Продажная верность (ЛП) - Боуи Эмили. Страница 2

Я ему не доверяю.

Он поднимается, и я встаю рядом с ним.

— Зачем ты здесь? — мы отходим от стола, и я веду его к выходу. Весь наш разговор будоражит мои чувства. Он явно что-то задумал.

— Я хотел увидеть все своими глазами.

Оглядываюсь через плечо, ожидая, что пистолет будет направлен прямо мне в голову. Его руки в карманах, а охрана этажа теперь утроена. Если я умру, он не выберется живым. Я наклоняю голову, понимая, что что-то упускаю.

— Ты можешь поблагодарить меня при следующей встрече, — он хлопает меня по руке, и направляется к выходу из здания.

Я морщу лоб в замешательстве, смотря на его удаляющуюся спину. Не успеваю среагировать, как взрывается входное стекло. Меня отбрасывает назад, из-за сильного взрыва осколки стекла разлетаются во все стороны.

Казино разражается криками и смятением, все разбегаются кто куда.

Я поднимаюсь на ноги и выбегаю за дверь, стекло хрустит под моими ботинками. Армато забирается на заднее сиденье своей машины и машет мне рукой, когда я замечаю отца, лежащего на земле. Заминированная машина взорвалась, снося крышу с «Камаро» моего отца, и металл загорелся.

Вот и все. Кто-то убил его. Облегчение, какого я никогда не испытывал, разливается по моему телу, пока я осматриваю дорогу, чтобы понять, не будет ли повторного нападения. Все, кажется нормальным, не считая пылающего беспорядка, оставшегося после взрыва, и паникующих людей, в спешке покидающих здание.

Я качаю головой, выходя из ступора, и бросаюсь к отцу. Его нога шевелится, и он со стоном открывает глаза.

— Ты ранен? — спрашиваю, пытаясь помочь ему подняться, но он отталкивает меня.

— Это не первое покушение на меня, мальчик. Они уже должны знать, что меня нельзя убить.

Он встает на четвереньки, и я с недоверием наблюдаю, как он поднимается. Отец вытирает пыль со своего грязного костюма и поправляет галстук, как будто его машина только что не взорвалась прямо у него перед носом.

— Созови семейный совет после того, как мы расплатимся с копами, и ты возьмешь казино под контроль.

Джиневра (23 года)

— Джиневра, дорогая, — зовет моя мама из своего кресла-качалки в гостиной. Она сидит в той же позе, что и утром, когда я уходила на работу. Она смотрит в окно, полностью закутавшись в одеяло. Мама снова худеет, а ее депрессия становится все сильнее. Я пытаюсь вспомнить, оставила ли ей лекарство утром, но как ни стараюсь, не могу. Эти спады, через которые мы часто проходим, изматывают меня. Я их терпеть не могу.

Смотрю на столик рядом с ней и замечаю, что сэндвич, который я приготовила для нее на завтрак, лежит нетронутым, а вокруг него кружат несколько мух. Мои плечи готовы поникнуть, но я расправляю их. Есть не так уж много вещей, которые я могу контролировать, и моя мать не из их числа.

— Да, мам?

— Подойди сюда, чтобы я могла видеть тебя.

Я подхожу к окну, чтобы увидеть ее лицо. Она так и не оправилась после того, как мы потеряли отца, и с тех пор тени преследуют ее печальные голубые глаза. Он был любовью всей ее жизни, и она умерла в тот день вместе с ним. После его смерти я мгновенно повзрослела, потому что стала готовить еду, стирать и убирать в доме. Моя мать не могла встать с постели, чтобы позаботиться о нас, своих детях.

Когда девочки моего возраста выходили на улицу, я постоянно проверяла свою маму. Именно я засиживалась допоздна, переживая из-за того, что Джуд, мой брат, еще не вернулся домой. И когда он возвращался, я перевязывала его после драки или пыталась дотащить его бессознательное тело до ванной.

— Купи новое платье на вечеринку в честь дня рождения Сорена, и не одно из так называемых винтажных, в которых ты щеголяешь с важным видом. Что-нибудь новое, — она делает ударение на слове «новое», и я, скрипя зубами, заставляю себя улыбнуться.

— Нет нужды, я не пойду, — бесстрастно отвечаю я. Мои мышцы напрягаются от усилий, которые мне требуются, чтобы сохранить улыбку.

Моя мать пытается встать, ее руки трясутся, когда она держится за подлокотник кресла, прежде чем выпрямиться. Когда она успела так ослабеть и постареть? Она выглядит, по меньшей мере, на двадцать лет старше своего возраста. Мне бы хотелось, чтобы однажды она вернулась к нам и увидела, что мы здесь ради нее.

— Да, ты пойдешь, — она указывает на меня пальцем, и улыбка сползает с моего лица. — Благодаря им у нас есть крыша над головой. Если мы перестанем вести себя прилично, все это исчезнет.

Я так устала беспокоиться о деньгах, а то, что они нам дают, постоянно используется против меня. Вот почему мне нужно произвести хорошее впечатление на новой работе. Новый источник дохода означает, что я наконец-то могу зависеть только от себя. И наконец обладать властью, с которой смогу делать то, что хочу.

Всякий раз, когда Моретти устраивают вечеринку, я вынуждена присутствовать на ней и притворяться частью большой и счастливой семьи.

— Это должны быть мы, — она говорит об их огромных экстравагантных вечеринках, на которых они выставляют напоказ все свои деньги. Я вижу зависть в глазах матери и брата каждый раз, когда мы находимся рядом с Моретти. Каждый раз одно и то же. С меня хватит. Настало время написать собственное будущее.

— Но это не так, и меня все устраивает. Я люблю свою жизнь.

Мать ахает, будто я только что произнесла имя Господа всуе у нее на глазах, а затем ударила священника. Мои губы подрагивают, и я быстро осекаю себя, но мама замечает это.

Я никогда не понимала, почему Моретти выплачивают нашу ипотеку. Мне было шесть лет, когда отец погиб в результате несчастного случая на лодке, на которой они были вместе с Алессо, отцом Моретти.

Ходят слухи, что они платят за наш дом в качестве отступных за его убийство. Я также слышала, что это деньги из чувства вины за кражу его патента. Я никогда не знала, какой версии верить. Все, что я знаю наверняка, — то, что патент моего отца у Алессо, а мой отец мертв.

Они заработали миллиарды на патенте, а мы должны сидеть сложа руки и быть послушными слугами, потому что они настаивают на «заботе» о нас. Хуже того, его семья настаивает на том, чтобы мы с Джудом присутствовали на каждом их грандиозном празднике, который они устраивают, тыча нам в лицо всем, что должно было принадлежать нам, но не принадлежит.

Мне ничего от них не нужно, но все равно вынуждена терпеть их присутствие в своей жизни, как бы сильно я это ни ненавидела. Мы встречаемся на каждом празднике в течение года. У них четверо детей, на днях рождениях которых мы обязаны появляться, и еще они организовывают множество других вечеринок. Я считаю себя счастливчиком, если пересекаюсь с ними всего шесть раз за год.

— Они устроили брак для Евы. Меньшее, что они могут сделать, — то же самое и для тебя. Я же не прошу многого. Я не говорю, чтобы один из них женился на тебе, — я стараюсь не закатывать глаза, потому что сестра Сорена презирает свой брак по расчету. — Мы просто должны убедиться, что о тебе позаботятся должным образом, — она говорит о финансовой стороне, что иронично, поскольку она никому не сообщает о своих проблемах со здоровьем. Моретти бы без проблем покрыли все ее медицинские счета. Но я не настаиваю, потому что предпочту больше работать и платить за них самостоятельно.

— Я зарабатываю собственные деньги, мама. Я ненадолго вернулась домой, прежде чем снова уйти, — у меня закрадывается нервозность из-за предстоящей встречи, но я отгоняю ее, пытаясь сдержать волнение.

Некоторое время она изучает меня.

— Куда ты идешь?

— У меня деловая встреча.

Сев обратно, она качает головой:

— Ты вообще не должна работать. Твой отец переворачивается в могиле, глядя на нас.

Я часто размышляю о том, какой бы была наша жизнь, если бы отец был жив. Когда люди говорят о нем, чувство вины сжимает мою грудь из-за того, что я не помню его. Мои воспоминания притворны, я рассказываю истории, которые слышала раньше, чтобы успокоить свою маму, но, как это ни печально, я не могу вспомнить ничего особенного.