Мара и Морок. Трилогия - Арден Лия. Страница 5

– Какое благословение! – громко и восторженно шепчут селяне за нашими спинами.

Я оборачиваюсь на своих сестёр Мар, и они улыбаются, но грустно, натянуто, намного лучше понимая, какая это трагедия для семьи. Они знают, что жители вечно возбуждённо бубнят о благословении, только пока оно не придёт в их дом и не заберёт их ребёнка.

А у моих родителей забирают второго.

Во мне плещется предательская радость пополам с разочарованием. Я уже знаю эту боль расставания, знаю, какие уроки предстоят моей сестре, какая у нас теперь судьба. Одинокая, без родительской любви, без будущего мужа и надежды на создание семьи. Жизнь, посвящённая борьбе с нечистью. И я не хочу такого для сестры. Но чувство, что теперь я не одна, предательски распространяется тёплыми искрами где-то внутри.

– Анна. – Я протягиваю руки к сестре, и та прижимается ко мне, как и раньше, в детстве.

Отец утирает слёзы быстрее, чем они успевают скатиться, а мама плачет открыто, поглаживая меня по волосам. Они ничего не говорят другим Марам, потому что ни мольбы, ни просьбы, ни угрозы не сработают. Анну всё равно заберут, даже если её придётся вырвать из рук родителей.

Когда-то давно бывали семьи, которые пытались прятать своих девочек от этой судьбы, бежать, если была возможность. Однако заканчивалось всё одинаково. Девочку забирали либо добровольно, либо вырывая от уже мёртвых родителей, поэтому больше никто не пытается. Ни одной отмеченной девочке не удалось ускользнуть.

Но и ни разу не было такого, чтобы в одной семье «благословение» падало больше чем на одного ребёнка. И уже в этот момент, вновь оглядываясь на сестёр в красных плащах, я понимаю, что Анна – особенная.

Ирина выходит вперёд и протягивает мне руку, я хватаюсь за неё, уходя вслед за наставницей, и тяну за собой сестру, как мне кажется, в новый мир, знакомый ей лишь по легендам и сказкам на ночь. В мир, который станет нашей реальностью, и совсем не той, о которой мы мечтали в детстве зимними вечерами, сидя у тёплой печки.

3

Я начинаю скрипеть зубами, когда принц Даниил приказывает привести для меня белого коня. Поднять на уши всю деревню, если нужно будет, но найти. Чем больше времени мне приходится проводить в его обществе, тем больше он раздражает меня своим мальчишеским энтузиазмом и восхищением старыми сказками, половина из которых для меня были реальностью до моей смерти. И отнюдь не столь приятной, как ему может показаться.

– Мне не нужен белый конь, ваше… высочество. – Последнее слово я едва ли не выплёвываю под пристальным и недовольным взглядом капитана Дария, из-за которого хочется бросить ему, что наша неприязнь взаимна.

Даниил оборачивается ко мне, и вновь его лицо расплывается в улыбке. Либо он не замечает, как действует мне на нервы, либо делает это специально, просто чтобы позабавиться. И, судя по внимательному взгляду, который принц упрямо прячет за шутками и комплиментами, я склоняюсь ко второму варианту.

– Ох, нет, дорогая Агата, нужен! Почти двести лет все считали, что Мары мертвы…

– Мары мертвы, – вставляю я.

– …но вот она ты, в алом плаще, – не обращая внимания, продолжает он, – въезжаешь в столицу прямо на белом коне, как символ. Ведь белый – один из ваших цветов, верно?

– Верно, но…

– Замечательно! – заключает принц, а затем отворачивается от меня и прикрикивает на солдат, приказывая продолжать поиски.

Я едва сдерживаюсь, чтобы не поддать ему под зад, но мой пыл сразу остужается от присутствия Морока чуть в стороне. Он стоит как изваяние, сложив руки на груди. Всё в той же чёрной броне и плаще, капюшон которого по-прежнему скрывает половину его чёрно-золотой маски. Если Мары часто ассоциируются с красным, чёрным и белым цветом, то Мороки, по слухам, носят исключительно чёрное и золотое.

Хоть слуги Тени ничуть не менее реальны, чем Мары или нечисть, но при моей жизни для большинства Мар они были как призрачные слухи или страшные байки. Они занимаются схожим с нашим ремеслом, справляются с неупокоенными тварями. Но если Мары служили открыто и любой мог прийти в наш храм и попросить помощи, то к слугам Тени так просто никто не рисковал сунуться. Говорят, Мороков мало, трое или пятеро, и где находится их храм и есть ли он вообще, знают разве что избранные. Смерть от руки Мары можно считать милосердной, потому что, даже обрывая жизнь, мы дарим шанс на перерождение. Душа наконец упокоена и отправляется к богине, которая перенаправит её в следующую ипостась. А смерть от рук Морока… конечна. Никакого перерождения, никакого нового шанса. А ещё говорят, что при желании Мороки могут отправить душу в Тень навеки. Там нет ничего и никого, ни запахов, ни звуков, там не тепло и не холодно. Просто бесконечная мучительная пустота, из которой не выбраться. Одна мысль о подобном месте, которое невозможно представить, заставляет меня поёжиться.

Короли поглядывали на Мар с интересом, потому что мы можем продлевать жизнь, а у Морока особая способность – поднимать мёртвых, привязывая к себе. Но за раз поднять можно лишь одного. Однако пока я не разобралась, как они подняли меня, если с моей смерти прошло двести лет. Почему богиня не забрала мою душу? Почему моё тело сохранилось? И что произошло после? Пока я не задаю много лишних вопросов своим сопровождающим, наблюдая за принцем и его тёмным слугой. И это очередная загадка. Почему Морок вообще ему помогает?

Помимо этого Морока, я видела ещё одного только раз, когда мне было семнадцать. Тот носил маску ворона. Я знаю, что у каждого она своя, создаётся отдельно и наделяется какими-то чарами. Но что тогда, что сейчас у меня не хватает духу спросить, как определяется их форма и с чем это связано.

Я возвращаюсь в свою комнату на постоялый двор. Это последняя наша остановка перед столицей, мы в пути уже неделю. Слухи о том, что «одна из Мар жива и разделалась с упырями», разносятся между деревнями быстрее, чем мы предполагали. Я слышала, как люди охают и шепчутся, встречая процессию вдоль дорог. А заметив Морока в нашей компании, вообще сбиваются в группки, пристально наблюдая.

Раз уж выяснилось, что кандалы не имеют никакого смысла и Морок может легко меня выследить, Даниил решил от них отказаться. Но я чуть ли не каждую минуту думаю попросить надеть их обратно, потому что теперь приходится ехать со слугой Тени на одном коне. В первый раз он подхватил меня, как мешок с картошкой, и усадил прямо перед собой, прижав к груди, но смягчился, когда я зашипела от боли в плечах. С тех пор Морок усаживал меня аккуратнее, хотя первые дни меня всё равно трясло от страха, что такое чудовище обнимает меня сзади. На третий день спокойнее мне не стало, но я научилась расслабляться, сидя к нему так близко.

В комнате я продолжаю собирать свои немногочисленные вещи. Принц Даниил теперь относится ко мне не столько как к пленённой марионетке, сколько как к долгожданной гостье. Иронично. Эти его милые подарки вроде гребня для волос с костяной рукоятью из одной деревни, душистого лавандового мыла из другой или нового платья взамен испорченного кафтана, который мне разорвал упырь, вызывают у меня лишь желание закатить глаза. Но дарёному коню в зубы не смотрят, и я принимаю всё со снисходительной улыбкой. Это единственное, что я могу выдавить, прекрасно зная, что в один день принц делает подарки, а в другой может пожелать отправить меня в гроб.

За эту неделю, как Морок и обещал, мои раны зажили, и даже кожа приобрела более живой оттенок. В одной из деревень я наконец нашла большое зеркало, чтобы узнать, насколько плохо может выглядеть живой труп. В целом всё лучше, чем я ожидала.

Пахнет от меня только лавандовым мылом, кожа не спадает кусками, и я не разлагаюсь на ходу, скорее наоборот. Со временем я всё больше становлюсь похожа на живого человека. Вначале кожа и вправду имела синеватый трупный оттенок, но сейчас она просто неестественно бледная. Я сильно исхудала, скулы заострились, прибавляя мне несколько лет, хотя умерла я всего в девятнадцать. Но и на это Морок сказал, что со временем станет лучше, и чем больше времени пройдёт, тем всё более и более я буду походить на себя при жизни. Кроме волос и глаз. Мои когда-то чёрные, до середины спины волосы так и остались серыми, а голубые глаза подёрнулись плёнкой и стали светлее, придавая мне какой-то жуткий вид.