Не говори любви «прощай» - Маслюкова Ольга. Страница 3

— А я сочувствую молодым, — Люба открыла новую бутылку вина. — Все время надо выбирать, утверждаться… Когда я в институте училась, мне все таким скучным казалось. Вроде где-то жизнь бьет ключом, а я за конспектами прозябаю. На полном серьезе хотела куда-нибудь на комсомольскую стройку поехать. Вот и сидела бы там сейчас в бараке, наслаждалась романтикой. Хорошо, мама грудью встала, не пустила. Да и Генка уже появился, любовь началась…

— Когда ты смотрела в замочную скважину, я анекдот вспомнила, — алкоголь поднял Варе настроение. — Муж поехал в командировку и поручил сыну присматривать за матерью. Возвращается и спрашивает: «Ну как? Кто-нибудь к маме приходил?» «Все нормально, — отвечает сын. — Приходил дядя Вася. Они закрылись с мамой в комнате, а я стал смотреть в замочную скважину. Сначала они чай пили. А потом дядя Вася снял брюки, повесил их на дверную ручку, и мне стало не видно». «Ну вот, — почесал голову отец, — опять полная неясность!» Прямо как у нас сейчас. Сплошная неясность!..

Стресс они снимали на кухне до поздней ночи, пока не вернулись возбужденные Геннадий с Инной и не сообщили, что Вову им отыскать не удалось.

— Ну ничего, — сжала кулачки Инна. — Ему это так просто с рук не сойдет!

— Брак для мужчин, — торжественно изрек Геннадий, — это цена, которую они платят за секс. А секс — цена, которую женщины платят за брак.

— Ты, пап, совсем, что ли? — добродушно спросила Инна.

— Все-таки напился, — миролюбиво посмотрела на мужа Люба.

Через пять минут Геннадий спал в кресле перед включенным телевизором.

Глава вторая

— Какое унижение! Бедная Любашка! С ее самолюбием объяснять всем, что со свадьбы дочери сбежал жених! Как я ее понимаю! Сама из-за Полины на транквилизаторах сидела. Ты же помнишь!

Женя звонила Варе из Германии, из курортного городка Баден-Баден, где уже два года жила как полноценная гражданка. Она вспомнила сейчас о том лете, которое оставило в ее жизни неизгладимый след.

Началось все это еще в Москве с того, что Женька решила отправить свою любимую дочь Полину отдохнуть на Черное море (потом она долго кляла тот день, когда подобная мысль возникла у нее в голове!). Полина только что закончила институт, и они со дня на день ждали известий из немецкого посольства. Женька хотела прибыть на новое место жительства в достойном виде и села на очередную диету — острый супчик, который варился из капусты, лука и сладкого перца. Рецепт гарантировал «сброс» девяти килограммов веса. Полина же своим присутствием мешала достигать результата — она беззастенчиво готовила себе нормальную еду, чем постоянно соблазняла мать. Так что ее отъезд на Черное море обеим был, что называется, на руку.

Через две недели Полина вернулась, и сразу стало ясно, что там с ней что-то случилось. Она закрывалась в своей комнате, никуда не ходила и с отстраненным лицом сутками слушала музыку. А еще дней через десять к ним пожаловал молодой человек — абориген с Черного моря, с восьмиклассным образованием, без профессии, работающий во время курортных сезонов лодочником. Однажды в его шлюпке случайно оказалась разомлевшая от солнца Полина, и стрела Амура мгновенно пронзила обоих.

К ужасу Женьки, «лодочник» мало напоминал мачо, зато сильно смахивал на крокодила, поймавшего в свою пасть наивную Полину и не собиравшегося легкую добычу отпускать.

Женя пыталась образумить дочь, объяснить, что «лодочник» ей не пара, что он даже ростом ниже ее, что если такой приснится во сне, то бросит в пот… Не говоря уже об остальном. Но очень скоро отношения между матерью и дочерью перестали быть доверительными и переросли в настоящую войну. В один из дней Полина сообщила, что не собирается мириться с таким отношением к ее возлюбленному, собрала вещи и, подхватив «лодочника», убыла с ним в неизвестном направлении.

Все новости о жизни парочки приходилось добывать от знакомых. Обосновались влюбленные в студенческом общежитии, где комендантом работала мать одной из Полининых подруг. Информация поступала неутешительная. Если Полина, будучи по профессии экономистом, нашла себе работу, то «лодочник» устроиться никуда не мог. Как подозревала Женя, на самом деле просто не хотел. Зато, как живописала особо приближенная к Полине подруга, «лодочник» вел себя как настоящий монстр: держал любимую в «черном теле», изводил ревностью, даже поднимал на нее руку. Женя ждала возвращения дочери, глотая успокоительные. В том, что это случится со дня на день, она не сомневалась — не может же Полинка долго носить розовые очки! Но время шло, а ничего не менялось.

Зато вскоре пришла и вовсе убийственная весть: Полина ждет ребенка!

Дальше сидеть, лить слезы и пить таблетки было нельзя. Требовалось действовать, и как можно скорее. Женя приехала в общежитие без предупреждения, застав Полину врасплох. «Лодочника», к счастью, дома не оказалось. Женя начала разговор с дочерью издалека, плавно приблизившись к главной теме — беременности.

— Не понимаю, — спокойно отреагировала Полина. — Разве ты не хочешь стать бабушкой?

Это были ее первые и единственные слова за все время их разговора. «Лодочник» не терял времени даром: он обрел абсолютную власть над Полиной, заглотил ее всю своей крокодильей пастью. По сути, украл у Жени дочь. Весь разговор Полина просидела с каменным лицом, не реагируя на явное отчаяние матери, которая пыталась склонить ее к аборту.

Когда из посольства сообщили, что документы на выезд в Германию наконец готовы, Женя опять бросилась к дочери. Теперь предстоящая эмиграция казалась ей тем спасительным кругом, который вытащит Полину из объятий ненавистного «лодочника».

— Я никуда не поеду, — объявила уже изрядно пополневшая Поля.

— Квартиру я продаю. — Женя хорошо подготовилась. — Тебе негде будет жить. И не на что.

— Мы поедем к свекрови и свекру.

— Хорошо, — стиснув зубы, согласилась Женя. — Как хочешь.

И стала готовиться к отъезду, прерываясь на рыдания и думы о неблагодарной дочери, ради которой в основном и затевалась вся история с эмиграцией — ради ее будущего, ради ее благополучия. Ведь именно в Полине заключался смысл Жениной жизни. Теперь на месте их дружеских, искренних отношений, которыми Женя так гордилась и считала неподвластными любым ситуациям, осталось пепелище.

— А если ребенок будет похож на «лодочника»? — плакалась она Варе в жилетку. — Я же не смогу его любить!

Но ровно через три недели Полина вернулась от свекрови и свекра, живших в доме-развалюхе у Черного моря, и объявила матери, что едет в Германию вместе с ней. Что случилось там, в родовом гнезде гражданского мужа, — толком выяснить не удалось. Видимо, шалаш «лодочника» мало соответствовал представлениям Полины о рае…

Дожив до тридцати девяти лет, Женя вообще не подозревала о том, что в ее жилах течет арийская кровь. Правда, ее папа иногда намекал на свое непростое происхождение, но жил он в другой семье, виделись они крайне редко. И вдруг однажды отец позвонил дочери из больницы, куда попал с инфарктом, и попросил приехать для серьезного разговора. Женя испугалась. Она подумала, что он чувствует близкий конец и хочет с ней проститься.

С гостинцами и наклеенной на лице широкой улыбкой она явилась в больницу. Отец был оживлен, бодр и явно шел на поправку. Хитро прищурившись, он сказал:

— Я тут долго думал и решил, что тебе пора узнать историю нашей семьи.

Из длинного и весьма путаного рассказа выяснилось, что в далеком детстве папа был гражданином Германии, а его мать — Женина бабушка, которую она и в глаза не видела, — настоящая немка, вышедшая замуж за русского. Сложные перипетии военного времени раскидали семью по всему свету. Папа же был трудным подростком, которого романтические устремления потянули в Россию. Но на границе его поймали, судили и именно тогда отобрали единственный документ, который у него был, — немецкий паспорт. Выйдя из тюрьмы, папа уже по всем анкетам проходил как русский. А распространяться о том, что это не так, он не рисковал — боялся снова угодить за решетку.