Конагер - Ламур Луис. Страница 21
Почти два часа ушло на то, чтобы проложить дорогу через тяжелый снег до лесного урочища. В ложбинке, над которой широкие ветви двух огромных сосен образовали шатер, защищающий ее от снега и ветра, он спешился и привязал коня. Выйдя на край урочища, залег между скал и стал разглядывать избушку в бинокль.
Стадо находилось там. На таком расстоянии разглядеть клейма Кон не мог, но ковбой всегда узнает свой скот по каким-то только ему известным признакам, подобно тому, как политик узнает своих сторонников в толпе. В урочище стоял скот Сиборна Тэя.
Насколько можно было судить, обитатели хижины еще спали. Над трубой струился дым.
Мороз крепчал, поднимался ветер, задувая снова с севера. Что ж, неплохо. Вряд ли эти молодцы тронутся с места по такому снегу да еще при северном ветре. Кон снова осмотрел хижину.
Бандитов он искренне презирал. Такие же ковбои, как он сам, а предпочли воровство. Конагер же принадлежал к числу тружеников, веривших в честный доллар за честный день. Вот и сейчас он должен вернуть скот на ранчо, и все.
Чувствуя себя усталым и злым от холода и тяжкого пути, Кон поднялся и подошел к коню. Постояв минуту в раздумье, раздраженно сплюнул.
— Да пошли они к чертовой матери! — решил он наконец, вскочив в седло, повернул мерина вниз по склону и поехал наискосок, стараясь держаться тыльной стороны хижины и надеясь, что в задней стене нет трещин. Впрочем, если бы они и были, их скорее всего законопатили ради сохранения тепла.
Взяв несколько кедровых веток, он подъехал ближе к хижине со стороны печки, тихо поговорил со своим мерином и встал на ноги в седле. Его опытный ковбойский конь застыл как вкопанный. Изловчившись, Конагер засунул зеленые ветки в печную трубу, да еще заполнил промежутки пучками хвои. Закончив работу, отъехал за угол хижины и стал ждать.
Внезапно раздался взрыв проклятий, дверь распахнулась, и наружу выскочил человек в нижнем белье и одном сапоге. Другой сапог он держал в руках. За ним вывалились остальные. Поднятые дымом из теплых постелей, они стояли на морозе, бранясь и кашляя, вне себя от ярости и без оружия. Лишь один из них успел обуться.
— Отлично! — подал голос Конагер, послал пулю в землю возле их ног и резко направил коня между ними и дверью хижины. Кто-то из скотокрадов, сбитый лошадью, покатился в снег.
— Назад! — скомандовал Конагер.
Держа винтовку на изготовку, он конем оттеснял их в сторону. Один из пленников сделал попытку обойти его сбоку, но получил удар стволом ружья, от которого рухнул в сугроб.
— А теперь марш в корраль и снимите жерди с ворот!
— Будь я проклят, если сделаю это! — крикнул кто-то.
— Ты будешь проклят, если не сделаешь этого! — Конагер поднял винчестер и выстрелил. Раздался крик. — Вы сами напросились, парни. Я слишком устал, гоняясь за вами по морозу, чтобы уйти ни с чем. Так что лучше поторопитесь! А не то оставлю ваши тела на съедение волкам.
Один из скотокрадов шевельнулся, обменявшись с остальными быстрым взглядом, и они подались назад, подальше от него. Конагер развернул лошадь и подъехал к воротам — как раз вовремя, чтобы заметить направленное на него дуло винчестера. Оказалось, еще человек ночевал в пристройке.
Ковбой выстрелил не целясь. Обожженный пулей, противник дернулся и получил вторую пулю. Винтовка выпала из рук бандита. Развернувшись и взяв винчестер обеими руками, Кон выстрелил в третий раз. Человек рухнул в дверной проем. Он упал поперек порога, медленно подтянул одну ногу и затих.
Конагер невозмутимо обратился к остальным:
— Вам, парни, лучше снять жерди.
И они подчинились.
Ткнув стволом винчестера кого-то в спину, Кон приказал:
— Выгони коров и стань сзади.
Когда стадо оказалось на свободе, он заставил пленников выстроиться лицом к изгороди, положить руки на верхнюю жердь, а сам, спрыгнув с коня, подошел к раненому в коррале, чтобы взять его оружие.
Пуля срикошетила от порога пристройки и прошла сквозь предплечье, войдя над запястьем и выйдя около локтя. Полностью выведенная из строя правая рука сильно кровоточила.
— Вали отсюда! — Конагер пинком под зад отправил его к остальным. Трофейный револьвер сунул за ремень, а винчестер положил в свой ружейный чехол.
— Ты же не бросишь меня здесь истекать кровью? — взмолился бедняга. — Ради всего святого, парень!
— Не суетись, малый, — осадил его ковбой, — а то тебя, того гляди, кто-нибудь забодает. Встань в рядок у забора и радуйся, что я не выпустил из тебя кишки.
Кон, пятясь, отступил к хижине и боковым ударом высадил стекло в окошке. Дым уже почти рассеялся. Убедившись, что внутри никого нет, он собрал оружие.
Сапоги выбросил в открытую дверь.
— Обувайтесь. — Одному из мужчин он сказал: — Помоги этому, раненому. Возьми руку на перевязь, а то с таким кровотечением недолго замерзнуть насмерть.
— Что ты собираешься с нами сделать?
— Не торопите меня. Вас стоило бы перестрелять, а еще лучше повесить, но можно оставить и так. Я еще не решил.
Он взглянул на человека, скорчившегося на пороге хижины, и пришел к выводу, что никогда его раньше не видел. Никого из бандитов он не знал, но трое ездили на лошадях с клеймом «Пять решеток».
Удостоверившись, что оружия больше нет, выбросил в дверь и куртки. Потом, продолжая держать противников на мушке, еще раз оглядел хижину. Найдя мешок консервов, несколько кусков бекона и мешок муки, собрал все добро и вынес наружу, поставив подальше от двери; затем вернулся в хижину и носком сапога разбросал по всей комнате горящие угли из очага. Не успел он выйти, как хижина занялась.
— Какого черта, что ты здесь творишь? — заорал на Конагера заросший черной щетиной детина со шрамом над глазом.
— Этот притон слишком долго служил убежищем для бандитов. Я его уничтожаю.
— А наши пожитки?
— К черту ваши пожитки! У вас хватало совести воровать чужой скот. Спросите о своих пожитках там, где вы получали такие приказы.
— Смок убьет тебя, — пообещал детина, — если только я не успею расправиться с тобой раньше его.
— Если ты еще раз откроешь рот без моего разрешения, — вкрадчиво произнес Конагер, — то у тебя будут шрамы над обоими глазами. — Он ткнул ближайшего бандита стволом винчестера. — Оседлай лошадей на всех, да живее!
Когда лошади были оседланы, велел всем садиться верхом и убираться.
— Шериф в Плазе ждет вас не дождется, — соврал он, — так что вам лучше направиться на восток.
— На восток? Шутишь? Там же на пятьдесят миль ни одного поселка!
— Что, тяжко? Такова доля скотокрада. Никогда не знаешь, что ждет тебя завтра. На самом деле на востоке есть еще пара почтовых станций, но я бы на вашем месте держался от них подальше. Ваше клеймо слишком широко известно.
Когда они отъехали, Кон сложил оружие в один мешок, а припасы в другой. Навьючил оба мешка на лошадь убитого и тронулся в путь на юг, гоня перед собой скот.
Когда маленькое стадо спустилось по склону позади хижины Тилов, Эви с детьми вышла навстречу. Коровы столпились возле поилки, а Конагер подъехал к дому. Спрыгнул с коня и снял со спины лошади мешок с провизией.
— Здесь пара кусков бекона, миссис Тил, а консервами можете поделиться со мной. И кофе тоже. Разделите все. Оставьте мне треть на дорогу до Плазы.
— Вы очень добры, мистер Конагер, но боюсь, что мы не сможем заплатить…
— Я от вас ничего не требую. Эти припасы захватил из пристанища греха, мэм, дабы удрученные грешники, следовавшие дорогой Сатаны, узрели тщету своих путей. Берите провиант и радуйтесь. — Он вытащил из другого мешка шестизарядный револьвер. — Оставьте себе и его — глядишь, пригодится.
— Что случилось, мистер Конагер?
— Ничего особенного. Для грешников, угнавших скот мистера Тэя, настали злые времена, но если они не дураки, то сейчас едут на восток и радуются жизни.
Он взглянул Эви в лицо.
— Миссис Тил, у вас остался еще тот чудесный суп? Вы видите перед собой чертовски голодного ковбоя.