Арка первая: "Порт Даль" (СИ) - Иевлев Павел Сергеевич. Страница 10

— Ну и грунг с тобой. Мелкий противный зелёный грунг. Такой же лысый, как ты! — табакси изобразил рыжим хвостом неприличную загогулину.

— Рассказывай, киса, а то и четырёх не получишь, — строго велел Полчек.

— В общем, вот тут, перед таверной отжигал Нюхопёс.

— Кто?

— Ну, один парень, его тут все знают. Так-то он из гильдии нищих, но вообще дико талантливый. Такой рэп мочит, вау!

— Зачем он мочит репу? — удивился Полчек.

— Рекламно-Эмоциональная Поэзия, РЭП, — пояснил снисходительно рыжий табакси.

'Эй, гражданин, подавай монетку,

я рэпчик тебе читану в ответку!

Как только услышишь мои текста́,

Поймёшь, что жизнь твоя — суета!'

Котёнок продекламировал нарочито гнусаво, дёргаясь так, как будто ему тролль на хвост наступил.

— Ну, разве не круто?

— Нет, — пожал плечами Полчек. — И рифма так себе, и размер страдает.

— Сам ты страдаешь, лысень! — презрительно фыркнул табакси. — Нормальный текст. Нюхопёс, когда начинает задвигать про свою ногу, то всех вокруг реально кроет. Хошь не хошь, а монетку отдашь. Рэперы однажды станут знаменитыми, как Мья Алепу!

— Мья была оперной певицей. Это высокое искусство.

— Вот увидишь, лысень, улица ещё придёт на сцену!

— Упаси нас Вечна, — фыркает Полчек, — так что там с ногой у твоего Нюхопса?

— Ну, так-то с ногой у него всё норм, но монету он сшибает как одноногий.

'Подайте ветерану Диаэнкевала,

который врагов Корпоры завалит,

На заклинание регенерации,

чтобы враги остались в прострации…'

Котик снова задёргался.

— Это сколько же ему лет должно быть, если он Диаэнкевал брал? — удивился Полчек.

— Ничего он, конечно, не брал, кроме денег! И деревянная нога — иллюзия. Но когда он начинает читать, никто устоять не может. Талант!

— Ладно, давай к делу, блохастый.

— Чо сразу «блохастый»? — нервно почесался табакси. — В общем, Нюхопёс был в ударе, я прям заслушался. А одна девица аж сомлела: побледнела вся и по стеночке, по стеночке — брык! И озябла. Нюхопёс к ней, а она как заверещит! Тут у него нога деревянная и исчезла. Я уж думал, ему щас навешают, но тут такое началось! Все иллюзии, какие были на променаде, как дракон языком слизал! В таверне матросы как увидели, что им Старый Гориг вместо пива наливает, а главное — откуда… Сразу всем стало не до Нюхопса с его ногой.

— А что за девица?

— Да какая-то, — отмахнулся котёнок. — На птаху по одежде похожа, только совсем молодая.

— И куда она потом делась?

— Без понятия, лысень. Гони мои куспидаты.

— Ты хотел десять?

— Хотел. Но ты же не дашь?

— Десять не дам. Но могу докинуть парочку.

— Пять!

— Не наглей. Три.

— Три и половину!

— Три и подзатыльник.

— Ладно, три, жадюга.

Табакси не так хороши в поиске, как овлинги или двоедушники, но перепуганная девушка оставила за собой такой отчётливый след паники с ноткой безумия, что уже через полчаса вздыбивший шерсть на загривке котёнок уверенно показал рыжей лапой:

— Там она!

Прибрежная таверна из самых распоследних, дыра дырой, место, где с одинаковой вероятностью зарежут как за кошелёк, так и за его отсутствие, стоит на сваях над водой, но её край заходит на берег. Между дощатой платформой, образующей скрипучий пол таверны, и песком грязного пляжа осталась тёмная узкая щель. Полчек присел на корточки и заглянул. В узком замусоренном пространстве сильно пахнет йодом, гниющими водорослями, пролитым пивом и тухлой рыбой. Девушка забилась так далеко и свернулась так плотно, что никак не достать. Глаза закрыты, колени прижаты к подбородку, дыхания не слышно.

— Она жива вообще?

— Живая, — кивает табакси, — просто обмерла с перепугу.

— Лезь за ней.

— Эй, — возмутился котёнок, — на это я не нанимался! С тебя ещё два… Нет, три куспидата!

— Знаешь, — задумчиво сказал Полчек. — Я ведь уже нашёл то, что мне нужно. Как ты думаешь, что мне мешает просто взять тебя за шкирку и швырнуть в море вместо оплаты?

— И что же? — спросил тот, опасливо отодвигаясь.

— То, что у тебя, рыжий мешок с какашками, полностью отсутствует! Совесть! Быстро заткнулся и полез.

Через несколько минут из-под платформы показалась чумазое растерянное лицо девушки.

— Мне пришлось ей мурлыкать! — злобно прошипел табакси. — Это унизительно!

— Ничего, потерпишь.

— И лизнуть! В ухо!

— Вот твои семь куспидатов, надеюсь это смягчит твою душевную травму.

— Всего семь!

— Целых семь. И ты за них не надорвался, рыжий.

— Жадный лысень.

— Простите, что перебиваю, — сказала робко девушка, — но как я тут оказалась?

— Это, юная леди, я как раз хотел спросить у вас, — галантно подал ей руку Полчек.

— Я не помню, — помотала та головой, вставая.

Поднявшись на ноги и отряхнув с подола старенькой мантии прилипший мусор, девушка огляделась и спросила:

— Как вы думаете, господин, в этой таверне можно попросить еды? Я могла бы помыть им посуду.

— Я думаю, — невозмутимо ответил Полчек, — в этой таверне вряд ли подозревают о том, что посуду надо мыть, и внезапное предложение сочтут, пожалуй, попыткой навести сглаз. Кроме того, в таких заведениях полагают, что еда — это закуска, а закуска градус крадёт. Единственное, что в них можно проглотить помимо жидкости, это свои зубы.

— Жаль, — расстроилась девушка, — я почему-то очень сильно проголодалась.

— Позволите покормить вас, юная леди? В этом предложении, клянусь, нет ничего неприличного, а неподалёку есть таверна получше этой.

— Но с чего вам обо мне заботиться, господин?

— Пусть это будет платой за моё любопытство. Вы немного расскажете о себе — то, что сочтёте возможным, не более, — а я угощу вас обедом.

— Этот лысень та ещё въедливая заноза, — подтвердил табакси. — Замотал своими вопросами.

— Я не понял, — удивился Полчек, — почему ты ещё здесь, блоховоз?

— Её, значит, вы кормить потащите, — возмутился тот, — а бедному голодному котику «кыш, пшёл вон»?

— На семь куспидатов ты можешь жрать, пока не лопнешь, и ещё два раза по столько.

— Табакси не платят за еду, лысень! Они снисходительно позволяют себя угостить! Считай, что я тебе позволил.

— Польщён этой честью, — мрачно закатил глаза Полчек. — Пойдёмте уже.

* * *

— У вас есть репа с рыбой? — робко спросила девушка подошедшую официантку.

Толстая густо татуированная полуорчиха уставилась на неё с недоумением.

— Чегось с рыбой, мадамка? Ежели вам каких корпорских извращениев надобно, так вы очень удачно как раз в порту. Котомка-трап-Корпора. А у нас тут еда простая.

— Что может быть проще пареной репы? — удивилась девушка. — В наших краях её все едят.

— Подайте дежурное блюдо, — попросил Полчек. — На всех.

— Так бы сразу и сказали, — буркнула полуорчиха. — Сейчас будет.

— Репа и рыба… — задумчиво повторил он. — Ты с севера?

— Я послушница монастыря Килидун, севернее нас только Край, — кивнула девушка.

— Птаха Вечны Нашёптанной?

— Непосвящённая. Пока.

Полуорчиха грохнула на середину стола большое блюдо с жареным мясом, крупно нарезанным хлебом, толстыми ломтями козьего сыра и жалкой кучкой вялых овощей. Второй ручищей она ловко выставила разом три здоровенные кружки с пенными шапками.

— Это что? Эль? — жалобно спросила девушка. — Я не пью эль…

— Вины всякие не держим, мадамка. Это вам в капитанские заведения. А эль у нас добрый.

— Я пью эль! — моментально заграбастал её кружку шустрый табакси.

— Вино я тоже не пью… — смущённо призналась послушница. — Можно просто воды?

— Вы сюда что, мыться пришли? — возмутилась официантка.