Продажная верность (ЛП) - Боуи Эмили. Страница 9

Песня заканчивается, я отпускаю его, словно его кожа обжигает меня, и ухожу с танцпола. Я должна уйти первой, чтобы не упасть в грязь лицом. Я бы не выдержала, если бы он оставил меня одну.

— Что натворил мой брат-идиот? — я подпрыгиваю от внезапно раздавшегося голоса Евы, прижимая руку к сердцу.

— Ничего, он был хорошим мальчиком и танцевал со мной, как требовала мама. Фу! — я ерзаю в своем платье, натягивая его ниже и поправляя вырез.

— Ты хочешь, чтобы я пошла и надрала ему задницу? — спрашивает она, упирая руки в бока.

Я слежу за Сореном, когда он выходит из шатра. Его сердитое лицо заставляет меня чувствовать себя виноватой.

— Нет, это я должна извиниться, — проклятье, — подожди, я сейчас вернусь.

Я неохотно иду туда, откуда только что вышел Сорен. Ночь черна, лишь несколько фонарей освещают их огромный задний двор. Куда он, черт возьми, подевался? Когда мы были младше, он иногда пробирался сюда со своими братьями, чтобы покурить. Мы с Евой шпионили за ними, подслушивая их разговоры.

Я иду к их маленькому убежищу, гадая, не начал ли он снова курить. Было бы неплохо, если бы у него был хоть какой-то недостаток.

Подойдя ближе, я обнаруживаю Сорена со спущенными штанами, он трахает Кариссу у дерева. Темно, но их очертания отчетливы, пока он продолжает входить в нее. Я стою там и потрясенно наблюдаю, борясь с внезапно вспыхнувшей ревностью. Я бы хотела, чтобы он так же сильно желал меня, чтобы не мог дождаться, пока мы останемся наедине. Мои соски напрягаются под лифчиком, и я чувствую, что становлюсь влажной. Откуда, черт возьми, это берется?

Продолжаются ритмичные толчки. Она стонет от удовольствия, и наклоняет голову, чтобы поцеловать ее в шею. Я по-прежнему не вижу его лица, но рот Кариссы открыт в большой букве «О».

Тихий звук травы, хрустящей под чьими-то шагами, заставляет меня обернуться. Сорен стоит со сжатыми кулаками и ничего не говорит. Подождите, если Сорен здесь, то кто же тогда с Кариссой?

Я задыхаюсь, издавая громкий звук, и прикрывая рот руками. Застываю на месте, зная, что мне нужно уйти, но ноги меня не слушаются.

— В мой чертов день рождения! — яростно рычит Сорен. Его голос жесткий, с пугающими нотками, которых я никогда раньше не слышала. Мне казалось, что я уже видела его в гневе раньше, но таким он не был никогда. Я стою, окаменев, не в силах пошевелиться.

Карисса открывает глаза.

— Черт! — задыхается она и отталкивает парня.

Мое сердце болит за Сорена. Никто не заслуживает подобного.

— Ебаный парковщик! — рычит Сорен, оскалив зубы.

Она вытирает размазанную помаду своими пальцами с идеальным маникюром, в то время как другой рукой поправляет платье.

— Мне жаль, что тебе пришлось это увидеть, — на ее губах играет искренняя, мягкая улыбка, и если бы я не видела все своими глазами, то никогда бы не догадалась, что она извиняется за то, что трахалась с кем-то, кто не является ее будущим мужем.

— Ты пришла сюда и проявила неуважение ко мне — неуважение к моей семье — в мой день рождения. И это после всей щедрости, которую мы проявили к твоей семье.

— Я? — она указывает на меня, и мои глаза расширяются. Сорен переводит взгляд на меня, а затем снова на Кариссу. — Ты здесь с ней. Я только и слышу Джин то, Джин это, — она топает ногой. — Я буду твоей женой, а не она.

Мой взгляд мечется между ними, и я не понимаю, что, черт возьми, происходит.

Парковщик пытается заговорить, но Сорен поднимает на него руку: — Уходи. Сейчас же, — требует он.

— Прости меня, Сорен, — Карисса подходит к нему и пытается поцеловать его в щеку, но он отступает.

— Пожалуйста, мне не нужны жалкие объедки.

— Все могло быть иначе, если бы ты позволил себе влюбиться в меня, а не возводил непреодолимые стены, — она проводит пальцами по его груди, — никому в этом мире не нужен кто-то холодный как камень, но я здесь.

Я наблюдаю, как челюсть Сорена двигается. Он выхватывает пистолет, но направляет его на землю.

— Знаешь, у твоего отца есть бизнес только потому, что мы ему это позволяем.

— Что ты собираешься сделать, пристрелить меня, Сорен?

— Нет. Я не причиняю вреда женщинам, — он убирает пистолет обратно в кобуру, — но если ты не уедешь из города в ближайшие двенадцать часов, я скажу твоему отцу, что ты больше не девственница.

Ее глаза расширяются от угрозы.

— Он убьет меня, — она звучит испуганно, — и ты знаешь это.

Я подхожу ближе, не веря своим глазам, но наступаю на ветку, и она трещит у меня под ногами. Они оба переводят на меня свирепые взгляды и замирают.

Сорен ругается себе под нос, а потом смотрит на меня как на букашку, которую он хочет раздавить. Он снова поворачивается к Кариссе.

— Что выберешь? — требует он, и она подпрыгивает от громкости его голоса.

— Он убьет меня! — она снова подчеркивает это, падая на колени, — я могу все исправить, — умоляет она. Конечно, ее отец не станет ее убивать.

— Больше нечего исправлять, Карисса.

Слезы текут по ее лицу, и она хватается за его ноги. Мне нужно уйти. Я не могу продолжать наблюдать за этой сценой, но почему я не могу отвести взгляд?

— Мне некуда идти, — ее голос дрожит от признания.

Я натягиваю длинные рукава платья, скрещиваю руки на груди и делаю шаг назад. Я должна убраться отсюда.

— Стой на месте, Джин, — приказывает он, и мое тело послушно выполняет приказ. Его голос смертоносный и сексуальный как грех.

— Пожалуйста, не заставляй меня смотреть на это.

Он смотрит на меня через плечо, и я понимаю, что сказала это вслух. Его глаза темные и жесткие, заставляющие меня пожалеть, что я вообще пришла сюда.

— Двенадцать часов, Карисса, — он продолжает смотреть на меня, говоря своей невесте.

Я слышу, как она вскакивает на ноги, в то время как Сорен удерживает мой взгляд.

— И что мне теперь с тобой делать? — он пальцами сжимает подбородок. Мои ноги словно прирастают к земле, а тело содрогается от нехватки кислорода.

Сорен приближается ко мне, с каждым шагом забирая все больше кислорода из моих легких. Чем ближе он подходит, тем труднее становится дышать.

— Теперь ты шпионишь за мной, — обвиняет он.

Почему он был таким сексуальным с пистолетом? Я касаюсь рукой лба, проверяя, нет ли у меня жара. Я никогда не видела эту сторону Сорена, и должна быть в ужасе. Я определенно не должна думать о том, какой он горячий.

Сглатываю образовавшийся комок в горле, и это действие неприятно сушит мой пищевод.

— Ты заслуживаешь лучшего, — шепчу я.

— Ты не думала об этом, когда напала на меня с медвежьим спреем, — в его тоне сквозит неодобрение.

Его глаза отрешенно скользят по моему телу вверх и вниз, пока наши взгляды не встречаются. Воздух накаляется из-за нашего противостояния, посылая мурашки по моей коже. Мои мышцы напрягаются в ночной прохладе, холодный воздух обдувает каждый сантиметр открытой кожи. Под его темным, неумолимым взглядом во мне зарождается смесь беспокойства и похоти. Я практически задыхаюсь, и этот заряженный воздух готов вот-вот воспламениться вокруг меня.

Я делаю шаг назад, нуждаясь в пространстве, но он настигает меня, пока моя спина не упирается в дерево.

— Тебе понравилось шоу?

Мои глаза расширяются, и румянец заливает мою кожу.

— Все было не так, — слова даются с трудом, и мне хочется сказать ему, что я пришла сюда, чтобы извиниться за свое поведение, но слова словно застряли в горле.

— Держу пари, ты мастурбируешь, смотря в чужие окна и наблюдая, как трахаются ни о чем не подозревающие люди. Это возбуждает тебя, Джиневра? — он никогда не называет меня полным именем, и от этого по мне пробегает дрожь. Его глаза искрятся темным весельем, когда он наблюдает за моей реакцией.