12 историй о настоящей любви (сборник) - Блэк Холли. Страница 31
Каждая игрушка была завернута в папиросную бумагу. Они аккуратно разворачивали их одну за другой: красные птички-кардиналы, пятнистые олени, черные медведи. Солнце, месяц и звезды. Яблоки, жемчужины, груши и розы. И снежинки. Много-много серебристых снежинок.
– А ты знала, – спросил Норт, вешая на елку голубую сойку, – что настоящие ели намного полезнее для окружающей среды, чем искусственные? Многие люди думают, что искусственные лучше, потому что настоящую нужно выбрасывать каждый год. Но настоящие деревья синтезируют кислород и, пока растут, создают среду обитания для птиц и животных. А потом, когда засыхают, их можно использовать как перегной для удобрения почвы. А пластиковые просто… гниют на свалках. И разлагаются сотни лет.
Мериголд ждала, когда он закончит свои разглагольствования.
– Да, – отозвалась она. – Я знаю.
– А. – Норт затих, покачивая на указательном пальце крошечную безделушку.
Но она поняла, почему он почувствовал, что должен ей об этом сказать. Она слегка пихнула его локтем.
– Я рада, что ты работаешь на хороших парней, Норт.
– Я и есть хороший парень. Один из них, – отозвался он.
Развесив последние украшения, Мериголд выглянула на улицу через стеклянную дверь. Крохотные снежинки кружились, падая с неба.
Мериголд побледнела.
– Ты знал, что идет снег?
– Видимо, он только что начался.
– Тебе пора. Мама наверняка уже закрывает ресторан и скоро будет дома.
Мериголд принялась судорожно запихивать бумагу в коробки, чувствуя на себе пристальный взгляд Норта. Он явно хотел у нее что-то спросить – наверное, то же, что и она у него, – но времени не было. Пока он прятал коробки, она ринулась на кухню, сняла с холодильника накрытое фольгой блюдо, прибежала обратно в комнату и сунула его Норту. – Пожалуйста, возьми это домой. В знак благодарности.
Лампочки гирлянд окрашивали его лицо то в синий, то в белый цвет.
– Что это?
– Печенье. Веганские имбирные леди. Это все, что у нас есть, но они очень вкусные, честно. Ты даже не почувствуешь, что в них нет масла.
– Имбирные леди?
Мериголд пожала плечами.
– Мою маму мужчины сейчас не очень интересуют.
– Ясное дело, – отозвался Норт. – Последний был так себе.
– Хуже некуда.
– А… как ты к ним относишься? – спросил он осторожно. – Нормально?
Она удивилась тому, насколько правда – простая, очевидная правда – может быть болезненной, если произнести ее вслух.
– Бывало и лучше, – наконец призналась она.
Норт внимательно смотрел на нее. Отблески огоньков мерцали в его теплых карих глазах.
– Мне жаль, Мериголд.
Ее сердце забилось сильнее.
Норт взял тарелку.
– Можно… можно я тебе как-нибудь позвоню? Я имею в виду, если тебя все еще интересует озвучка, я с радостью помогу. Я бы мог забежать после смены. Мне все равно нужно будет его вернуть.
Он приподнял блюдо неожиданным для него неуклюжим жестом.
Он ведь мог подойти и поцеловать ее. Он что? Проявляет уважение? Почему ей хочется раствориться в нем? Или чтобы он растворился в ней? Выхватив у него блюдо и отставив его в сторону, Мериголд дотронулась до его щек. И притянула к себе.
И поцеловала.
И он поцеловал ее в ответ.
Их губы раскрылись; его вкус был чистым, здоровым и совершенно новым для нее. Он притянул ее ближе. Ее пальцы скользнули вниз по его затылку. Вниз, к его груди. Он поднял ее, а она обхватила ногами его за талию, и это казалось самым естественным в мире. Будто бы они заново открыли нечто важное, что утратили когда-то, не помня об этой потери. Поцелуй стал глубже. Так они целовались несколько минут, сплетаясь телами.
Когда она наконец соскользнула обратно вниз, у них обоих тряслись коленки.
– Я хотел сделать это весь вечер, – признался Норт.
Его голос над самым ее ухом отдавался в глубине тела. Он заполнял ее всю.
– Я хотела сделать это весь месяц.
– Я хочу делать это весь остаток месяца, – Норт поцеловал ее под носом, потом в подбородок. – И после.
– И после, – согласилась Мериголд.
И их губы снова сомкнулись.
– Ладно, ладно, – рассмеялась Мериголд минуту спустя. – Теперь тебе точно пора.
И они поцеловались снова.
– А-а-а-а, – закричал он, отрываясь от ее губ. – Все! Ухожу!
Волосы Норта были дико взъерошены. Коса Мериголд наполовину расплелась. Они снова рассмеялись. У обоих закружилась голова. Им открылось чудо и радость новых отношений.
Мериголд бросила ему рубашку.
– Не забудь.
Он накинул ее поверх футболки.
– Как ты думаешь, что скажет твоя мама, когда увидит все это?
– Честно? – Мериголд покачала головой, закрепляя волосы заколками. – Она будет в бешенстве. Но потом… Думаю, потом она будет рада. Возможно, даже счастлива.
– Я надеюсь.
– Вот, вбей сюда свой номер.
Мериголд вытащила телефон из кармана и бросила его Норту. Он сделал то же самое, и они добавили друг друга в записную книжку.
– Напиши мне, когда доберешься до дома, хорошо? Чтобы я знала, что с тобой все в порядке.
Норт улыбнулся.
– Напишу.
Они снова поцеловались у входной двери.
– Завтра вечером я работаю, – сказал Норт в перерывах между поцелуями.
– И слава богу!
– Знаю. Никогда еще так не радовался тому, что работаю на родителей.
Они рассмеялись.
– До завтра, Мериголд Мун.
И напоследок Норт поцеловал ее еще раз.
Мериголд выглядывала на улицу сквозь морозные узоры, которые разрастались и сверкали на стеклянной двери балкона. Она смотрела, как Норт идет к машине. Издалека его фигура казалась идеальной, и Мериголд до боли захотелось обнять его. Садясь в грузовик, он поднял голову и посмотрел на ее окно.
Улыбнулся, увидев ее силуэт, и помахал.
Сердце Мериголд подпрыгнуло, и она помахала в ответ. Она смотрела вслед грузовику, пока тот не скрылся из виду. Огни в елочной лавке погасли, фонари не горели. В тусклом свете ближайшего магазинчика Мериголд увидела, что ели стоят, припорошенные снегом. Снаружи было холодно, пусто и темно.
Вдруг в замке повернулся ключ.
Мериголд обернулась. В квартире было тепло, уютно и светло. Норт был ей нужен, чтобы сделать маме подарок. А вышло гораздо лучше – красивая квартира и прекрасное дерево.
Ручка двери повернулась.
– Мам, – произнесла Мериголд, – добро пожаловать домой.
Дэвид Левитан
Твой временный Санта
Когда друг просит тебя побыть Санта-Клаусом, сразу чувствуешь себя толстым.
– Но я же еврей, – протестовал я. – Ладно бы ты попросил меня побыть Иисусом – он из моего народа и хорошо выглядел в набедренной повязке. К тому же Санта непременно должен быть веселым, а от Иисуса на Рождество требуется только одно – родиться.
– Я серьезно, – сказал Коннор. Не так часто он бывает серьезным, чтобы я мог просто от него отмахнуться. – Возможно, это последнее Рождество, когда Райли все еще верит в Санту. Меня она сразу узнает. Так что Сантой можешь быть только ты. Больше у меня никого нет.
– А как насчет Ланы? – спросил я, имея в виду старшую из его младших сестер.
Он покачал головой.
– Без вариантов. Ну просто никак.
И неудивительно. От Ланы скорее дождешься издевки, чем подарка. Ей всего двенадцать, а я уже ее боюсь.
– Ну, пожа-а-алуйста, – принялся канючить Коннор. Я ушам своим не поверил: можно подумать, я быстрее соглашусь выставить себя дураком, если он сам будет валять дурака.
– Костюм даже подгонять не придется! – заверил он. Этого-то я и боялся.
Канун Рождества для меня – это традиционные семейные споры о том, какие фильмы смотреть на следующий день. (Выборы Папы Римского – ерунда по сравнению с нашими баталиями.) Покончив с этим, мы расходимся по разным углам, и каждый занимается своим делом. И хотя моя семья не религиозна, я все равно не мог допустить, чтобы они увидели, как я покидаю дом в костюме Санты. Поэтому незадолго до полуночи я тайком выскользнул на улицу и попытался переодеться на заднем сиденье своей машины. Это двухдверная Honda Accord, и от меня потребовалась изрядная сноровка. Случайный прохожий, заглянув в окно, подумал бы, что я либо душу Санту, либо занимаюсь чем-то еще. Штаны Санты не налезали на джинсы, и мне пришлось раздеться до трусов, чтобы ниже пояса тоже стать Сантой. Я думал, костюм будет сидеть, как пижама, но ощущения были такие, будто я замотался в старые шторы.