Мухосранские хроники (сборник) - Филенко Евгений Иванович. Страница 18

Он чувствовал себя маленьким и слабым. Ему было жаль себя, несчастных роллитян, жаль всех несчастных и обездоленных во Вселенной. Жаль – и много больше, нежели просто жаль – Анжелику. Ему хотелось плакать, отчего – он не понимал, хотя еще недавно ему мнилось, будто он понимает все на свете.

«Анжелика, что вы станете делать, если я скажу вам, что люблю вас?» – «Ничего не стану делать. Просто не поверю. Так не бывает». – «А вы знаете, как бывает?» – «Наверное, знаю». – «Нет, не знаете. И никто не знает». – «Но вы этого не скажете. Потому что я замужем. И сейчас пойду домой, к мужу». – «Я скажу. Только соберусь с силами – и скажу. А потом идите куда угодно». – «Зачем вам это?» – «Это всегда незачем…»

Где-то на другом краю плоской Земли аварийной сиреной взвыл телефон. Вольф вздрогнул и открыл глаза. Анжелика тоже вздрогнула и отстранилась. «Зачем? Ну зачем он звонит? Я ни с кем не хочу разговаривать, кроме нее».

Вольф поднялся, прошел к телефону, снял трубку.

– Олег Олегович? – спросил кто-то малознакомый.

– К вашим услугам.

– Это Дедушев. Тот самый. Я прошу вас о встрече, прямо сейчас. Дело чрезвычайной важности. И прихватите с собой прибор. Он, должно быть, сильно вас стесняет.

– Я не могу… сейчас.

– Потом будет поздно. Приходите в парк Бессчастного, к ротонде. Я жду вас…

В трубке запищало.

Вольф беспомощно обернулся к Анжелике.

– Мне надо уйти, – сказал он. – Ненадолго.

– Конспиративная встреча? – спросила она с вымученной улыбкой.

– Я прошу вас, – промолвил Вольф. – Нет, умоляю. Дождитесь меня здесь. Я еще не все сказал вам. И потом, – он собрал остатки душевных сил, чтобы соврать более или менее правдоподобно, – я потерял ключи от квартиры, а за ней нужен постоянный присмотр.

Дедушев сидел посреди парка культуры и отдыха имени Бессчастного на свежеокрашенной скамейке в тени облупленной ротонды, памятника архитектуры прошлого, а то и позапрошлого века. Он курил, вернее – пытался это делать, должно быть, впервые в жизни. Дым валил из него, как из паровоза.

– Дед, ты спятил? – испугался Колобов. – Ты же помрешь от позднего токсикоза!

– Пусть, – прокашлял Дедушев.

– Здесь покрашено, и ты теперь будешь сзади походить на каторжника.

– Мне это подходит.

Колобов покрутился возле умерщвлявшего свою плоть Дедушева и неловко пристроился на краешке бетонной урны.

– Ты можешь мне объяснить, что происходит? – спросил он. – Какой-то «Безумный день, или Женитьба Фигаро». С утра ты затеял свою аферу со звездным эхом. Потом мы наведываемся к Вольфу для восприятия от него пинков. После обеда ко мне заявляется… – тут он прикусил язык, чтобы не сболтнуть лишнего.

Дедушев пожевал сигарету и не глядя бросил ее в Колобова – тот едва успел увернуться, пропуская окурок по назначению. В этот момент в аллее стремительно возник Вольф с кинескопом под мышкой. При виде этого непередаваемого зрелища Колобов ахнул, а Дедушев часто-часто заморгал слезящимися глазами.

– Добрый вечер, – произнес Вольф крайне деловито. – Я готов выслушать вас. Только прошу всемерно ускорить изложение, поскольку я не располагаю достаточным временем.

– Это мы уже сегодня слышали, – сказал Колобов. – Что с вами стряслось, Олег Олегович? Неужели выпали с лоджии? И где ваш галстук?

– Неважно, – сказал Вольф, потянув кончик галстука из кармана и тут же затолкав его назад.

– Не садитесь со мной! – закричал Дедушев. – Здесь покрашено!

– Благодарю вас, – сказал Вольф и сел рядом. – Итак, начинайте, Игорь Рюрикович.

– Вы все спятили, – промолвил Колобов убежденно. – Но только не подумайте, что я буду третьим в вашей палате.

– Заткнись, Колобок, – сказал Дедушев грубовато. – Я собрал вас, господа, чтобы сообщить вам…

– Нельзя ли без ерничанья? – нетерпеливо оборвал его Вольф.

– Можно. В общем, я вас всех разыграл.

Дедушев соскочил со скамейки, нервно обежал ее кругом и снова сел.

– Что значит – разыграл? – спросил Колобов сварливо.

– Это значит, что никакого звездного эха не существует. И все вы живете сами по себе, ни с какими галактическими процессами не связаны. И можете хоть всю жизнь ходить на головах, спиваться, безобразничать – ничего и нигде, кроме нашего города, не произойдет.

– А как же… катаклизмы? Бедствия? Роллитяне?

– Все это я выдумал, – Дедушев скорчил язвительную физиономию. – Ты же инженер. Колобок. У тебя высшее образование. Неужели ты допускаешь, что я, простой технарь, смогу придумать сверхсветовую связь, да еще при посредстве некондиционного телевизора из магазина «Юный техник»?

– Но ты же говорил…

– А у тебя своя голова есть на плечах? Если я тебе скажу, что нужно выброситься из окна, чтобы взмыть в небо, ты пойдешь бросаться?

– Но эта бандура что-то показывает! – горестно вскричал Колобов.

– Один момент, – вмешался Вольф. – Игорь Рюрикович Как вы заметили, я освободил ваш прибор от… э-э… излишнего декора. За что прошу прощения. Тем не менее, он продолжает транслировать вполне удобовоспринимаемые изображения якобы из окрестностей планеты Роллит. Если пощелкать выключателем, который у меня в кармане, прибор демонстрирует нам корабли пресловутой империи Моммр возле воздвигнутого ими силового барьера, который, как мне представляется, отчего-то пропал. Удовлетворите мое любопытство, объясните, как все это работает. Что именно нам показывают, если это не Роллит, и как именно это делается. Лично я не в состоянии пока разгадать этот ребус!

– Что ж вы, – сказал Дедушев. – А называетесь кандидат наук.

Он отобрал у Вольфа кинескоп, быстро свинтил тубус и вытряхнул на ладонь обычную круглую батарейку.

– Там еще процессор с памятью, – добавил он. – Вроде вашего «ай-семь», только отечественный. А в нем зашит примитивный видеопроигрыватель.

– Но эти экзотические названия? Вы же не могли их выдумать!

– Конечно, не мог, – усмехнулся Дедушев. – Где уж мне? Я их позаимствовал из одного романа. Фантастического. Люблю, знаете, фантастику…

– Дед, – прохрипел Колобов. – Ох, и гад же ты!

– Зачем вы это сделали? – спросил Вольф сдавленно.

– Проснулся утром. Солнышко светит, воскресенье на дворе. Благодать! Вот я и подумал: почему люди живут неправильно? Почему звезды ходят по правильным орбитам, а люди петляют и кружат? Как им помочь осознать, что каждый человек будто звезда – не песчинка в пустыне, а галактический объект?

– И помог, зануда, – злился Колобов.

– Но отчего вы не ограничились своим другом? – беспокоился Вольф. – Отчего набросились на меня?

– Это чистая случайность. Вдохновение какое-то нашло… На вашем месте мог оказаться кто угодно.

– Дед, – застонал Колобов. – Что ты за зверь такой? Я же тебе поверил. Я же новую жизнь решил начать. Ты мне всю душу вывернул своим телевизором. Я думал – с понедельника за ум возьмусь, тематику разгребу, с диссертации пыль сдую! А ты меня – под дых… Да я же сейчас пьян напьюсь, Верочку Лисичук соблазню и совращу, еще что-нибудь сотворю, только бы изнутри не взорваться!

– Что и говорить, – зло произнес Вольф. – Мало того, что ложь безнравственна сама по себе. Так вы еще взяли на себя право судить, кому и как жить! Откуда вам знать, что правильно, а что нет? Вы сами лишены твердых нравственных принципов! Я по вашей милости сегодня подрался!

– Это любопытно, – холодно сказал Дедушев. – Надеюсь, вы никогда больше так не поступите. Это вредно для вашего галстука.

Он вдруг с ожесточением стукнул кулаком по колену.

– Господи! Почему вы не можете без подпорок? Почему вам все время нужны то десять заповедей, то моральные кодексы, то звездные сказки, чтобы оставаться людьми?! Ладно, братцы, – мигом погас он. – Пора давать занавес. Живите как умеете.

Дедушев с треском отклеился от скамьи, подхватил мертвый уже кинескоп и побрел куда-то за деревья, в светлый июньский вечер. Колобов и Вольф молча смотрели ему вслед в разлинованную зелеными полосами спину.