Ручей повешенной женщины - Ламур Луис. Страница 27

Человек не стареет, пока не начинает забывать свою мечту. Кто-то, помнится, сказал, будто природа не терпит пустоты. Так вот, судя по моему жизненному опыту, я бы добавил, что природа вообще не любит ничего, что не способно приносить плоды. А я? Очень может быть, думал я, пришло и мне время умереть, ведь, сколько я себя помнил, я никогда ничего не создавал, а лишь отрабатывал поденную плату. Спору нет, работал я честно и не покладая рук, не обращая внимания на дождь, снег и град. Я укрощал строптивых мустангов, вытаскивал увязших в болоте бычков, глотал пыль в загонах Для клеймения, глох от топота копыт и рева перепуганных животных.

Но только мечта моя все же не умерла. Вплоть до самых последних дней она таилась в глубине моей души. Каким-то непонятным образом Энн пробудила ее к жизни. Но у меня и мысли не промелькнуло, что такая девушка, как Энн, предназначена для меня. Ведь девушке из хорошей семьи, получившей отличное образование, нужна соответствующая обстановка. Фило — дело иное. Крепкому сильному мужчине естественно жить там, где он сможет проявлять свою крепость и силу, но Энн?..

Размышляя обо всех этих вещах, я в то же время сознавал, что люди Белена, должно быть, уже напали на наш след и ринулись в погоню. Их ничто не задерживает, и они могут развить немалую скорость. Правда, их лошадям уже пора бы утомиться от долгой и быстрой скачки.

Прикидывая, где бы засесть, я остановился у почти высохшего прудика у ручья. Собственно, даже не у прудика, а так, возле лужи, куда приходят побарахтаться бизоны. Спрыгнув туда, я присел, прислонившись спиной к берегу. Враги могли бы проехать мимо меня и даже не заметить, если я сам не открою огонь. Однако у меня возникло подозрение, что они будут держаться тропы, с которой мы свернули, и поедут вдоль ручья. Тогда, наверное, именно тут они решат остановиться на ночь или устроить хоть небольшой привал. Местечко — самое подходящее для лагеря, не в пример тем лощинам, куда забивались мы, чтобы украдкой развести костер.

Но даже если бы они не остановились тут, у меня все еще оставался шанс, ведь я мог отправиться им вслед пешком. Известно — человек даже и без коня может преодолеть многие и многие мили, тому есть немало примеров.

Однако я был почти уверен, что преследователи должны остановиться здесь. Ведь последние дни их кони наверняка едва кормлены. Несчастные животные, верно, уже выбились из сил. Тем более, что им пришлось немало проскакать еще до того, как Белен бросился в погоню за нами. И уж если они остановятся, сказал я себе, одного-то коня я добуду.

Драться мне не впервой, — всю свою жизнь я из драк не вылезал. Мне приходилось полагаться только на свои кулаки и мозги, уж какие имелись. И если я побеждал в девяти схватках из десяти, то лишь благодаря тому, что никогда не желал смириться с поражением. Несколько раз, когда казалось, будто уже все потеряно, я упрямо продолжал работать кулаками и в конце концов побеждал.

Но сейчас все было иначе. Мне предстоял не кулачный бой, а перестрелка. Я знал, что враги, по крайней мере, часть из них, хотят убить меня… постараются сделать это во что бы то ни стало.

Итак, я терпеливо ждал. Хотя прекрасно понимал, что мои шансы на успех ничтожно малы.

Ласково пригревало солнце, среди сугробов виднелись темные полоски влажной земли, но, похоже, уже снова подмораживало. Близился вечер. Царила полная тишина. И тут внезапно на меня навалилась вся накопившаяся за последние дни усталость.

Веки мои отяжелели, мускулы расслабились. Сидеть на солнышке было так тепло и уютно… Однако я заставил себя подняться и осмотреться. Никого. Тогда я снова уселся и поудобнее привалился к обрыву.

Давно ли мы бежим? Сколько ночей я уже толком не спал? Если только останусь в живых, пообещал я себе, то, когда все это кончится, просплю неделю кряду. Но пока надо бодрствовать, враг может появиться в любую минуту.

Я опять поднялся и поглядел вокруг. Нигде, ничего… Скоро совсем стемнеет. Заняв прежнее место, я порылся в карманах в поисках окурка, но безрезультатно. Поплотнее запахнув куртку, я принялся ждать.

А что, если они поехали вперед и устроили засаду на подъездах к городу? Поразмыслив, я решил, что это возможно, но маловероятно.

Мои глаза устали… я на секундочку прикрыл их.

Когда раздался грохот копыт, я уже почти спал. Вздрогнув, я вскочил на ноги, и тут вокруг меня обвилось невесть откуда взявшееся лассо. Всадник резко осадил коня, и веревка туго натянулась, стегнув меня по лицу, захлестнула шею.

— Так его и держите.

Роман Белен соскочил с коня и, натягивая толстые рукавицы, с ухмылкой направился ко мне.

Остальные с равнодушными лицами сидели в седлах. С некоторыми из них я в свое время работал, а одним из тех, кто захлестнул меня лассо, был Ред Хадеман. Несколько лет назад я здорово вздул его на одной вечеринке с танцами. Естественно, он меня недолюбливал.

— Я так и думал, что ты заляжешь в засаде, Пайк, потому что ты первостатейный болван. Теперь ты получишь по заслугам. Потом мы догоним твоих приятелей и покончим с этим делом.

Веревки не давали мне даже рукой пошевелить. Моя тяжелая куртка из овчины и без того стесняла движения, а теперь еще и лассо стягивало мои руки. Вдобавок петля на шее чуть не удушила меня.

Роман Белен был здоровяком хоть куда. В жизни не видел такого гнусного выражения, какое появилось на его лице, когда он приблизился ко мне. Размахнувшись, он направил свой огромный кулачище мне в лицо. Однако Эдди недаром обучал меня боксу. Я машинально отклонился в сторону, и кулак просвистел у моего уха.

Потеряв равновесие, Белен навалился на меня всей грудью, потом отпрянул и, словно обезумев, принялся молотить меня обоими кулаками. От первого же удара в голове у меня зазвенело, но Белен не останавливался. Твердо решив не падать, я расставил ноги и старался стоять как можно тверже. Но он все же сбил меня с ног, принялся пинать ногами. Только толстая куртка пока еще спасала мои ребра от переломов.

Не знаю, сколько это продолжалось. Сперва каждый удар отзывался резкой мучительной болью, но потом все во мне словно онемело, и я уже почти ничего не чувствовал. Однако сознания не потерял. Наконец, выдохшись, Белен отступил в сторону, опустив руки.

— Ладно, снимайте веревки! — сказал он своим людям и напоследок еще раз пнул меня в бок.

— Ну что, Пайк, получил свое?! — заорал он.

Я попытался ответить, однако не смог вымолвить ни слова. Мои губы были разбиты, челюсть распухла.

А этот мерзавец уже отвернулся.

— Черт с ним! — бросил он на ходу. — Поехали быстрее. Этот нам все равно уже не помеха.

Я услышал, как скрипнуло седло, когда он садился на коня.

— Ред, у тебя давно на него зуб. Предоставляю его тебе. Убей его!

До меня смутно донесся удаляющийся стук копыт. Я с огромным трудом заставил себя открыть глаза.

В пятнадцати футах от меня сидел на коне Хадеман с кольтом в руке. Я знал, о чем он думает: о том, как я вздул его, и о том, что мы всегда недолюбливали друг друга. И вот теперь я лежу перед ним совершенно беспомощный и безоружный.

— Да, храбрости тебе не занимать, — проговорил он.

Хадеман поднял револьвер и навел на меня прицел. Я не в силах был пошевелиться. Да и все равно бежать мне было некуда.

Отверстие револьверного дула становилось все больше и больше. Затем, совершенно сознательно, Ред сместил прицел дюймов на шесть в сторону и нажал на спусковой крючок.

Из дула вырвался сноп пламени, пуля ударилась о землю совсем рядом с моей головой. Ред снова взвел курок и снова прицелился. Затем опять отвел руку и выстрелил. Мне казалось, что все кругом содрогнулось, но когда я открыл глаза, Хадеман по-прежнему сидел в седле, рассматривая меня своими холодными серыми глазами. Сдув дымок с дула револьвера, он развернул коня и умчался прочь.

Стук копыт замер вдали, но я по-прежнему не мог пошевелиться. Лежа на спине, я смотрел на низкие серые тучи, затянувшие все небо, даже закатную даль. Наконец что-то шевельнулось в моем сознании, я должен был бороться за жизнь.