Мара и Морок. Трилогия - Арден Лия. Страница 6

Я бросаю очередной взгляд на небольшое зеркало на столике и морщусь, встречаясь сама с собой взглядом. Я не была так красива, как моя собственная сестра, но и жуткой выглядеть никогда не хотела.

За время нашего путешествия мне стало понятно, что привязанный к Мороку мертвец, как я, не только испытывает боль, но также и устаёт. Поэтому по ночам я сплю. Я дышу, хотя делаю это скорее по привычке, не уверенная, что это жизненно необходимо. Моё тело будто работает так, как помнит. Дыхание может становиться тяжелее, быстрее или спокойнее от моего состояния. Питаться мне не обязательно. Голод я не чувствую, но иногда, смотря на еду, вспоминаю её вкус, и рот наполняется слюной. Морок сказал, что я могу пробовать желанные блюда, если очень хочется вспомнить вкус, но еда как таковая мне не нужна. Самое непривычное – это тишина в груди, там, где должно биться сердце, но оно молчит. Однако на это мой страж ответил, что оно начнёт биться позже, и когда заработает, я стану почти неотличима от нормального человека, потому что кровь вновь придаст коже приятный оттенок.

Я достаю из сумки немного сурьмы и подвожу глаза, а на бледные губы наношу специальную краску. Всё это тоже подарки от Даниила. Сурьму я знала и при жизни, а вот губы раньше мы делали ярче при помощи сока ягод. Ничто не стоит на месте, и люди успели придумать новые средства, чтобы становиться красивее. Моё лицо выглядит чуть лучше, но эти будто неживые глаза теперь выделяются ещё больше.

– Что же скажет богиня на то, что я сама теперь нечисть? – горько усмехаюсь я вслух, глядя на своё отражение.

– Она ничего не скажет. Твоей богине на всё это давно плевать, как и остальным.

Я вздрагиваю от голоса, даже не заметив, что Морок встал на пороге моей комнаты.

– Что ты имеешь в виду?

Он только поводит плечами и взмахивает рукой, приказывая выходить. Мы отправляемся. Я скидываю всё в небольшую сумку и двигаюсь вслед за своим охранником.

– До Ярата остался всего день пути, Агата, – слегка наклоняя голову, напоминает Даниил, когда Морок подсаживает меня на белого коня.

Принц всё-таки его нашёл. И глупо скрывать, но алый плащ и вправду благородно смотрится на фоне белой шкуры лошади. Поглаживая белоснежную шею животного, я улыбаюсь. Красивый конь с длинной гривой и шелковистым хвостом. Жаль, что он испачкает себе все ноги, ступая по предстоящим нам раскисшим дорогам. Хотя, к счастью, вчера дождя не было.

– Значит, улыбаться ты всё-таки умеешь, – тихо тянет принц, когда Морок отходит от нас.

Моя улыбка сразу тускнеет, я продолжаю поглаживать шею животного и перевожу взгляд на принца.

– Переживала, что вы можете в меня влюбиться, ваше высочество.

Даниил хитро улыбается.

– А что будешь делать, если это уже произошло?

Его вопрос застаёт меня врасплох, а молодой человек, довольный, кивает моей растерянности, запуская руку в свои светлые волосы. Вероятно, он ждёт какого-то ответа, но я молчу, к своему стыду не зная, что сказать. Вся моя жизнь состояла из уроков, подготовки, служения богине и убийства тварей. Мары могут заводить романтические отношения, могут влюбляться, но всё это на деле бесполезно, потому что нельзя вступать в брак, будучи выбранной Мораной. Большинство сестёр, да и я вместе с ними, предпочли даже не пытаться что-то начинать, зная, что такие чувства не смогут получить какого-либо продолжения. Поэтому мой опыт во флирте и общении с противоположным полом скуден, чего не скажешь о принце. И, вероятно, ещё не раз мне придётся проиграть ему в этих светских дуэлях словами и щекотливыми вопросами. И всё же Даниил, вероятно, не учёл, что из-за прошлого я ненавижу принцев. И сейчас я не придумываю ничего лучше, чем выпрямиться в седле, игнорируя вопрос.

– Приму это как твоё «да», – усмехается Даниил и идёт к своему коню.

– «Да» на что? – только и успеваю поинтересоваться я ему в спину, но собеседник не отвечает.

Я фыркаю, убирая волосы за воротник, и накидываю капюшон.

4

Зима – наше с сестрой любимое время года. И не только потому, что мы отмечены богиней зимы и смерти Мораной, но и потому, что в этот период магия будто окутывает весь мир. Особенно я люблю ночь после снежного вечера с серебряной, полной луной, что заставляет нетронутый снег мерцать, будто усыпанный звёздами. А воздух, пронзительно морозный, щиплет нос и кусает щёки.

Я медленно выдыхаю густое облачко пара, кутаюсь в свою алую накидку на меховой подкладке, делаю несколько аккуратных шагов к лесу, и ноги в высоких сапогах утопают почти до середины голени.

Морщусь, когда Анна разбегается и падает на нетронутый снег, рушит совершенство свежего покрова, поднимая ногами и руками в воздух снежные хлопья. Она весело смеётся, а потом взвизгивает от холода, когда снег попадает ей за ворот кафтана. Мои губы непроизвольно растягиваются в улыбке, но я тут же шикаю на неё, прикладываю палец к губам и воровато оглядываюсь на далёкий храм.

Прошло больше месяца с тех пор, как мне исполнилось четырнадцать, а Анна стала Марой одну зиму назад. Наступил самый холодный, второй месяц зимы. Все уже отпраздновали Коляду – любимый праздник всех Мар. Сёстры обошли ближайшие деревни, принимая подношения и удостоверяясь, что вокруг не завелось нечисти. Анна слишком мала для таких походов, а меня, как старшую, оставили следить за ней. Мы были расстроены, обе капризничали из-за того, что нас не пустили поводить хороводы у огромных костров да попеть колядки под окнами, чтобы выпросить вкусные угощения. Но Ирина и старшая сестра Кира были непреклонны, и нам пришлось остаться.

Однако сёстры, усталые, вернулись сегодня в самом конце сгущающихся сумерек, потому что везде начались Велесовы святки. Это время, когда люди молятся другому богу о будущем урожае и здоровом скоте. Служительницы храма расслабились, перестав за нами следить, поэтому Анна уговорила меня прогуляться с ней.

– Пойдём, Агата! Вон там есть озеро, а рядом с ним клюква, если соберём, то кого-нибудь на кухне можно упросить сделать твой любимый морс! – Анна неуклюже поднимается, пытаясь вытряхнуть весь снег из тёмных волос, но часть длинных прядей уже намокла.

– Нельзя отходить так далеко, дурёха! – Я подхожу ближе, скручиваю её волосы, убирая так, чтобы они не холодили шею, и накидываю ей на голову капюшон. – Ночь на дворе. Если нас хватятся, нам попадёт! Хочешь ещё раз пыль со старых полок в библиотеке попротирать?

Сестра смешно морщит нос, уборку она не любит. Ирина пытается её наказывать за непослушание таким способом, но результата пока никакого.

– Тут недалеко! Я тебе кое-что показать хочу!

Анна в нетерпении мнётся, смотрит на меня с надеждой, округляет большие синие глаза, а я вновь оглядываюсь на храм, что тянется ввысь у нас за спинами. Днём серый, а сейчас кажущийся почти чёрным, камень стен выделяется на фоне заснеженного леса, оранжевые огни свечей горят лишь в нескольких окнах. Почти все уже спят.

Я перевожу взгляд на небо, хочу придумать отговорку, что уже слишком темно, но луна светит ярко, а снег вторит ей, отражает серебристые лучи, сверкает, укутав толстыми слоями еловые ветки.

– Хорошо, пойдём. Только быстро.

Анна, радуясь, подпрыгивает и устремляется на северо-запад, к границе с Сератом, упорно переставляя ноги и утопая в снегу почти по колено. Я выше и двигаюсь быстрее, с лёгкостью её догоняя. Улыбаюсь, голыми пальцами обхватываю её руку в шерстяных рукавицах.

Мы уже хорошо знаем местность около храма, потому что далеко нас пока не отпускают. Разведали тут всё и легко находим тропы, даже прикрытые снегом. Мы идём не дольше десяти минут, но Анна запыхалась, дышит шумно, кряхтит, всем своим видом показывая, как ей трудно. Я знаю, чего она хочет, и разрешаю забраться мне на спину, чтобы я понесла её ещё пару минут. Сестра сразу веселеет, болтает ногами, пока я придерживаю её под бёдра, таща на себе. Она стискивает мою шею так сильно, что мой капюшон падает назад, открывая тёмные волосы. Морозный воздух холодит затылок и макушку, но Анна трётся своей холодной щекой о мою, и я опять снисходительно улыбаюсь, прощая младшей сестре недавнее нытьё.