Сумерки волков - Погодина-Кузмина Ольга. Страница 28

Дома, в ванной, он торопливо умылся, вытер мокрым полотенцем живот. Высохшая сперма неприятно стягивала кожу. Георгий сказал, что не будет ужинать, снова кому-то звонил, ушел к себе в кабинет. Вернулся в кухню, взял из холодильника початую бутылку вина.

Игорь не решался смотреть ему в глаза, боялся снова услышать его злой, ненавидящий голос. Но он заговорил спокойно, обыденным тоном:

— Я понимаю, тебе хочется разнообразия. Может, ты привык, чтобы тебя связывали, душили. Трахали резиновой елдой, как делал твой Майкл Коваль, извращенец и психопат. Или тебя привлекает секс втроем, или вчетвером. С журналистами, с кинозвездами. Просто с кем-нибудь, кто моложе меня. Я не вижу здесь никаких проблем. Москва — город большой, ты легко найдешь любые варианты. Можешь собрать свои вещи прямо сейчас. И отправиться к тому, кто тебе звонил.

Игорь почувствовал слезы обиды, подступающие к глазам.

— Это звонила менеджер, Катя, насчет заказа. Там проблема с реставраторами, — проговорил он, постепенно подчиняя себе дрожащий голос. — Старинные вещи в современном интерьере… Зачем ты так? У меня нет никого, кроме тебя. Я не вру!

Георгий достал бокал, хлопнул дверцей шкафа. Он выглядел сейчас бесконечно усталым и равнодушным ко всему.

— У тебя кровь на рубашке. Только не надо ничего объяснять.

Он налил в бокал вина и вышел.

Игорь стащил, скомкал, бросил в ведро пропахшую потом и спермой рубашку. Встал под душ в гостевой ванной, выдавил пасту на зубную щетку.

Когда он, голый, вошел в кабинет, Георгий раздраженно обернулся, хотел сказать что-то резкое. Но, скользнув взглядом по его телу, откинулся в кресле. Кровь стучала в висках. Игорь увидел на экране компьютера за его спиной покерный стол. Крупье открывал прикуп.

— У тебя фулл-хаус, — сказал он.

Георгий Максимович протянул назад руку и выключил монитор:

— Между прочим, с женой я развелся.

Заговор чувств

Но она была совершенно просто и непоколебимо убеждена, что ее брак — особенный брак, драгоценный и чистый, из которого ни анекдота, ни оперы не сделаешь.

Владимир Набоков

После официального развода с Измайловым Марьяна переехала к Левону. Ей было бы удобнее остаться у себя на Конногвардейском, но Левон настаивал: мужчина должен принять женщину в свой дом.

Она перевезла вещи в его квартиру в новостройке на Московском проспекте, еще не до конца отделанную, но не торопилась принимать участие в покупке мебели или разбирать коробки, занявшие половину гостиной. Она спала с ним в одной постели, иногда готовила завтрак или ужин, уволила одну и наняла другую приходящую уборщицу, но по-прежнему чувствовала себя здесь временной обитательницей — словно в гостях или в отеле.

Вместо обустройства нового жилища она решила заняться продажей дома в Озерном. Домашний очаг, родовое гнездо, которое с размахом и любовью строил ее отец для будущих детей и внуков, превратилось в обременительную собственность, заниматься которой не хотел ни Максим, ни его новая семья, ни сама Марьяна. Содержать дом и участок было хлопотно и накладно, а воспоминания о прежнем счастье — такой спустя пять лет после смерти отца казалась та большая, сложная, наполненная тревогами и ожиданиями жизнь — только мучили ее.

С отцом она по-прежнему вела мысленный диалог, но чувствовала, как отдаляется, исчезает среди множества теней, населяющих безвозвратные долины. Иногда Марьяна и сама хотела оказаться там — среди дорогих ей и любящих ее людей. Но в декабре, промозглом и мглистом, весь Петербург превращался в долину теней, и она все больше времени проводила в Озерном. Оставалась ночевать в пустом доме, разбирала вещи, бумаги отца, свои детские дневники и студенческие тетради. Часто доводила себя до слез щемящей грустью об утраченных навсегда возможностях. Сейчас ее до глубины души трогала наивность замкнутой девочки, безнадежно влюбленной в мужа старшей сестры, и целомудренная страсть молодой женщины, которой так хотелось нежности и тепла, которая так боялась поверить, что она достойна любви и счастья. Марьяна отдавалась жалости к себе, как отдаются тайному любовнику, с горечью в груди, со сладкими слезами.

Ей хотелось верить, что Георгий не лгал ей, когда делал признания, обнимал, ложился с ней в постель. Он ждал от нее покоя, домашнего тепла, товарищества и поддержки. Марьяна вспоминала, как сблизила их смерть ее отца, работа и общее дело. Дружбу, сходный взгляд на вещи легко принять за влюбленность. Но возможно, эта душевная близость и была настоящей человеческой любовью. Марьяна ждала, что со временем их взаимная приязнь станет нерасторжимой. Они бы сделались роднее и ближе, искреннее и проще друг с другом. Георгий научился бы дорожить этим чувством, как и она.

Все это было возможно, если бы не грубая физиологичная страсть, которой Марьяна не могла простить Измайлову. Они могли быть счастливы, если бы ее тихой любви не заслонил развращенный с детства гомосексуал, до сих пор внушавший ей необоримую гадливость. Под привлекательной оболочкой в нем скрывалась нравственная гниль, заразная душевная болезнь. Не только сама она, многие говорили об этом.

Эти люди, как болотные пузыри, рождались на отравленной почве нищеты, в спальных районах больших городов, в убогих деревнях и поселках, где спивались поколения их предков. Происхождение и генетический отбор лишали их морального закона, которым руководствовались в других социальных слоях. Насилие, инцест, животный разврат, беспробудное пьянство и убийство друг друга — все, что вызывало возмущение цивилизованного человека, было для них обыденностью жизни. С этого дна можно было подняться разве что на уровень обслуги, домашней или сексуальной.

Ради удовлетворения похоти Георгий вытащил погибшего мальчишку из его среды и теперь расплачивался семейным неблагополучием, осуждением коллег и партнеров. Но то, что общество перестало отторгать подобные союзы, возмущало Марьяну до глубины души. Любой преступник должен нести наказание, а Георгий был наказан недостаточно. Он больше ничего не скрывал, даже выставлял напоказ неприглядные подробности гомосексуальной связи, подавая пример другим мужчинам своего круга.

Марьяна знала, что молодой любовник, хитрый и цепкий, удерживал Георгия путем манипуляций, обмана, шантажа. История его сожительства с больным и некрасивым Майклом Ковалем доказывала, что ради денег и комфорта он готов терпеть любое унижение. Измайлов, в сущности, тоже был жертвой его интриг. Только недавно Марьяна осознала, что было ее ошибкой. Она боролась с Георгием, вместо того чтобы бороться за него.

Конечно, она понимала, что кому-то ее рассуждения могут показаться старомодными. Гей-браки заключались повсюду, однополые союзы входили в моду и в юридическую практику многих стран. Но их противники находили поддержку у всех мировых религий. Великие учения осуждали порок и блуд, предостерегали от соблазна внешней красотой, в которой проявляется звериная и дьявольская сущность. Эту тему часто обсуждали на форуме брошенных жен, мужья которых были уличены в гомосексуализме.

Левону не нравились ее отлучки, он хмурился, когда заставал ее за чтением Библии или эзотерических книг, которые давала ей Светлана. Подруга, психолог, а с недавних пор и практикующий астролог Света вернулась в жизнь Марьяны как-то незаметно и снова сделалась необходимой. Однажды, разложив перед Марьяной звездные карты, она заявила, что Измайлов должен непременно вернуться в ее жизнь.

Учитель Светланы, знаменитый маг и психотерапевт, разработал «действенную медитацию», способную вернуть любимого человека. Пошаговая методика разделялась на этапы.

— Во-первых, нужно понять, что твое состояние тебя разрушает. Эта боль уничтожает твою личность. И если ты не можешь переключиться, значит, ты должна его вернуть, — поясняла Света. — Во-вторых, нужно осознать, что над возвращением счастья надо работать. Любой жизненный сценарий, даже самый болезненный, нужно принимать как урок, из которого необходимо сделать выводы. Наша задача — перевести историю с Измайловым из негатива в позитив.