12 историй о настоящей любви (сборник) - Блэк Холли. Страница 32

И это не считая белого меха. Интересно, откуда взялся этот мех, если Санта проводит большую часть времени на Северном полюсе? Похоже, белым медведям больше вреда от него, чем от глобального потепления. Ну, это так, к слову. Ерунда, но в такой час на заднем сиденье машины ничего умнее в голову не приходит.

Пока я пристегивал живот и надевал куртку, Коннор, наверное, уже уснул и беспечно видел сны. Вообще-то он не собирался ложиться, но я подумал, что это было бы слишком рискованно. Если бы нас поймали, мы бы не только огребли неприятностей, но и ужасно разочаровали бы Райли. Лана с матерью, наверное, тоже спят. Не думаю, что они подозревают, что я собираюсь нанести им визит. Они вообще с трудом представляют, кто я такой. А вот Райли спать не должна. Во всяком случае, когда я появлюсь в гостиной. Ведь мы затеяли все это только потому, что эта шестилетняя девочка еще верит в чудеса. Иначе я бы на это не пошел.

У меня был подарок и для Коннора – завернутая в красивую бумагу коробочка, которую я отчаянно пытался не помять, хватая в темноте сапоги и бороду. Я уйму времени потратил на то, чтобы придумать ему подарок на наше первое Рождество. Коннор считает, что подарки – это не важно, но я так не думаю. Просто в них главное – не цена, а возможность сказать: «Я тебя понимаю». Правда, тут всегда есть риск: когда три недели назад я заказывал подарок, была вероятность, что мы расстанемся до Рождества. Но этого не случилось. Мы все-таки вместе.

Когда я оделся, оказалось, что я не могу перелезть на переднее сиденье. Пришлось изменить положение и сиденья, и руля, чтобы втиснуть мою сантовость на водительское кресло. Тут-то я и понял, зачем нужны открытые сани.

Дома у Коннора я был всего несколько раз, и в основном еще до того, как мы начали встречаться. Для его матери я был кем-то из толпы друзей: еще одно тело на диване, лицо над миской с чипсами… Долгое время нас было шестеро, а потом мы с Коннором стали парой. Время от времени Райли забегала на нашу территорию, чтобы стащить что-нибудь съедобное или пококетничать с любым, кто обратит на нее внимание. А Лана оставалась у себя в комнате и включала музыку так громко, что мы не слышали даже своих мыслей. Как-то странно было подъезжать к их дому в костюме Санты, так что я остановился у дома соседей. Могу только догадываться, как я выглядел, выходя из машины. На улице было так тихо, что от этого даже становилось страшно – ничего себе канун Рождества! Я чувствовал себя не вестником добра и веселья, а скорее уж маньяком из малобюджетного фильма ужасов «Убийственная поездка Санты», в котором собирается искромсать парочку добропорядочных граждан и несколько не слишком сообразительных и плохо одетых подростков.

И тут я вспомнил, что оставил ключ от дома Коннора в джинсах. Пришлось возвращаться за ним. Неумелый из меня серийный убийца.

Да еще и лицо под бородой чешется.

Хоть мы и евреи, сначала родители уверяли меня, что Санта существует. Просто никогда к нам не приходит. Они говорили, что ему просто не хватает времени на всех. «Не так уж много домов он может обойти за ночь, – говорили они. – Поэтому и пропускает девочек и мальчиков, у которых уже было восемь дней Хануки. Но ты можешь помахать ему, когда он будет пролетать мимо».

Так что в раннем детстве в канун Рождества я допоздна не ложился спать, чтобы помахать Санте, если он зайдет к соседям. Именно из-за соседей, у которых был сын моего возраста, мне и не говорили правду о Санте. Родители боялись, что я сразу же поделюсь с приятелем этим разрушительным знанием. Их опасения были не беспочвенны: к тому времени я уже успел убить в друзьях веру в пасхального кролика. Я считал, что толстяк, который летает по всему миру и дарит подарки, – это нормально, а вот кролик, раздающий пасхальные яйца, – просто глупость.

В конце концов, именно соседский мальчик и сказал то, что помогло мне узнать правду. Наш разговор был примерно таким:

Он: «Второе имя Санты – Святой Ник».

Я: «Святой Ник Клаус?»

Он: «Нет. Просто Святой Ник. Святой Николай».

Я: «Но разве не все святые умерли? И если Санта-Клаус – святой, разве это не значит, что он мертв?»

Я видел, что правда ошеломила его. И он расплакался.

Коннор дал мне такие подробные указания, будто я один должен был сыграть всех одиннадцать друзей Оушена. Подарки уже лежали под елкой, и носки были заполнены и развешаны. От меня требовалось разворошить подарки, а потом якобы случайно наткнуться на дверь Райли, пошуметь, чтобы она проснулась, тихо выскользнула из комнаты и увидела, как я раскладываю все по местам. Коннору пришлось раз шесть повторить, что его мама не держит под кроватью ружье. Он поклялся и добавил, что она принимает столько транквилизаторов, что не проснется, даже если я проеду через ее спальню на санях, запряженных стадом северных оленей. Я подумал: что же с ней будет, случись пожар, но решил оставить свои страхи при себе.

Мне хотелось, чтобы Коннор не спал. Я хотел, чтобы он был со мной, когда я приду в его дом. Так странно красться на цыпочках по кухне без него. Странно слышать тишину в коридоре, не чувствуя рядом его дыхания. Я знал, что его присутствие испортило бы нашу задумку, но так хотелось, чтобы он подсказывал из-за кулис, как мой личный «рождественский» Сирано.

Зато он смотрел на меня с фотографий, висевших на стенах: вот он сам, вот его сестры, а вот фотография его матери в овальной рамке. Чем ближе я подходил к гостиной, тем старше становился Коннор на фотографиях. Лица на стенах уже едва ли не смеялись надо мной: я постоянно наступал на левую штанину, рискуя в любой момент оторвать ее.

Комнату освещала елка, украшенная разноцветными гирляндами. На верхушке была звезда, и я подумал: да, именно так и должно быть. Все рождественские елки похожи, но в каждой есть что-то свое, особенное. Под этой было не так много подарков, как я ожидал. Ну да, тут же живет не семейный хор Ван Траппов, а всего четыре человека. Да и Рождество – это только один день, а не восемь.

Я чувствовал себя крайне нелепо, передвигая подарки ближе к камину. Но раз уж я взялся играть эту роль, то нужно все делать по-настоящему, а это значит, что Санта, несмотря на свои габариты, все-таки «пришел через камин». Я старался двигаться тише мыши – только бы Райли не проснулась и не увидела, как Санта вытаскивает ее подарки из-под елки. Тогда весь наш план провалится. Благополучно разложив подарки, я добавил к ним еще один – для Коннора. Он не знал о нем, и мне очень хотелось его удивить.

Обычно в такое время я не сплю, только если сижу за компьютером. Жара в комнате, добравшись до моих подмышек, еще раз напомнила мне, во что я одет. Подарки из носков я вынимать не стал, не был уверен, что запомню, где что лежало.

Теперь надо подойти к двери Райли и как-то дать ей понять, что я уже тут. Интересно, что же мне делать, если она не выйдет из комнаты. Войти и разбудить ее? Проснуться от того, что над твоей кроватью склонился Санта, – такое, пожалуй, может травмировать психику. Меньше всего мне хотелось, чтобы она закричала. И я совершенно не собирался объясняться с ее матерью.

Хорошо хоть, дверь Райли было легко узнать. Может, Коннор и гей, но на диснеевских принцессах свихнулся не он, а Райли. Эх, жаль, у меня нет колокольчика… Ну, или северного оленя, чтобы он громко стукнул копытом. Постучать? Плохая идея. Эльза с плаката на двери сверлит меня ледяным взглядом, а Ариэль смотрит так, будто я тону. Даже веселая улыбка Белль говорит: «Хуже, чем роль Санты, может быть только роль Санты, сыгранная спустя рукава. Так что ты уж постарайся, маленький еврей».

Я тихо наклонился к Белль, так что борода коснулась ее щеки, а потом, повышая голос на каждом слоге, произнес: «хо… Хо… ХО!» За дверью послышался шорох: Райли явно этого ждала. Грузно, будто отяжелев сразу на сто килограммов, я зашагал обратно в гостиную.

Когда я миновал коридор, дверь со скрипом открылась. Легкие шаги прошелестели у меня за спиной: она старалась двигаться бесшумно, но получалось так себе.