Помещик. Том 5. Воевода. Страница 3

– Околдовал этот злодей Царя нашего. Как есть околдовал!

– Верно!

– Как и осман с татарами. Как же они столь малые силы сковырнуть не могли? Верно, глаза им застило. Мороки мерещились. Голова кругом шла. Не иначе.

– А если и заколдовал, то что? – хмуро спросил один из помещиков.

– Ежели колдуна сгубить, то и чары его развеются, – произнёс гость столичный, что сидел на этом сборе.

– Дельно!

– Какое, к чёрту, дельно? Ты к этому мертвяку на кривой кобыле не подъедешь! Я его хорошо знаю. Осторожен как волк. Вон даже на переправе принюхивался. Словно почуял. И ведь не утонул, зараза! Ведь вытащили прихлебатели эту тварь! Тьфу ты! Прости Господи! Как им не мерзко касаться умертвия ходячего?!

– Он после тяжёлого боя сознание теряет, – тихо заметил столичный гость. – Видно тесно ему в теле живом. Помните? Что с ним случилось после битвы у Селезнёвки?

– Помним.

– Так вот – после поединка с воином султана так же всё приключилось. Просто пал и едва дышал. Казалось, что умер. Но жизнь в нём всё же теплилась. Верно, душа старая никуда не отлетела, и паренёк – Андрейка сын Прохора – до сих пор там томится, задавленный древним колдуном.

– Выходит, Андрей одержим?

– А ты, дурья твоя башка, что думал? Неужто и правда поверил в то, что Всевышний такую тварь вызволил из самой преисподней? Конечно, одержим. Видно, вещицу какую древнего колдуна нашёл, через которую и власть того над ним установилась.

– Перстенёк отцовский.

– Что перстенёк?

– Перстенёк на нём видели. Медный. Неприметный. С оберегом. Сказывал, что отца. Но у того его не видели.

– Ты полагаешь, дурья твоя башка, что древний князь-чародей медные перстеньки носил?

– Ну а что тогда?

– А с чего вы взяли, что оно на виду?

– В мошне носит?

– Может, и в мошне. Али на теле. Ты крест на нём видел?

– Священник сказывал, что носит Андрей крест.

– А какой?

– Как какой?

– Ты тот крест видел?

– Да нет. Только бечёвку.

– И никто не видел. Таит он его от людей. Хотя, может, это и не крест. Один чёрт разберёт, что там колдун этот удумал. Чай, не с людьми, а с самим Дьяволом совет держит. А того не зря Лукавым кличут.

– А с Марфой его как тогда так вышло? Жинка его ведь не чародейка.

– Была.

– Что значит «была»?

– В первую брачную ночь он её и околдовал. Она ведь до того его на дух не переносила. Ненавидела и презирала. А на утро вышла – словно другой человек. И теперь души в нём не чает. Да и другая она. Языки знает и иное. Видно же, что не дочь она Петра. Вот вам крест, – истово перекрестился говорящий, – не иначе как чертовку он в неё загнал свою.

– А поединок судебный? Ведь дважды же их выигрывал перед лицом Всевышнего!

– Лукавый силён.

– Неужто сильнее Всевышнего?

– Он хитрая тварь. Помните? В первый судебный поединок у колдуна сабля сломалась. Через что Всевышний явно показал, на чьей он стороне. Но Лукавый подсобил этому чародею, и он подло убил Петра.

– А второй раз?

– Воин султана смог тяжело ранить его. Иной бы пал, не в силах продолжать бой. А этот продолжил драться. И опять лукавством сумел победить, наступив на раненую ногу. Никто бы не наступил, а он – смог. И ходил, опираясь на неё, словно никакой раны и не было. Это ли не чародейство? Вот воин султана и проиграл, не ожидая такого подвоха и прыти от тяжелораненого…

– Как же его сгубить, если он с ранами страшными ходит?

– Секрет есть.

– Не томи!

– Оружие должно освятить. От такого удара тварь одержимая в теле Андрейки не задержится. И тело дух испустит, как и должно. А колдун этот древний снова вернётся в преисподнюю, где ему самое место.

– И кто нам это оружие освятит? Священник-то наш – дружок этого чародея.

– А и правда. Дружок. Отчего же так? Священник же. Али Всевышний его не защитил от морока дьявольского?

– А что тебе тут дивного? Коли самого Царя околдовал, то и простого священника может. Государя нашего оберегают святые отцы, не чета вашему плюгавому.

– Сумневаюсь я, – подал голос один из уважаемых мужчин, что собрались в этом помещении.

– Чего ты сумневаешься-то?

– Если он такой могущественный чародей, то кто мы против него?

– Мы – верные рабы Господа нашего Иисуса Христа! – торжественно произнёс гость столичный. – И на дело наше мы благословлены самим Патриархом.

– Неужто Сильвестр решился?!

– Мы благословлены Патриархом! – раздражённо возразил гость. – А не этим вором, что разбойным делом при Государе устроился. Настоящий же Патриарх наш сидит в Царьграде и держит верность святым заветам старины. Монастыри не рушит. Земли их не отбирает. Монахам, что за нас молятся, беды не плодит.

– Опасные слова говоришь. Могут за такие и голову снять.

– Жизнь отдать ради спасения души – благое дело…

Глава 2

1555 год, 5 сентября, вотчина Андрея на реке Шат

Марфа вздрогнула, когда услышала, что прибыл гонец из Тулы. Но медлить не стала и распорядилась его позвать сразу же. Когда же он вошёл, молодая женщина была мертвенно бледна, ожидая печальных новостей. Ведь Божий суд – опасное дело. Не каждый может его выиграть, даже славно владея клинком. Масса ведь нюансов, и воля случая в таких вещах доминирует. Иначе бы Давид в своё время не победил Голиафа…

Итак – гонец.

Он вошёл. Поклонился. И вручил письмо.

– От кого оно?

– От супруга вашего. Он Государем назначен воеводой Тулы.

– Значит, судебный поединок он выиграл?

– Без всякого сомнения!

Марфа улыбнулась, а бледность с неё сошла. Настолько быстро и явственно, что окружающие занервничали.

Вот она сидела словно живой труп. Никаких эмоций. Холодный, лишённый эмоций и жизни взгляд. И лицо как у мертвеца. Секунды три спустя перед ними находилась уже живая женщина. Да несколько бледная, но живая.

Эти особенности Марфы многие из подчинённых замечали уже не первый раз. Никто не сомневался – живая она, живая. Вон и дитё родила, а потом и второе. Мертвецы на это не способны. И вскармливала. Да и повседневно кушает еду, а потом избавляется от продуктов питания [1].

Однако эта странность… иногда в моменты тревоги она словно умирала или оказывалась при смерти. Это пугало и завораживало. Видимо, вселение не прошло без последствий и контроль над телом новой личности был установлен неполный либо с нюансами. Окружающим это постоянно напоминало, что они имеют дело не с простой женщиной, а с древней владетельной княгиней, супругой князя-чародея, что была воскрешена вместе с мужем для защиты Руси.

Марфа же, то есть Алиса, о том тоже ведала. И с мужем не раз говорила, у которого наблюдался такой же эффект. Странный эффект. Они прекрасно владели телом, уверенно управляли им. И выжимали из себя намного больше, чем иные. В том числе и потому, что легко переносили боль или дискомфорт. Однако в моменты потрясений или перегрузок могли терять частично или полностью контроль над телом. На время.

У Андрея это выливалось, например, в потерю сознания после тяжёлых психофизических нагрузок. У Марфы вот такая бледность. И, вероятно, если она получит такой же стресс, что и муж, то тоже потеряет сознание по итогу.

Это было и хорошо, и плохо одновременно.

С одной стороны, их тела воспринимались ими совсем иначе. Как некие скафандры, внутри которых сидят они настоящие, из-за чего и боль скорее констатировалась, чем ощущалась. Да и всё взаимодействие с миром складывалось совсем по-другому.

С другой стороны, их обоих пугала перспектива того, что в один прекрасный момент они просто утратят связь с этими телами. И всё. Тушка рухнет, а их личность уйдёт в небытие. Ведь до конца механизм переноса личности, который применил Клим Дмитриевич Дементиев, им был непонятен. Может быть, это всё временное? На год, на два, на три или как-то так, а не до износа тела и естественной его смерти.