Тайная книга - Самак Грегори. Страница 14
И внезапно на него накатил страх – пришедший издалека страх. Он попытался встать, но безуспешно. А звереныш уже нависал над ним.
– Проси прощения! – приказал он.
Это «тыканье» взрослому, да еще старику, произвело впечатление на промокшую свору.
Зоф провел рукой по глазам. Угрожающий вид стаи, готовой наброситься на беззащитную жертву, заставил его осознать всю свою беспомощность.
До него донесся еще один голос:
– Проси прощения, сволочь!
Потом другой, еще громче:
– А не то прикончим!
Стариком одновременно овладели возмущение и паника. Но он понял, что на кону его жизнь и достаточно ничтожной случайности, чтобы они разбили вдребезги его хрупкий скелет.
Парализованный страхом, он поднял голову и, окончательно побежденный, взмолился:
– Оставьте меня, пожалуйста… уходите…
И снова попытался встать.
Тогда Эрван, еще больше распалившись из-за агрессивности своей своры, сорвался.
На лицо старика внезапно обрушилась злобная оплеуха.
Он тяжело повалился на землю.
– Издеваешься надо мной, жид?
После этого удара ухмылки на лицах приспешников превратились в гримасы.
Оглушенный и потерявший ориентацию из-за дождя, Зоф опять сделал попытку встать с земли.
Это было уже слишком для главаря; такого он стерпеть не мог.
И со всей силы пнул старика в живот. Тот согнулся пополам и упал на бок, лицом на надгробную плиту с высеченной на ней шестиконечной звездой. Сгрудившиеся над ним бесенята увидели, как кровь брызнула из его рта.
Эрван впал в исступление: добыча была в их полной власти. Они обступили ее кольцом.
Неистовство грозы удвоилось.
Кто-то из орды подобрал камень с обочины и бросил в Зофа, попав ему в плечо. Другой угодил в бок. Старый шахматист в последний раз попытался встать, но безуспешно. И только выставил вперед ладонь в кожаной перчатке, чтобы защититься от камней.
Злобный рой, уже не имевший лиц, с остервенением осыпал старика камнями. Новый метательный снаряд, более тяжелый, попал в него.
Ти-Том все видел. Но не мог вмешаться, потому что был слишком далеко и совсем один.
Несмотря на неистовство своры, все внимание мальчика было приковано к Эрвану. А тот неподвижно стоял в стороне с большим куском тесаного камня в руках. И смотрел на старика, умолявшего его, извиваясь от боли, как на сломанную игрушку.
И тут Ти-Том увидел, как руки вожака поднялись к низкому и тяжелому небу.
Увидел, как камень с силой обрушился на седую голову.
В самом разгаре бушующей грозы между сообщниками на несколько секунд воцарилось гробовое молчание. Перед ними лежал Зоф с размозженным черепом. Разбрызганная кровь обрисовала на земле вокруг его головы пурпурную корону, которую быстро размывало дождевой водой.
Самые трусливые начали разбегаться, и вскоре стая рассеялась. Что касается Эрвана, то он все еще продолжал смотреть на жертву.
А тем временем на другом конце городка Элиас закрыл дверь своего дома со странным предчувствием, что должно произойти какое-то важное событие. Этим вечером шахматной партии не будет.
24
Гроза закончилась почти так же внезапно, как и началась. Тело Зофа лежало среди редких могил придорожного кладбища, которое в мгновение ока стало совершенно пустынным. Выбравшись из своего убежища, Ти-Том подбежал к телу антиквара и долго молчал, стоя возле него.
Небо над ними освобождалось от туч. Казалось, жизнь возобновила свое течение.
Он заслышал вдалеке какие-то негромкие звуки и вскинул голову: к нему приближалось темное пятнышко.
По дороге, несмотря на свой преклонный возраст, торопливо шагал Элиас Мудрый. Удивительным образом почувствовав приближение катастрофы, он поспешно вышел из дома и теперь предстал перед Ти-Томом – взъерошенный, плохо выбритый.
Увидев истерзанное тело антиквара, Элиас упал на колени, потрясенный невероятным сцеплением обстоятельств. Он, совсем недавно расставшийся в Варшавском гетто с Зофом-ребенком, теперь, много десятилетий спустя, видел его стариком, лежащим в Браунау на придорожном кладбище. От этого у него закружилась голова. Он пощупал запястье старого шахматиста – оно было холодным.
Заодно Элиас коснулся и его перчаток, подумав, что, быть может, в них найдет доказательство, которое ищет.
– Я знаю, кто это сделал, – сказал расстроенный ребенок.
– Кто? – спросил Элиас, посмотрев на него удивительно спокойным взглядом.
– Он нарвался на Эрвана с дружками. Они шли по школьной дороге, а господин Зоф им навстречу. Похоже, он был совершенно не в себе. Понятия не имею, почему он тут оказался и куда шел. Я был наверху, когда это случилось. Из-за грозы было плохо видно. Но они его толкнули, повалили на землю, а потом стали бросать в него камни. Он испугался, но не кричал. И тут Эрван подошел к нему и ударил камнем по голове. Господин Зоф упал и больше не шевелился. А потом… Потом… все разбежались.
Ти-Том вытер слезы.
– Я кое-что почувствовал, – прошептал Элиас, словно самому себе.
С ужасом увидев, в каком плачевном состоянии находится тело его партнера по шахматам, он обратил глаза к небу и задался вопросом: была ли эта драма каким-нибудь знаком?
Потом зашептал слова заупокойной молитвы. Старик молился, чтобы душа этого столько страдавшего человека вознеслась к Всевышнему и нашла наконец упокоение подле Него, вдали от жестокости Его детей, вдали от гетто, вдали от Браунау.
Ти-Тому, заинтригованному необычной мелодией молитвы, которая находила странный отклик в его душе, наконец удалось оторвать взгляд от тела Зофа. И в этот трагический миг ребенок увидел проблеск света: он нашел в Элиасе семью, которой ему так недоставало.
Его слезы обрели иной смысл. Теперь Ти-Том оплакивал свою собственную участь, ибо почувствовал: что-то изменилось. Не признаваясь себе в этом, он догадался о скрытой причине преступления, невольным свидетелем которого стал. Если Эрван и его шайка подняли руку на старого антиквара, то это было отнюдь не случайно.
За всем этим угадывался мир взрослых, это он изрыгал ненависть, это он подстрекал к разнузданному насилию – недомолвками на семейных трапезах, намеками в барах, салонах, очередях, вплоть до высших сфер общества.
Элиас попросил Ти-Тома позвать кого-нибудь на помощь. Ребенок запротестовал, дескать, никто не придет. Но, поскольку Элиас настаивал, он в конце концов ушел по дороге.
Только тогда Элиас осторожно приподнял запястье своего недавнего партнера по шахматам. И, стянув черную перчатку с одеревеневших суставов, сделал необычайное открытие: правая рука Зофа оказалась совершенно цела – на ней были все пять пальцев.
25
С наступлением ночи люди в белом упаковали тело Зофа в мешок. Словно хотели тайком уничтожить все следы пребывания старика в городке, подумал Ти-Том.
Полицейские Браунау опросили нескольких соседей, сделали фото кладбища, приступили к сбору улик на местности. Но судьба старого антиквара никого не интересовала, для некоторых он был всего лишь объектом шуточек.
А всесильный бургомистр Браунау, господин Рифеншталь, напрямик заявил, что считает возмутительным трату полицией своего времени и государственных денег на копание в делах, которые истинных австрийцев непосредственно не касаются.
Марика и Ти-Том негодовали. Девочка мечтала об освобождении от гнетущей власти отца, но, пока она оставалась в доме Рифеншталей, такое было совершенно немыслимо.
Элиас тоже скрыл свое потрясение смертью Зофа, хотя и по другим причинам. На самом деле он увидел в этом лишь доказательство, которое искал. А его, в конечном счете, только это и интересовало.
Самым важным для Элиаса была уверенность, что в его руках оказалось орудие, способное воздействовать на судьбу. Бог на его стороне – теперь он был в этом убежден.
Отныне все свое время он проводил затворником в доме, по возможности избегая Польстерихи.