Вспомнить Нельзя Забыть (СИ) - "Ores". Страница 24
— Успокойся! — меня беспокоит его состояние и, похоже, больше, чем самого Волкова. — В смысле это моя стая? Та, в которой я буду вожаком?
Щелчок.
Мигнуло электричество.
Комп начинает перезагружаться, а глаза Дана темнеть.
— Не смей… ничего… больше… забывать! — это даже не голос, это тоскливый скрежет. — Это же наша жизнь!
Снова щелчок.
Комп, не успев запуститься, снова гаснет. Так техника точно по пизде пойдёт!
— Дан! — три шага вперёд. Я ни разу не сволочь, и если вижу кого-то на грани взрыва, подойду и… Волков судорожно сглатывает в моих объятиях и обмирает, из сильного здорового мужика превратившись в обессиленного и потерянного, и на это нельзя реагировать безучастно. Странно, а я хотел оплеуху влепить. Честно. В себя привести, а в итоге сам растерялся. Тело решило иначе, голова даже не успела подать сигнал.
Дан пристально смотрит мне в глаза, я задерживаю дыхание…
====== Часть 8 ======
Вик
Я читаю странный код, по венам начинает струиться жар. Да, воспоминаний в голове, связанных с этим авантюристом, нет, но руки, когда обняли его, приятно закололо. Запах его волос и шеи будоражит. Даже эти пепельные патлы в сторону отодвигаю ладонью, чтобы губами мазнуть по зоне пульса. Дан отступает на шаг назад, смаргивая, словно к себе прислушивается. Вспоминаю его слова: лучше сдохнуть, чем секс из жалости. Осознаю, что делаю. Трезвый головой, пусть и колени слабеют.
Вдруг стала невыносима мысль, что он снова будет просить себя трахнуть. Более унизительного предложения мне ещё не поступало и, глядя на этого сильного неча, зная о его привязанности ко мне, даже подумать об этом противно. Да, я плохо представляю сам процесс, но сейчас нет категорической неприемлемости или разделения на женское и мужское. По легенде единственный, кто ему нужен, это я. А ведь Дан мог воспользоваться услугами кого угодно, но упрямо ловит мой взгляд, повторяя, что воздуха всё меньше и меньше, и его выжигает изнутри. Дан умеет быть убедительным, но на колени меня не поставил. А мог. Силой. И его забота, граничащая с тревогой, в какой-то момент просто разнесла. Не купила, а именно убедила. Он рядом, потому что беспокоится не только о себе. С первого момента не скрывал, в чём его эгоистичная нужда, и, наверное, сил и слов бы хватило увезти меня в какую-нибудь жопу мира. Но так не сделал. Что возбуждало. За чередой событий я понял это, оказавшись вместе взаперти. Будто система, должная нас разделить, шла через одно место, кода Дан оказывался рядом, и всё происходило в точности до наоборот. Как можно быть таким попаданцем, я не знал, но жить так непросто, и друзей заводить тоже, что говорить о чём-то большем. А у него это было…
Сейчас знаю — ему сильно требуется моя помощь, и совру, если скажу, что оказать её не хочу. Вот так вот, за пару минут работы мысли, разложил для себя целую кучу чувств. Передо мной красивое тело, приятная внешность, возможности, которые не пробовал (или забыл к чёртовой матери), его не получается не хотеть, и я уверен, в это желание макаю себя сам, он ни черта не делает, чтобы мне понравиться, и всё равно… побеждает. И сейчас… его глаза надо видеть. Он смотрит, словно переспрашивает, уверен ли я, понимаю ли, на что иду? Не отказывается, гад, даже не думает об этом, и не представляет, как разносит его слепая преданность. Интересно, я веду себя так же?.. Только с ним?.. С этим нечем, выбрав его одним из миллиарда живых?..
И я киваю головой, облизав искусанные губы. Дан хватает меня за руку и тянет по длинному проходу в самую глубину, где воздух более застоявшийся, хотя и работает сплит-система. Боится, что промедление стряхнёт возбуждение и остудит пыл, но ничего подобного не происходит, наоборот, с каждым шагом жар и волнение усиливаются.
— Раньше тут у дежурного стоял удобный диванчик… — рассеянно шепчет, а мне слышится: «Пожалуйста, пусть там остался этот диван, чтоб не на полу!..» — А иначе… А-а-а-а-а, и стол сойдёт!
Но диван стоит, где оставили, и, полагаю, много оперативников, до одури насмотревшись файлов, валились на него без сил поспать. Под рукой нет ничего: ни простыни, ни рубашки, но что-то щёлкает в третий раз и руки Дана поднимаются, предлагая раздеть его. Подцепив края, тяну водолазку вверх, рассматриваю светлую кожу, на вид кажущуюся плотнее, чем у людей, но на деле ещё чувствительнее. Опуская руки, провожу случайно по животу, он напрягает мышцы. Проступает заметный пресс, рассматриваю с пристрастием, оставив ладонь на теле, вторая, зажав одежду, опускается вниз. Не медлю, скорее, пытаюсь понять, что со всем этим делать?.. Как повести себя правильно, и не дать ему ложных надежд или не загнаться самому. Возбуждение парня видно невооруженным взглядом, про себя молчу: внутри всё замерло и пульсирует в сердечном ритме с каждой минутой всё быстрее.
— Помочь? — его вопрос без капли издёвки, поднимаю глаза и уверенно мотаю головой. Нет уж, как-нибудь сам. Не хочу, чтобы он подломился под меня, как в том видении у капота. Пусть будет настоящим. Таким, каким, возможно, он и был до всего случившегося, если оно действительно правда. Поэтому разжимаю пальцы и водолазка падает на пол, а руки мои ложатся ему на спину и шею, тянут к себе уверенно, что даже он теряется.
Алкоголь бы помог? Да. Но это было бы совсем нечестно, тем более мне хотелось видеть без эффекта «через размытое стекло» и чувствовать без допинга. Я обнял надёжно, крепко поцеловал в губы. Что почувствовал, ощутив его язык у себя во рту?.. Взрыв. Маленькая бомба в районе солнечного сплетения сдетонировала без осечек и сбила пульс. Дыхание разом закончилось.
Пока не потерял контроль, разрываю поцелуй, Дан прихватывает мои губы, прикусив напоследок, и только тогда отходит лишь для того, чтобы развернуться ко мне спиной. Легко толкнув, ставлю парня коленями на диван. Дан, всё поняв правильно, сам сдёргивает джинсы с узких бёдер и, прогнувшись в пояснице, ложится локтями на спинку. Он не просит больше того, что могу дать, не требует ласки или лишней близости, он до одури хочет именно секса и меня, и как же это подстёгивает действовать.
Я скидываю футболку и приспускаю свои штаны. Смотрю как зачарованный на белую спину Волкова с созвездиями родинок, с напряженными поверхностными мышцами, ямки на пояснице, поджарый незагорелый зад и раздвинутые бёдра, насколько позволяют джинсы. Провожу рукой вдоль позвоночника, Дан глухо выстанывает и падает лицом в согнутые руки. Это не нежность, а ободрение, или что-то вроде того. Не члена, он стоит, аж звенит, а духа. Мне предлагают какой-то, несомненно, новый вид секса, а я плюю на последствия. Не любопытство, это больше похоже на осознанное участие в реабилитации. Такое приятное, как тепло его кожи под пальцами, ощущение мурашек на шее и брошенного через плечо недовольного взгляда, упрашивающего перестать медлить и просто выебать.
Трусь пахом о задницу. Здоровый молодой организм реагирует полуэрекцией. Плоть наливается тяжестью и мучительно хочется передёрнуть, но вместо этого прижимаюсь сильнее к нему.
— Дан… А… Мне сразу вставлять?
— Нет, прочти три раза «Отче наш»… — глухо бормочет в ответ, обжимая свой член ладонью.
На висках у него проступает испарина, ему плохо от того, что становится хорошо. Примерно то же самое ощущаю и я, и, как никто, могу его понять. Невыносимо больше тянуть, хочется именно засадить, натянуть его на себя и вытрахать из него всю дурь, или правду, которая для меня была тайной.
— Вот завалялся и дожил-таки до своего звёздного часа! — между ног он просовывает серебристый пакетик с презервативом. Глядит через плечо, как я зубами цепляю краешек упаковки, надевая и раскатывая гандон по члену, остатками смазки на пальцах провожу по его промежности от ануса до поджатых яиц. Мне было бы тоже приятно…
— Отче на-аш…
— Бойко, ты скотина… — шипит сквозь зубы, пока ввожу головку, не лихача, но невольно заводясь от его гнева и в то же время покорности. Ну нельзя быть настолько распущенным и невинным одновременно. Никак. Это вообще не может умещаться в одном человеке! Так передо мной и не человек. Кольцо мышц расслабляется и принимает по миллиметру, сидит плотно, точно подгоняется под меня, растягивается и бледнеет, член проникает глубже, а я смотрю как заворожённый не в силах переключиться на что-то другое. Сжав задницу ладонями, начинаю плавно толкаться, проникая глубже, со следующим ударом ускоряясь. Дан ловит толчки на полпути и с каждым из них опускается грудью всё ниже, ближе пододвигая бёдра ко мне. Спасая его и себя от приступа непонятной вины, утыкаюсь лбом в тёплую спину, касаюсь влажной тонкой кожи губами, собираю кончиком языка пот. Странно, но Дан пахнет приятно, словно только что из душа, и меня не интересует морок это или естественный аромат его кожи. Всё перестаёт интересовать. Вообще не узнаю мир, полностью сосредотачиваюсь на ощущениях — на динамичных толчках, его сорванном дыхании и своих блядских шумных выдохах.