Продажная верность (ЛП) - Боуи Эмили. Страница 45
Я снова звоню Джуду — без ответа — но я продолжаю, и каждые двадцать минут попеременно набираю то ему, то Сорену. Спустя два часа я отправила Сорену тысячу текстовых сообщений с одним и тем же вопросом. Он всегда отвечает. Всегда.
Мой желудок сжимается, и я чувствую, что меня сейчас вырвет.
Впервые за сегодняшний вечер я слышу звуки снаружи и бегу к двери, широко распахивая ее. Я обнаруживаю четырех охранников с оружием, направленным в темноту, но Сорена среди них нет.
— Где Сорен? — спрашиваю я. Никто не смотрит на меня. Они игнорируют мой вопрос, продолжая вглядываться в темноту.
Я выхожу на улицу, и, наконец, взгляд одного из охранников падает на меня: — Вернитесь в дом, миссис Моретти.
Я хочу наорать на них и сказать, что не пойду, пока не узнаю, где мой муж, но вид его крупнокалиберного пулемета заставляет меня передумать.
Возвращаюсь внутрь, прислушиваясь к любым звукам. Хорошим или плохим. Я жду, когда выстрелит это оружие. Что, если я следующая?
Запускаю пальцы в волосы, дергая за пряди. Я схожу с ума. Я не уверена, что смогу больше находиться в неведении.
Звук открываемой двери заставляет меня подскочить. Я хватаю со стойки нож, готовясь дать отпор незваному гостю, пока не вижу, что в дверь входит Сорен.
Его костюм помят, и он весь в брызгах крови. Я бросаю нож, прикрывая руками рот.
— Сорен? Как сильно ты ранен? — я бегу к нему.
Глажу его, задираю пиджак, чтобы найти рану, не думая о крови.
— Это не в меня стреляли, — он вздыхает.
Я беру его за руку, веду в ванную и включаю воду в раковине. Подставляю наши руки под холодную воду, смывая кровь с кожи.
Он ворчит, но не спорит. Дрожащими руками я стягиваю с него пиджак, и на его белой рубашке обнаруживаю еще больше красного. Одну за другой я расстегиваю пуговицы, обнажая его твердую грудь и шесть кубиков пресса, а затем снимаю рубашку с его широких плеч и бросаю на пол вместе с пиджаком.
— Я скучал по тебе, — шепчет он низким и хриплым голосом.
Я расстегиваю его ремень, и его руки опускаются по бокам.
— Я все время была здесь, — отвечаю я.
Сорен кладет руки мне на плечи и заставляет посмотреть в его глубокие темно-карие глаза: — Я люблю тебя. Ты ведь знаешь, что можешь рассказать мне все, правда?
Я закусываю губу: — Да, прости, что не рассказала тебе о своей работе, — я опускаю глаза, разрывая наш зрительный контакт.
Он приподнимает мой подбородок, возвращая мой взгляд к своему: — Не извиняйся. Все, о чем я прошу, — это дать мне шанс. Когда тебе больно, больно и мне. Я не привык к тому, что не знаю, как лучше поступить. Я идейный парень, который расхлебывает дерьмо своих братьев. Но когда дело касается тебя, я не знаю, что мне делать.
Сорен умеет всегда говорить правильные вещи. Он стягивает с себя боксеры, его член стоит, приветствуя меня, Сорен делает шаг под теплые струи, пар клубится над душевой, когда он отдергивает занавеску.
— Я винила тебя и брата в том, что мне пришлось бросить работу, — признаюсь я.
Вода стекает по его лицу, и он смахивает ее пальцами, делая небольшой шаг назад, чтобы открыть глаза.
— У меня такое чувство, что мой босс играл со мной с самого начала. Он знал, кто мой брат и что он твой лучший друг. Больно, когда я доверяю другим, а они делают что-то дерьмовое, например, используют меня.
— Твоему боссу не следовало тебя использовать. А Джуд должен был держать свой нос в чистоте.
Я поднимаю глаза на Сорена: — Это не вина Джуда, — пытаюсь защитить брата.
— Я люблю тебя. Ты поступила правильно по отношению к своему брату, — отвечает он.
Он проводит куском мыла по своему телу, привлекая мое внимание к небольшой ране на бедре. У меня чешутся руки провести по ней.
— Это царапина, я в порядке, — говорит он, когда замечает, на что я смотрю. Я наблюдаю, как он моет голову, прежде чем выключить воду. И передаю ему полотенце, когда он выходит.
— Хочешь, я постираю твою одежду? — спрашиваю я, глядя на всю эту кровь.
— Нет, я ее сожгу.
Я никогда не желала подобного разговора. Если Сорен не может уберечь себя, то сможет ли он обезопасить меня?
— Хочешь поговорить о том, что произошло сегодня вечером?
Он качает головой: — Чем меньше ты знаешь, тем лучше. Мне не следовало возвращаться домой в таком виде, но, услышав твой голос, я понял, что должен увидеть тебя при первой же возможности, — если он ждет, что я откроюсь ему, ему следует сделать то же самое. Мне не нужны все подробности, но объяснить, почему мой муж пришел домой весь в крови, было бы неплохо.
Он целует меня в щеку: — Ложись спать. Я приду через несколько минут.
Я колеблюсь, не желая оставлять его, когда он выглядит таким грустным. Это не тот уверенный в себе Сорен, к которому я привыкла.
— Твои братья в порядке? — спрашиваю я.
Он кивает: — Да, семья в порядке.
— Хорошо, — я выхожу из ванной и направляюсь к нашей кровати.
Она слишком большая для одного человека, и одеяло холодное. Все, чего я хочу, чтобы Сорен пришел в постель и обнял меня. Думаю, это то, что нужно нам обоим.
Утром я просыпаюсь, обхватив его ногами и прижавшись лицом к его груди. Это мое любимое место. Мне тепло, я защищена, и я хочу, чтобы мы никогда не покидали эту комнату. Я поднимаю голову, пользуясь возможностью изучить своего мужа. Все еще не могу представить его или его братьев в роли мафиози. Возможно, за последние несколько десятилетий значение этого термина изменилось. Это не может быть похоже на гангстерский стиль, который изображают в фильмах.
На приставном столике жужжит телефон. Я сдерживаю вздох, который хочет сорваться с моих губ, и переворачиваюсь, стараясь не разбудить Сорена. На экране высвечивается номер матери. Я беру телефон и тихо выхожу из комнаты, прежде чем ответить.
— Алло? — странно, обычно мама не звонит так рано. Я в шоке, что она уже проснулась.
— Джиневра? — ее тон наполнен беспокойством и звучит безумно. Это заставляет меня выпрямиться и сильнее прижать трубку к уху.
— Что случилось? — сразу же спрашиваю я.
— Это Джуд, — она рыдает в трубку. Что он натворил на этот раз? Гнев на него нарастает во мне, и передо мной предстает воспоминание, как он разбивает стакан. — Он мертв, — мое сердце замирает, и я отвожу телефон от уха.
— Что? — спрашиваю я, уверенная, что ослышалась.
— Я… я должна опознать… его тело. Не думаю, что смогу это сделать, — она всхлипывает, ее дыхание становится быстрым и прерывистым, что мешает ее расслышать.
Должно быть, Джуд разыгрывает нас.
— Значит, есть вероятность, что это не он? — я надеюсь на лучшее. Джуд не может быть мертв.
— Джиневра! — огрызается она, — мой первенец мертв, — и она плачет еще сильнее.
Джуд не мог умереть. Он молод. Мой брат как кот с девятью жизнями. Это, должно быть, какое-то недоразумение.
Сорен выходит из комнаты, потягиваясь. Я слежу за этим движением, вспоминая всю кровь на его руках прошлой ночью. Меня тошнит, и тяжелое как камень чувство давит на меня.
Я рассказала Сорену, что Джуд находится под следствием. Прошлой ночью он сообщил мне, что улаживает кое-какие дела.
Мой муж убил моего брата. Мне не нужно спрашивать, чтобы понять, что это правда. Я пытаюсь взять себя в руки, боясь, что может произойти, если он поймет, что я знаю.
— Я буду там так быстро, как только смогу, мама, — заканчиваю звонок и бегу в спальню, чтобы схватить спортивные штаны и натянуть футболку через голову.
Смотрю на свою красивую спящую жену. Всю последнюю неделю я наблюдал за ее борьбой, не зная, как ей помочь. Я не хотел слишком сильно давить на нее. Джуд усложняет ее жизнь. Полагаю, я тоже. Я никогда не желал ей этого. Только ранним утром мне удается заснуть.
Я просыпаюсь от взволнованного голоса Джин и слышу, как она разговаривает с матерью. Она не дает мне времени спросить, все ли в порядке. Я молча смотрю, как Джин натягивает одежду и выбегает за дверь. Я не успеваю спросить, в чем дело. Придется звонить сиделке, чтобы как можно скорее узнать последние новости.