Надежда - Талан Светлана. Страница 10

Прощание с детством

Итак, я по-прежнему жила в родительском доме. Образ соседского паренька, когда-то такого желанного, ушел в небытие в тот день, когда я поняла, что мне еще четыре года придется играть роль Гадкого утенка. Я перестала мечтать о нем. Так бывает, когда мы понимаем, что до звезд нельзя дотянуться рукой, к ним можно только долететь, а крылья у меня были связаны. Я надевала свои монашеские одежды уже не с отвращением, а с удовольствием. Наверное, так чувствует себя черепаха под панцирем – ужасно неудобно, зато надежно.

Мне казалось, что отец после произошедшего притихнет и станет ценить благородство матери, которая не написала заявление в милицию после того ужасного случая. Но чувство благодарности ему было несвойственно. На следующий день он пришел домой пьяным в стельку, с наглой рожей, и ночью, закрыв меня в комнате, опять избил мать.

Я не подавала виду, что мне известно о его темном прошлом и о том, что он мне отчим. Об этом меня попросила мама, а я всегда делала так, как она говорила. Мы теперь были с ней, словно две заговорщицы, и с еще большим нетерпением ждали момента, когда останемся дома одни. Тогда мы садились с ней рядом и, прижавшись друг к другу, мечтали о будущем. Эти светлые мечты давали нам силы жить и не впадать в отчаяние.

К маме все чаще приходила медсестра делать внутривенные уколы и ставить капельницы, и я научилась делать это сама и твердо решила стать врачом.

В один из зимних вечеров маме было очень плохо. Она перестала воспринимать то, что я ей говорила. Даже после уколов ей не стало лучше. Мне пришлось вызвать участкового врача. Доктор над ней долго колдовала, а потом велела мне собрать вещи, чтобы везти маму в больницу.

– Не надо, – прошептала мама, едва сознание к ней вернулось. – Я никуда не поеду.

Только мы с ней знали, почему она пошла на такую жертву. Когда мы остались дома одни, я прилегла с ней рядом и, укрыв одеялом, обняла ее. Я очень боялась потерять ее и лежала не шевелясь, стараясь даже дышать тихонько, чтобы не потревожить ее покой.

Уже далеко за полночь мама почувствовала себя лучше.

– Ну что, мой домашний доктор, – сказала она, заметив, что я не сплю, – напугала я тебя?

– Ага, – призналась я и шутливо пригрозила ей пальчиком: – Больше никогда так не делай.

– Не буду, – мама улыбнулась одними уголками губ. – Паша, я давно собиралась показать тебе свой тайник, да все откладывала на потом. А сегодня подумала, что поступала глупо. Если бы со мной что случилось…

– Мама, – я с упреком посмотрела на ее бледное лицо, на котором начинал появляться легкий румянец, – не говори глупостей и не пугай меня.

– Нет, правда, Паша, мне надо что-то тебе показать.

– Ты нашла клад? – пошутила я.

– Нет, я его сделала сама. Для тебя.

– Это становится интересно!

– Помоги мне встать, – попросила мама.

Я поддержала ее, и мама, пошатываясь, поднялась с постели и надела теплый халат.

– Идем, – подмигнув мне, сказала она и увлекла за собой по коридору, туда, где была лестница, ведущая на чердак.

– Хорошо, что у нас не водятся привидения, а то я не пошла бы с тобой, – улыбнувшись, сказала я матери.

– Нам одного привидения хватит. Как войдет в дом – всем надо прятаться, – горько пошутила мама, медленно поднимаясь по винтовой лестнице.

Мы поднялись на чердак и включили свет. Единственная лампочка горела тускло, и от скопившегося хлама падали в разные стороны расплывчатые пугающие тени. У меня по коже пробежали мурашки, и я с опаской огляделась.

– Закрой дверь на крючок, – попросила мама и, увидев мои круглые от страха глаза, добавила: – Так, на всякий случай.

Я вернулась к двери, прислушиваясь к каждому зловещему скрипу старых деревянных половиц под моими ногами, и закрыла дверь.

– Иди сюда, – тихо позвала меня мама, словно кто-то мог нас подслушать.

Она села на деревянный пол и подняла короткую и узкую дощечку. Просунув руку в образовавшуюся щель, мама достала что-то завернутое в черный полиэтиленовый мусорный пакет.

– Главное, запомни, какая дощечка не прибита, а то можно целый день искать и не найти, – предупредила мама. – Постарайся запомнить ее. Она по счету двадцать первая от бокового окошка.

– Запомнила, – сказала я, не совсем еще понимая, зачем мне это надо.

Мама медленно, торжественно развернула пакет, и я увидела там пачки стодолларовых купюр. У меня от удивления чуть глаза не вылезли из орбит, и я поморгала, чтобы убедиться, что это не сон.

– Откуда это у тебя?

– Это все тебе для учебы, для жизни, – довольно улыбнувшись, пояснила мама.

– Мама, ты банк ограбила?

– Не угадала. Это деньги, скопленные мною за всю жизнь. Твой родной отец давал мне деньги, пока мы не расстались, и я решила собирать их для будущего ребенка, словно чувствовала, что так надо. А Андрей, когда занимался продажей машин, не знал даже, сколько их есть в доме. Я осторожно, потихоньку, денежка к денежке, добавляла их в этот вот заветный мешочек.

– Мама, этого я от тебя никак не ожидала, – со смехом сказала я.

– Приходили его дружки, сорили деньгами – в прямом смысле – на пьяную голову, а я все сюда их несла. Знаешь, Паша, признаюсь тебе честно: я даже подворовывала денежки потихоньку у этих пьяных тварей. Ну, и у отца тоже.

Мы обе рассмеялись, все еще сидя на полу.

– Ну ты и Плюшкин! – воскликнула я.

– Я не Плюшкин! – в шутку возмутилась мама. – Скуп – не глуп! Я предусмотрительная, экономная, бережливая… э-э-э… Еще какая я?

Она смешно загибала пальцы, перечисляя свои достоинства.

– Хитрая! Ты – хитрая рыжая лиса!

– Да, я такая! Я хочу, чтобы мой маленький рыженький лисенок имел деньги, хотя бы на первое время!

– Давай положим клад на место.

– Давай. Только хорошенько запомни, где он лежит.

– Я могу забыть дома ручку или тетрадь, но где денежки лежат – никогда! – засмеялась я, а потом серьезно сказала: – Мы можем хоть сейчас уехать с тобой из этого дома.

– Нет, не можем, – вздохнула мама. – Этих денег нам на двоих и на твою учебу не хватит. У меня в запасе есть еще несколько лет, и давай больше не будем поднимать этот вопрос.

Мы завернули деньги в пакет и, засунув его под пол, вставили дощечку на место. С этого дня я рьяно взялась за учебу. Нельзя сказать, что я до этого училась плохо, но теперь я знала, что не могу, не имею морального права не оправдать мамины надежды. Я должна была окончить школу с золотой медалью и без всяких блатов и взяток поступить в медицинский. Я окунулась в учебу с головой, и время для меня полетело очень быстро. Незаметно приближался день окончания школы, и мы с мамой заранее, за несколько месяцев до выпускного, начали готовиться к моему побегу.

Чтобы не вызывать у отца подозрений, мы решили собрать мои нехитрые пожитки и спрятать их на чердаке в старом шкафу. Сначала там появилась одна дорожная сумка, затем – вторая, поменьше. Мы тайком покупали мне нижнее белье, пижамы и ночные рубашки, халатики, тапочки, спортивные костюмы, кроссовки и даже зубную пасту и щетки. Все это в отсутствие отца аккуратно складывалось в сумки, потом перекладывалось по-новому или просто доставалось, когда нам хотелось помечтать о будущем.

– Скоро выпускной, – как-то раз грустно сказала мама. – Ты пойдешь?

– Мама, не смеши меня! Какой выпускной? Выпускной – это вечер прощания с друзьями, с детством. Друзей у меня нет, а с детством я уже давно простилась.

– Разве ты не хочешь надеть красивое платье? Распустить наконец-то свои волосы?

– Красоваться перед отцом? – ляпнула я не подумав и, чтобы сгладить неловкость, заговорила о другом: – Давай лучше посмотрим, как у меня волосы отросли.

Волосы я начала отращивать более двух лет назад. Но мне приходилось их скручивать в тугой бабушкин узелок на затылке.

– Давай, – согласилась мама.

Я вынула шпильки, раскрутила узел и тряхнула головой, дав волосам волю. Они золотистой волной рассыпались по плечам и, почувствовав свободу, запрыгали по спине веселыми пружинками.