Голодный что ли?

— Я подумал. Хорошо подумал. Я хочу испытывать весь спектр эмоций. Быть живым.

— Ты и так живой. У тебя сердце бьется. Любая ЭКГ покажет.

Я собралась положить трубку. Сигарета тлела, обжигая пальцы, пепел сыпался на рукав светлой куртки.

— Я считал, мы друзья, — в голосе Вадика звучало глубокое разочарование. — А я, оказывается, нужен тебе только в роли бесчувственного болванчика. Не будь такой зацикленной на себе.

— А ты не притворяйся, что умеешь грустить, — я облизала трескающиеся губы. — Я тебя познакомлю со специалистом, раз так хочешь. Не жалей потом. Утешать тебя не буду.