Ошибка Выжившего 2 (СИ) - "Лемор". Страница 50

Промелькнувшая мысль была безумно соблазнительной. Такой сладкой, такой манящей, словно молочный шейк. В состоянии созерцания вероятностей у меня не было тела, но всё равно возникло такое чувство, будто в горле пересохло. И вода здесь уже не поможет. Только молочный шейк. Сладкий-сладкий, холодный и освежающий, такой настоящий.

Я резко вынырнул из этого состояния, вновь ощутив позыв к рвоте. Во мне и желчи больше не оставалось, поэтому я, словно та рыба на берегу океана, потерявшая доступ к воде, принялся корчиться на берегу, схватившись за живот.

Захватившая меня мысль отдавала запахом «гнили». Такой же сладкой, такой же манящей, отдававшей молочным шейком, но это был не он. Добровольное погружение в грёзы для меня будет значить не воплощение моей мечты, а переход из чистилища в настоящей Ад, из которого меня всё ещё смогут однажды достать. Я был обречён, потому что физически не мог считать океан полностью «настоящим». Как бы я себя не обманывал, как бы не старался — это была моя особенность. Всех нас, осколков обезумевшей древней твари.

Я истерично засмеялся, схватившись за голову.

Шепот друзей успокаивал меня. Я чувствовал, как они все в едином порыве будто бы обнимали моё сознание, закрывая от собственного безумия, шептали слова поддержки.

Говорили, что верят мне. Всем нам. Что однажды мы найдём путь. Мы, выбывшие неудачники, не имели другого выбора, кроме как сплотиться. Нет. Все «Они» сплотились вокруг «Нас», ожидая чего-то. Ожидая, и вместе с тем, каждый раз, когда мы терпели неудачу, с удовольствием погружали выбывшие ветви в океан.

Озлобленные, давно потерявшие своё «Я» выбывшие, даже после своего проигрыша цепляющиеся за нашу коллективную мечту. Ведь в этом наша, тварей океана, природа.

Я перестал смеяться.

Как всё сложно и как всё легко.

— Успокоился?

Вопрос, заданный удивительно ласковым высоким голосом, ввёл меня в ступор. Разглядывая песочек перед собой, заторможенным взглядом уставился на альтернативную версию себя, беззвучно открыв рот.

— Какого хера?..

— Да ладно тебе, приятель, — звонко засмеялся… засмеялась… засмеялось оно. — Разве тело не соответствует нашим вкусам? Или они у тебя немного отличаются?.. Мы во многом похожи, ты так не думаешь, а?

Клейтон потрогал себя за грудь, из-за чего меня опять чуть не вывернуло. Безумец весело засмеялся.

Передо мной сидела обнажённая длинноволосая женщина. Блондинка, чьи волосы, впрочем, всё ещё отдавали сединой. Стройная, хорошо развитая, она… оно не выглядело неестественно. Нет, на самом деле — оно выглядело очень привлекательно, совсем не напоминая фальшивку.

Под безумный женский смех я подавил очередной рвотный позыв, чувствуя, что у меня от этого дерьма уже начинает кружиться голова. Я ожидал многого от похода на Вторую Луну, но точно не этого.

Как хорошо, что я не взял с собой Чарльза.

— Зачем?

— Разве не очевидно? — непонимающе наклонил голову другой «я», уставившись на меня всё тем же пустым взглядом больного торчка. — Чтобы ты трахнул меня.

Меня всё-таки опять начало выворачивать.

— Ты слишком драматизируешь, — печально вздохнул… вздохнуло другое «я», показательно раздвигая передо мной ноги прямо на шезлонге. — Всё ещё не забил на такую чушь, как пол? Мистер Стивенсон действительно достал тебя из океана совсем недавно. Не волнуйся, приятель, моё тело уже достаточно погрузилось в океан, это не иллюзия. Не думай, что из-за этого ощущения будут фальшивыми. Как раз наоборот. Если хочешь — можешь потрогать. И не только.

Торчок засмеялся, впрочем, резко замолчав, после чего, немного повтыкав в пустоту, сощурился, погружаясь в приятные воспоминания.

— Всё ещё ничего не понимаешь, тупица? Ты запомнил вкус того шейка? Ощущения должны быть похожими. Ты ведь уже должен был почувствовать это, да? Это неестественное притяжение. Когда твоё сознание станет ещё немного сильнее, будь уверен, ты полностью поймёшь меня. Уже должен начать понимать, ха-ха! Художник был тем ещё извращенцем, дружище, и мы мало чем отличаемся от него. Порочный самовлюблённый неудачник, который возненавидел себя больше, чем кого-либо ещё. Какая печальная история!

Больной ублюдок начал мять свои груди и играться с ними, словно ребёнок, всё ещё держа ноги раздвинутыми, будто ожидая, что я действительно сейчас встану и пойду сношаться с тем, у кого только что был член.

— Ты зря так смотришь на меня, — пробурчало нежным, игривым голоском существо. — Женское тело отличается от мужского. Когда появится возможность, попробуй. Очень много вещей начинаешь воспринимать иначе, любопытный оп…

В моих руках появился огнемёт.

Другой «я» только и успел, что на меня удивлённо вытаращиться, как я начал поливать его-себя синим пламенем. По всему пляжу распространился безумный женский вопль, в нос ударил запах горелого мяса. Забившееся в конвульсиях тело начало обугливаться прямо на глазах, окончательно меня убеждая в том, что эта тварь действительно полностью изменила своё тело.

Не прошло и минуты, как передо мной лежал обугленный труп.

— С меня хватит, — выдохнул я. — Я не буду откатывать эту ветвь, пошёл нахер!

Я уже думал было взять камеру, вернуться к стиляге и свалить из этой пустой реальности подальше, но…

— А вот это ты зря, приятель.

Меня схватили за плечо. Я резко повернулся, увидев перед собой абсолютно невредимого Клейтона. Он был со мной одного роста, но мне всё равно казалось, будто эта тварь возвышалась надо мной. Я попытался отойти, но не смог, осознав, что всё моё тело застыло. Даже не так.

Само моё сознание застыло. Было схвачено между реальностями, обездвижив не только моё тело, но и душу.

«Редди, Шеди, Пит!!!»

Я мысленно закричал, почувствовав неожиданный прилив настоящей паники. Моё метафизическое сознание затряслось в настоящей конвульсии, пытаясь вырваться из этой хватки, однако это было всё равно, что простому человеку порвать на себе цепи, обвившие всё тело.

Мои ручные твари не ответили на мой мысленный зов. Я в принципе перестал их чувствовать, словно их и не было. Лишь отдалённые образы.

— Между нами, дружище, действует негласное правило, — пустые глаза ублюдка превратились в два провала в бездну. — Мы убиваем друг друга быстро, без лишних страданий. Никто из нас не любит боль, не так ли?

Существо с какой-то извращённой нежностью поправило мою чёлку, вглядываясь в мои глаза, словно пытаясь в них что-то найти. Оно всё ещё сохраняло женскую форму, из-за чего до меня отдалённо доходили эмоции другого «я», которые, к моему ужасу, можно было интерпретировать как материнскую нежность, смешанную с чистой ненавистью.

— Только Мистер Стивенсон может позволить себе обрекать нас на болезненную смерть, но лишь потому, что никто из нас не может до него дотянуться. Ты же зазнался, и за это тебя нужно немного проучить. Можешь даже не надеяться на этого кита, скрывающегося за каплями дождя, дружище.

Я мысленно застонал.

Вот же сука.

Ублюдок похлопал меня по щеке, словно обнаглевшего ребёнка.

Я почувствовал, как моё тело начало словно уменьшаться. Плавиться. Кое-как я опустил взгляд, поняв, что происходит: моё тело начало превращаться в глину. Его пронзила какая-то уникальная форма боли, когда каждая клетка сигнализировала о том, через какую неестественную трансформацию проходит, но недостаточную, чтобы моё сознание просто-напросто отключилось от боли, не выдерживая информационного шока.

Почему-то я не умирал. Моё сознание продолжало находиться в вопреки здравому смыслу живом теле, превращая меня в бесформенную живую массу, причиняя мне бесконечную агонию.

— У меня есть небольшое хобби, — будто бы похвастался другой «я». — Все мы тяготеем к художеству, но у каждого из нас есть свои особенности. Я вот увлекаюсь, как бы странно это ни звучало, гончарным делом. Гончар. Очень успокаивающее хобби, а?

В руках твари появился глиняный нож.