Путь воина - Ламур Луис. Страница 1

Луис Ламур

Путь воина

(Сэкетты-3)

Шомат, в котором Диана находит себе убежище, позднее, разумеется, стал частью той территории, которая в настоящее время известна как Бостон. Преподобный Блэкстон (по-английски его имя пишут часто как Blackstone, хотя единственный автограф, который мне довелось увидеть, имел написание Blaxton) в жизни был таким же, как и персонаж, представленный на страницах этой книги. То же вполне справедливо и по отношению к Самюэлю Мэверику, ставшему одним из прародителей семейства, которое внесло большой вклад в нашу историю, не говоря уже о том, что позднее это имя вошло в обиход Запада, став именем нарицательным [1].

Вопреки общепринятому мнению, рейды работорговцев к берегам Европы вовсе не были таким уж редким явлением. Так, в 1631 году было совершено нападение на ирландскую деревню Балтимор графства Западный Корк, и более ста человек жителей были увезены в рабство.

Тропа Путь воина, имевшая множество развилок и ответвлений, вела с дальнего юга к поселениям ирокезов и еще дальше на север. По этой тропе отряды ирокезов совершали набеги на поселения чероки, криков и так далее, а также наоборот. По этой тропе проходили многие торговцы и путешественники, так как она, вне всякого сомнения, являлась наилучшим из всех возможных маршрутов, поскольку была проложена вблизи источников воды, где не было проблем с топливом для костра и водилась дичь.

Луис Ламур

Глава 1

Тот, кого я поначалу едва не принял за жирного медведя, оказался всего лишь тщедушным индейцем.

Здесь, на склоне, было тихо и пустынно, и я смотрел на вершины гор, золотистые в лучах полуденного солнца. Кое-где в долинах стелился туман, и повсюду вокруг меня пышно цвел вереск, буйно разросшийся по склонам голубого хребта Блу-Ридж и ближайших к нему гор. Устроившись среди цветущих зарослей, где душистые лепестки осыпались мне на плечи и путались в волосах, я следил за тропой у подножия склона.

Древняя тропа была проложена здесь давным-давно, задолго до того, как в здешних местах обосновалось племя чероки, и прежде, чем индейцы-шауни облюбовали эти холмы для охоты. Она существовала тут с тех самых пор, как в этих горах появились первые люди.

Здесь царило безмолвие, нарушаемое лишь щебетом птиц, но я-то знал, что сейчас кто-то поднимается вверх по тропе, медленно и неуклонно приближаясь. Вот уже несколько раз с той стороны вылетали испуганные птицы.

Я так рассчитывал, что это будет жирный медведь, потому что нам было необходимо любой ценой раздобыть сало. Да и сам я порядком отощал, ничего не скажешь — кожа да кости. Когда человек вынужден отправляться на охоту в поисках пищи, труднее всего бывает разжиться именно салом. И хотя свежего мяса у нас было в изобилии, проблема заключалась в том, что все оно было постным, чересчур постным.

А вот встреча с индейцем нисколько не входила в мои планы. Конечно, среди них были и добрые друзья, но, если человек стал другом для одного племени, он, желая того или нет, становится недругом его врагов. К тому же индеец из дружественного племени мог запросто напроситься на угощение и тем самым уменьшить наш запас провизии, тем более что мясо и маисовую муку мы старались по возможности экономить.

Помимо жирного медведя я был бы также очень рад увидеть здесь Янса, поскольку тот должен был уже вернуться домой со связками шкурок, которые нам потом придется упаковать, чтобы продать в поселениях.

Индеец был совсем старым, к тому же он был ранен. Я хорошо разглядел его, направив в ту сторону подзорную трубу. Это была подзорная труба моего отца, та самая, которую он всегда брал с собой, отправляясь в море. И сейчас она оказалась как нельзя кстати.

Я наблюдал за ним, затаившись в лилово-розовато-белом разноцветье вереска, среди которого то там, то здесь были разбросаны небольшие островки цветущего горного лавра. Я сидел в кустах, пригнувшись, так что вряд ли он мог меня заметить.

Силы старика были на исходе, еще совсем немного, и они окончательно его покинут. Он нуждался в помощи, но я уже успел достаточно хорошо изучить повадки краснокожих, чтобы знать, что индейцы могут быть весьма коварны. Возможно, этот старик был лишь приманкой. Я обнаруживаю себя, и затем в меня можно метнуть копье или же пустить стрелу из лука, меня же подобная перспектива нисколько не прельщала.

И все-таки он был плох, совсем плох. Я поднялся и направился к нему, выбирая кратчайший путь, то есть прямиком вниз, по крутому каменистому склону, продираясь сквозь заросли вереска. До того места, где тропа делала крутой поворот, оставалось еще около трех сотен шагов.

Теперь это была наша земля — что бы там ни говорили те индейцы, кому такая точка зрения не по душе, — но не могу же я спокойно смотреть, как у меня на глазах умирает человек (я не считаю тех, которых застрелил).

Индеец все еще шел вперед, когда я появился на тропе прямо перед ним. Старик едва держался на ногах и рисковал в любое мгновение оказаться на земле. Я успел подойти, чтобы вовремя его подхватить.

Он был изнурен долгой дорогой и к тому же ранен — рана от пули.

Обхватив старика рукой, чтобы не дать ему упасть, я первым делом на всякий случай вынул его нож и только затем повел через заросли к нашей хижине.

Мы с Янсом выстроили ее в глубине скальной ниши, над которой нависал выступ каменного утеса. С трех сторон у нас была замечательная позиция на случай нападения, а нападения происходили всякий раз, как мимо случалось проехать отряду индейцев, вышедших на тропу войны. Этот дом был построен здесь после того, как в горах близ Крэб-Орчард — Сада Диких Яблонь — индейцы-сенеки убили нашего отца и Тома Уоткинса, который тогда был с ним.

Я уложил индейца на кровать, и он почти тут же потерял сознание. Поставив воду на огонь, я разрезал ворот его охотничьей рубахи и увидел, что он ранен в плечо выстрелом из мушкета. Пуля, пройдя почти насквозь, застряла под кожей. Вытащив свой охотничий нож, я надрезал кожу и выдавил пулю. Ране было уже несколько дней, но она была еще в приличном состоянии.

Саким часто говорил о том, что высоко в горах раны гноятся реже, чем в многолюдных городах. Саким приехал в Америку вместе с моим отцом, а до того был лекарем где-то в Центральной Азии. Он — потомок древнего рода великих медиков. Отец встретил его, оказавшись в плену у пиратов на корабле Ника Бардла, Саким был в то время матросом. Он попал на пиратское судно не то в результате кораблекрушения, не то будучи захваченным в плен, и потому, когда отец отважился на побег, Саким был одним из двоих, решившихся бежать с ним вместе.

Наше детство и юность прошли в крохотном поселении на Стреляющем ручье, и Саким был нашим учителем. Среди просвещенных людей своей страны он снискал славу выдающегося ученого, и поэтому полученное у него образование превосходило любое из тех, что можно было получить в то время в Европе. Он учил нас естественным наукам и истории, от него же мы узнали очень многое о различных болезнях и врачевании ран, и все же, несмотря на все свои познания, я очень жалел, что сейчас его не было рядом.

Старик открыл глаза, когда я начал промывать его рану.

— Ты Сэк-этт?

— Да.

— Я пришел от Пенни.

За всю свою жизнь я был знаком лишь с одной-единственной Пенни, женой Янса, которую до того, как она вышла за моего брата, звали Темперанс Пенни. Она осталась у Стреляющего ручья, где и должна была дожидаться нашего возвращения.

— Госпожа Пенни сказала найти Сэк-этта. Большая беда. Керри пропала.

Керри? Кажется, так звали младшую сестру Темперанс. По крайней мере, я слышал, как она рассказывала о ней.

— Пропала? Но как?

— Ее забрали пекоты. Плохие индейцы. Все очень боятся пекотов.