Бомж (СИ) - Путилов Роман Феликсович. Страница 2
Пока я пытался сориентироваться, крылатые кровопийцы снова стали атаковать меня, заходя в атаку со всех курсов, и я понял, что долго оставаться в объятиях теплой, но пахнущей «химией», водичке, не удастся — меня просто загрызут. Я опустил ногу вниз, коснулся пальцами ноги склизкого и скользкого дна, и, сделав два гребка, как кабан, с шумом, вломился в заросли камыша.
Продравшись через плотную зеленую стену, оцарапавшись в десятке мест и поранив ноги, я наконец, выбрался на твердую поверхность, и в изнеможении увал на глинистую, покрытую какой-то сурепкой, землю, чтобы через несколько секунд вскочить и снова бросится в прибрежные заросли — буквально, в нескольких метров от меня, раздались человеческие голоса после чего из-за стены камыша вышли два парня в трусах и девушка в купальнике, с сумкой и циновкой в руках, которые, звонко шлепая резиновыми тапочками, двинулись по тропинке на небольшой холм, за которым угадывались шиферные крыши домиков. Оказывается, пока я, как медведь, прорывался через заросли камышового рогоза, буквально в десяти метров от меня располагался проход к берегу, деревянные мостки и что-то вроде небольшого пляжика с тонким слоем светлого песка.
Провожая взглядом удаляющиеся фигуры молодых людей, я осознал, что я не по форме одет, вернее, совсем не одет, и мое появление в таком виде будет расценено неправильно. Я не помнил, кто я такой, как меня зовут, но, то, что голым разгуливать по улицам нельзя — я хорошо помнил. Еще я помнил, какие-то отрывочные картинки и звуки, что кто-то хочет сделать мне больно, а потом, ко мне быстро приближается одетый человек со злыми глазами, и я понимаю, что если я дам этому человеку приблизится, со мной произойдет что-то очень плохое. Ну а дальше было ласковое солнышко, и теплая вода и на этом все — больше я ничего не помнил. Какие-то картинки мелькали в мозгу, но в основном там преобладала непроглядная чернота.
Потолкавшись по, засыпанной песком площадке у мостика, я обнаружил в кустах рваное, бывшее когда-то розовым, полотенце и две алюминиевые банки пива, на боку которых я с трудом разобрал надпись — «Бир. Синебрюхов». Обмотав полотенце вокруг бедер и придерживая его за края сбоку двумя пальцами (моя набедренная повязка была узкой, короткой, к тому же имела прожжённую чем-то дырку в середине), я прихватил с собой одну банку из-под пива — не знаю зачем, все равно, больше никакого личного имущества у меня не было. Добежав до вершины холма, вновь наколов ноги, я влез в середину какого-то куста, чтобы понаблюдать за раскинувшимся передо мной большим дачным поселком. Из кустов вскоре пришлось вылезти, так как голодные комарихи, визжа на всю округу, слетелись ко мне и атаковали непрестанно, поэтому пришлось, забыв про стыд, крутить вокруг себя своей дырявой набедренной повязкой в режиме нон-стоп, круша летающих хищников десятками, одновременно наблюдая за человеческим поселением. Судя по загорающимся огням, отсветам огней, запахам шашлыка и веселым крикам, обитаемыми на данный момент была примерно половина участков — я очень ждал темноты, понимая, что выжить я смогу только в том случае, если заберу часть богатств домах, стоящих с темными окнами, а еще лучше — с закрытыми ставнями.
— Мне нужна твоя одежда, твои сапоги и твой мотоцикл…- всплыли в голове чьи-то слова. Я не мог вспомнить, кто это сказал, могу ли я водить мотоцикл, но одежда, а особенно сапоги мне были очень необходимы.
Постепенно темнота опустилась на Землю, в поселки стали, один за другим, гаснуть огоньки, крики и песни тоже устали утихать и я, сжав в комок светлое полотенце, чтобы оно меня не демаскировало. Двинулся в ту часть поселка, где жизнь еле теплилась.
То, что сапоги –самая важная для меня вещь я вспомнил, как только ступил за калитку в ограде, окружавшую поселок. Дороги в этом поселении были засыпаны чем-то особо колючим, судя по всему, шлаком, и идти мне приходилось с краю дороги, там, где пробилась вездесущая трава, стараясь не напороться на проволоки и острые железяки, торчащие из разномастных заборов и штакетников.
Судя по всему, воров здесь не боялись — калитку на садовый участок закрывалась на крючок, сделанный из гвоздя, что я легко открыл с улицы. Сразу за калиткой, у густого куста сирени, я обнаружил, воткнутую вертикально в грунт, штыковую лопату.
Судя по состоянию лопаты. Хозяева воткнули ее штык в землю еще осенью, и не факт, что последней. Также мне понравилось, что входная дверь в домик. С запертыми ставнями, была заперта лишь на один поворот ключа. Вставив лезвие лопаты в щель, между косяком и дверью, я навалился на нее, одновременно рывком дернув на себя дверь, которая крякнула и распахнулась.
Мои глаза уже привыкли к темноте, кроме того, в небе висела молодая луна, и в маленьком домике я ориентировался вполне свободно. Первая комната представляла собой веранду, с большим обеденным столом, отключенным холодильником и баком для воды. В пустом холодильнике, на нижней полке, темнела консервная банка и тут я понял, как жутко хочу жрать. Очень долго щупал банку, на предмет вздутия, но, все-таки, рискнул ее открыть. Внутри, судя по количеству белого жира, была свинина, но я ее съел, холодной, по последней капли, насухо вычистив всю банку. Электричество в доме тоже было, а в пластиковой емкости оставалось немного воды, поэтому у меня на второе был прекрасный грузинский чай, жменю которого я обнаружил в металлической, плотно упакованной банке.
Спать я устроился тут же, на веранде, уронив голову на стол, предварительно задвинув щеколду на входной двери и набросив на плечи какой-то ветхий кожушок, что висел на гвозде у входной двери.
Проснулся я на рассвете, оттого, что замерзли босые ноги. Было уже достаточно светло, поэтому я решил осмотреть дом на наличие хоть какой одежды.
Через пятнадцать минут я смог подвести итоги экспроприации.
Из одежды я нашел ветхие, застиранные брюки, неопределенно-бежевого цвета, без пуговиц, старая, военная рубаха и рассохшиеся хромовые сапоги, в которые я с трудом воткнул свои ноги. Носки в домике отсутствовали, поэтому я намотал в качестве портянок, порванное на две части, мягкое полотенце. В ящичке для посуды я прихватил старый складной ножик с сильно расшатанным лезвием. Кожушок был на меху — он хорошо согревал меня ночью, но днем в нем было слишком жарко, поэтому его я оставил, после чего, прихватив пустую банку и висящий в кладовой потертый солдатский «сидор», я покинул гостеприимный домик, отжав лопатой косяк и захлопнув дверь в обратном порядке. К сожалению, покинуть место ночлега незаметно мне не удалось — когда я спустился с крыльца, в доме напротив колыхнулась, плотно зашторенная, белая занавеска — кто-то из соседей наблюдал за незваным гостем.
Территорию поселка садоводов я покинул, более никого не встретив, правда вышел не к вчерашнему озеру, а через, широко распахнутые, металлические ворота и пошел по, отсыпанной все тем же, злокозненным, изранившим мне ноги шлаком, узкой дороге, идущей мимо засаженных картошкой полей и березовых околков. В пути встретил своих коллег — судя по одежде БОМЖей, а исходя из наличия различных, полупустых мешков и сумок — грабителей дач.
Я сунул руку в карман брюк, ухватился за «складишок» — мое единственное оружие, но встречные, четыре мужика и одна женщина, с распухшим лицом, только зло посмотрели на меня, и молча прошли мимо. А через пять минут я вышел к остановке автобуса — судя по перекошенной табличке, единственный маршрут, который здесь останавливался, шел до железнодорожного вокзала.
Глава 2
Глава вторая.
Новые горизонты.
Безвременье.
Из автобуса меня выгнали на третьей остановке, вернее я сам вышел, так как кондуктор-злая женщина с потасканным лицом, не добившись от меня ни денег за проезд, ни добровольного покидания салона старого «ЛИАЗА», пошла договариваться с водителем, чтобы тот остановился у стационарного поста ГАИ, и я предпочел не доводить ситуацию до прямого столкновения с милицией. Мне показалось, что до добра это не приведет.