Жестокая болезнь (ЛП) - Вольф Триша. Страница 42

Это наше восприятие времени. Наши часы. А иногда это настоящая пытка.

Я считаю секунды с тех пор, как Блейкли сбежала от меня.

Считаю минуты с тех пор, как был внутри нее, с тех пор как в последний раз пробовал на вкус ее губы, чувствовал ее в своих объятиях.

Дни тянутся, и я считаю.

Я уничтожил все часы. Разбил вдребезги свои карманные. Поджег хижину моей сестры и превратил в обугленные останки. Я уничтожил данные и свой проект, и все это для того, чтобы освободиться.

По сути, я пытался остановить время.

И какое жестокое откровение — обнаружить, что мой мозг — главный хранитель времени.

Пока я дышу, мои клетки не позволят мне забыть ее. Она закодирована в моей памяти. Ее сладкий запах кокоса, ее греховный вкус. Электрический ток от ее прикосновения. Теперь она часть моей ДНК.

Я провожу рукой по лицу, в отчаянии произнося пылкие проклятия, пытаясь перенаправить свои мысли. Подобно клеткам, кодирующим мои воспоминания, я был занят перепрограммированием новой жизни — той, в которой я больше не брат и не ученый-биомедик. Я свободный от всех болезненных уз, привязывающих меня к прошлому.

И, как в любой программе, программист всегда оставляет открытым черный ход. Еще один способ войти. Однако в моем случае я оставил выход. В ночь пожара я подождал, пока Блейкли покинет хижину, прежде чем сбежать через лазейку. Я правда хотел сдохнуть из-за своего неудачного эксперимента, но по мере того, как пламя поднималось все выше, опаляя мою плоть, боль приносила мгновение ясности.

Я видел глаза цвета морской волны и ее раздирающие эмоции, когда просил Блейкли убить меня. Она колебалась. Это была всего лишь искра, малейший проблеск, но все же. И это осознание изменило все.

Я подсчитываю и теоретизирую, обматывая руку бинтом, когда мой ноутбук выдает сообщение о новом электронном письме. Заканчиваю обрабатывать ожог, затем смотрю в экран. Мой пульс учащается.

Уведомление получено из моих оповещений, которые я установил для определенных слов, фраз и имен.

Эриксон Теодор Дейвернс появляется выделенным жирным шрифтом.

Я нажимаю на электронное письмо.

Официальные представители ищут информацию об убийстве Эриксона Дейвернса. Его тело было обнаружено за мусорным контейнером возле жилого дома. В отчете говорится, что Эриксону нанесли тринадцать жестоких ножевых ранений. Его окровавленное тело было найдено без документов, денег или обуви. Подозревают ограбление в качестве мотива, но просят всех, у кого есть информация, сообщить об этом.

Я откидываюсь на спинку стула и сплетаю пальцы. Морщусь от боли в руке, но этого недостаточно, чтобы удержать меня от обсуждения теорий, возможностей.

Власти запрашивают свидетелей… значит, убийца скрылся. Вопрос, надолго ли. Я имею в виду, это же город. Эриксон вполне мог стать жертвой ограбления. Он также водился с очень сомнительными типами. Может быть, кто-то из них прикончил его.

Только мои инстинкты кричат не об этом.

Эриксон Дейвернс был на вершине списка мести одной очень преданной делу правосудия девчонки.

Дрожь пробегает по моему телу, когда я представляю ее разъяренной и дикой, с глазами, яркими, как море, предвестницей справедливости, когда она атакует. Она — самое прекрасное видение, полное страсти.

Что могло заставить человека с поверхностным аффектом, без прошлых склонностей к насилию, внезапно потерять контроль и совершить убийство?

Я знаю ответ — но знает ли она?

Ее стремление уравновесить чашу весов и осуществить возмездие является частью ее натуры. Именно поэтому она выбрала свою профессию. Поэтому у нее так хорошо получается мстить.

А Эриксон Дейвернс был незаконченным делом.

Но есть и темная сторона ее натуры, та часть Блейкли, которой нравилось причинять боль, страдание. Вот почему она хотела довести работу до крайности, чтобы по-настоящему заставить Эриксона страдать за грехи.

Ох, Блейкли, что ты натворила, моя маленькая садистка?

Я отодвигаю кусок бинта и осматриваю обожженную плоть своей руки. Повреждена, но мой организм уже вырабатывает новые клетки для заживления кожи. Мы адаптируемся. Мы выздоравливаем. Мы становимся сильнее.

Блейкли подобна этим поврежденным клеткам; ее мозг генерирует, чтобы восстановить и заменить выжженные воспоминания. Кодирует старые данные, учится и приспосабливается к своим новым эмоциям.

Я не потерпел неудачу. Я знал, что это не случится… не с ней.

Лечение прошло успешно.

Выдвигая ящик своего стола, я достаю единственный предмет, который мне удалось спасти от пожара до того, как он охватил хижину. Дневник объекта 6. Я просматриваю записи, чтобы найти рисунок Блейкли, который набросал в парке.

Мои пальцы благоговейно обводят ее черты. Жесткое выражение лица, когда она думала, что никто не видит. И как она соблазнительно прикусила губу.

Блейкли клялась, что она не такая, как я — божилась, что никогда не станет убийцей. Она отказалась лишить меня жизни, и я был свидетелем ее раздумий. Тем не менее, она, похоже, убила свою цель.

Почему отняла одну жизнь, а не другую?

Что отличает меня от Эриксона?

Возможно, ответ будет в новых сканированиях мозга. Или совершенно новой эмоциональной карте. Или, может быть, в том, что я не смогу оценить с помощью данных.

Некоторые ищут любовь в цветах и сладких признаниях в обожании и преданности. Наша любовь не сладкая. Наша любовь не наивная. Наша любовь больная и жестокая, рожденная в лаборатории. Насилие и одержимость — это лишь малая толика, и нами полностью владеет порочная страсть.

Блейкли принадлежит мне.

Она — мое доказательство. Мое лекарство прямо сейчас где-то там, бродит по миру. Самостоятельный новичок. Ей понадобится защита, руководство. Нужно, чтобы ее создатель помог ей измениться. Блейкли будет нуждаться во мне так же сильно, как я нуждаюсь в ней.

Скоро, маленький монстр. Скоро мы будем вместе.

«Правда, мы будем чудовищами, отрезанными от всего мира; но из-за этого мы будем более привязаны друг к другу». — МЭРИ ШЕЛЛИ, ФРАНКЕНШТЕЙН

ИНТЕРВАЛ

АЛЕКС

Если бы вы попросили меня дать определение любви раньше, я бы сформулировал это с научной точки зрения.

Любовь несущественна. Она запускает синапсы и химические вещества мозга — дофамин, норадреналин, серотонин, вазопрессин — вызывая выброс эндорфинов. То, что наше тело использует в качестве защитного механизма для защиты от боли, — это та же физиологическая функция, вызванная химическими веществами, призванная транслировать любовь.

Заставляет задуматься.

Любовь — это не отсутствие боли.

Это абсолютное погружение в нее.

От любви я не чувствую себя так, словно парю высоко над розовыми облаками или бегаю по полю маков в приподнятом настроении, в эйфории.

Любовь тащит меня по утесам ада, отрывая все еще бьющуюся мышцу от стенки груди, кровь воспламеняется от ее запаха, я мучаюсь под взглядом ее неистовых глаз.

Ее потеря уничтожила бы меня.

Даже сейчас, когда она держит шприц, ощущаю трепет от простого нахождения рядом с ней, наши молекулы цепляются, ее энергия поглощает мою, я бы скорее отрезал часть тела, чем страдал от ее потери из своего организма.

Таковы границы моей любви к Лорали Блейкли Вон.

А именно, есть несколько истин, которые я должен принять.

Я убийца.

Я отнял жизни.

Я неисправим.

И я ее не заслуживаю.

Тик-так-тик-так разносится по воздуху, ловушка, созданная для меня, совершенна по своей конструкции. Я все еще вижу поблескивающий оловянный циферблат своих карманных часов, подвешенный в темноте.

Общий враг, который объединяет нас.

Если бы Грейсон был чуть менее злобным, он бы просто убил меня. Вместо этого он оставил меня здесь, смотреть в ее прекрасные глаза цвета морской волны, чтобы я стал свидетелем ее разрушения, пока она делает выбор положить нам конец.