Запрет на любовь (СИ) - Джолос Анна. Страница 61

— Сносно. Перестань, сказал, — строго на меня смотрит. И приходится призвать в себе всю внутреннюю силу для того, чтобы успокоиться.

— Когда тебя отпустят?

— Идёт следствие.

— Так долго!

— Адвокат работает.

— Плохо работает, — замечаю я недовольно. — Может, стоит заменить его на другого?

— Нет. Сагальский — один из лучших адвокатов в Москве. Он делает всё, что от него зависит. Нужно время.

— Ещё время? По-моему, его прошло достаточно!

— Есть определённые сложности. Не грузись. Расскажи лучше о себе, дочка, — переводит разговор на меня, когда садимся за стол друг напротив друга. — Как твои дела в школе? Что с учёбой?

— Готовимся к экзаменам, пап. Русский удалось подтянуть на четвёрку. У нас очень сильный учитель. Матильда Германовна.

— А с математикой как?

— Ну… относительно неплохо, — отвечаю я уклончиво.

— И что это значит?

— Это значит, что двоек нет.

— Достижение? — хмыкает.

— Вполне себе, учитывая мои способности. С геометрией борюсь. Очень не хватает твоей помощи.

— Справишься.

— Ещё я выбрала сдавать биологию, английский и обществознание.

— Биологию зачем?

— Она понадобится, если буду поступать в Университет спорта и туризма.

— Мы с тобой говорили про МГИМО, РУДН и Финансовую академию. Деньги на обучение у тебя есть, ты знаешь.

— Пап, ну какая Финансовая академия? Я сейчас снова занимаюсь теннисом, у меня хороший тренер и большие планы на будущее.

— Хорошего тренера в той дыре, где ты находишься, быть не может в принципе.

— Я тоже так считала, но оказалась не права.

— Университет спорта — категоричное нет. Моя дочь будет учиться в престижном вузе. Несмотря ни на что.

— Потом решим, — настойчиво своё подбиваю.

— Тата… — качает головой.

— У тебя со здоровьем всё в порядке? Выглядишь плохо, пап.

— Не на курорте, знаешь ли. Еда здесь — то ещё дерьмо, да и условия собачьи, даже за деньги.

— Бабушка Этери к тебе приезжала?

— Мы созванивались. Нечего ей здесь делать.

— Как это нечего? Она же мать. Разве её не волнует состояние собственного сына? — возмущённо спрашиваю.

— Остынь, чего ты так завелась?

— Потому что!

Скрыть своё истинное отношение к вышеупомянутой особи даже не пытаюсь. Благо, у нас с ней взаимная нелюбовь.

— Скучно тебе там, в этой глухомани?

— Уже терпимо. Я с девочками из своего класса подружилась.

Удивлённо выгибает бровь.

— Да, как-то так вышло, что у меня появились подруги, — пожимаю плечом.

— Ты поосторожнее с ними. Женщины — самые коварные существа на свете.

— Илона и Полина — хорошие девчонки, пап. Да и в целом, классный коллектив неплохой, как оказалось.

— Дома у Зарецких нормально себя чувствуешь? Привыкла?

— Да.

— Не обижают?

— Не обижают. Мать приезжала перед Новым Годом.

— Зачем?

Как всегда, при упоминании бывшей жены напрягается и страшно злится.

— Навестить нас. Подарки привезла. Кому они нужны… — пренебрежительно фыркаю.

— Ясно.

— Ты не думай обо мне дурно, пап, — спешу объясниться. — Я, как и раньше, держу её на расстоянии.

— Этой женщине нельзя доверять. Никогда не забывай о том, как она с нами поступила.

— Я ей этого не прощу. Будь уверен. Никакими подарками и фразами не перекрыть содеянного.

— Вы с Горозией уже виделись?

— Нет, в субботу едем к ним домой по приглашению его матери.

— Хорошо. Веди себя достойно. Помнишь, да? Чистота и непорочность девушки — есть её истинное богатство.

— Пап, — хмуро на него взираю, ощущая, как начинают безбожно гореть скулы.

— Уверен, Леван не позволит себе лишнего, но вы молодые, а значит всё равно есть риск потерять голову.

— Не потеряю. Давай не будем обсуждать это, пожалуйста. Мне страшно неловко.

Мы ведь ещё и не одни. При нашем разговоре присутствует посторонний человек, одетый в форму.

— Я рассчитываю на твоё благоразумие, дочь.

— Я тебя услышала.

— И чтобы никакого общения с противоположным полом в этом захолустном Красоморске, — добавляет он строго. — Поняла меня?

Сверлит напряжённым, суровым взглядом, и сердце начинает стучать быстрее.

Пульс подскакивает, бьётся в горле. Стыд новой волной опаляет скулы.

— Да. Поняла.

Еле выдерживаю зрительный контакт, но не смею опустить глаза.

— Вот и молодец. А теперь позови сюда деда. Мне надо перекинуться с ним парой слов.

— Хорошо, — встаю из-за стола и подхожу к нему, чтобы обнять на прощание. — Буду переживать и скучать, — целую в покрытую густой щетиной щёку и глажу по волосам, позволяя себе немного той чрезмерной, по его мнению, нежности, проявление которой он обычно не одобряет.

— Аналогично.

— Держись тут, ладно?

— Ступай.

— Может, тебе что-то привезти?

— Ничего не нужно.

Сжимает мою ладонь, а затем отпускает.

— Иди.

Тягостно вздыхаю.

Приходится отстраниться.

Пора. Меня предупреждали о том, что встреча будет короткой.

— Отец, — уже на выходе поворачиваюсь.

— Да?

— Люблю тебя. Помни, пожалуйста.

— Взаимно, Тата, — отвечает после паузы.

Киваю и ухожу оттуда, ощущая внутри смесь необъяснимой тревоги и чувства вины, раздирающего грудную клетку.

Глава 37

В субботу семья моей матери знакомится с семьёй моего жениха, ведь мы приезжаем к родителям Левана в Подмосковье.

— Здравствуйте, дорогие! — радушно встречает нас его мать. — Тата, красавица моя! — берёт за руки и расцеловывает в обе щеки. — Так давно не виделись! Мы по тебе скучали, дорогая!

— И я.

— Представишь наших гостей?

— Конечно. Это Эдуард Сергеевич, мой дедушка, а это его жена, Алиса Андреевна.

— Рады знакомству, — дед протягивает руку отцу Левана.

— Взаимно, мои дорогие. Семья Горозия. Я — Наира, это мой муж Анзор, дочь Эка и сын Леван.

Пока мужчины обмениваются рукопожатиями, переобуваюсь, снимаю шубу и отдаю её помощнице Наиры. Почему-то вместо хорошо знакомой пожилой Тинатин вещи принимает незнакомая, совсем молоденькая грузинка.

— Спасибо.

Кивает и отходит, зыркнув на меня столь неприветливо, насколько это вообще возможно.

Выгибаю бровь.

— Не будем смущать молодёжь. Оставим их поприветствовать друг друга. Эдуард, Алиса, проходите, пожалуйста. Родственники Амирана — наши родственники. Мы всегда рады видеть их в своём светлом доме.

Они перемещаются в зал, и вот наступает тот неловкий момент, когда мы с Леваном остаёмся одни.

Ну почти. Если не считать девушку, занятую развешиванием верхней одежды.

Смотрю на своего жениха. Он, как всегда, на стиле. Атласная чёрная рубашка с высоким воротом. Такие же чёрные атласные брюки и леопардовый, блин, ремень!

Думается мне, кое-кто непременно съязвил бы на этот счёт…

Поднимаю взгляд.

Волосы Левана уложены назад. На лице лёгкая модная щетина, оформленная у барбера. На шее толстенная золотая цепь, которой он недавно хвастался в тот момент, когда мы в последний раз созванивались по видеосвязи.

— Привет, родная.

Парень тут же подходит ко мне и крепко обнимает, притягивая к себе.

— Привет, Леван.

Первое, что чувствую, — парфюм. Дорогой, отлично знакомый, но отчего-то сегодня кажущийся очень резким.

Отвыкла я, видимо, за четыре с половиной месяца.

— Как ты долетела?

Не отпускает, но позволяет чуть-чуть отстраниться.

— Нормально. Болтало немного, но в целом, терпимо.

Слушает, внимательно и пристально при этом разглядывая.

— Что?

— Забыл уже, какая ты у меня вживую красивая, — довольно ухмыляется, пропуская сквозь пальцы прядь моих волос.

— Я на твои комплименты не ведусь, ты знаешь.

— Скучала за мной, Тата?

Как сказала бы Матильда, нарушение литературной нормы. Там другой предлог должен быть.