Сердце для падшего Ангела (СИ) - "Хастлер". Страница 3

— Ты… мелкая дрянь! Ещё раз откроешь на меня рот в таком тоне, я за себя не ручаюсь.

— А я тебя и не боюсь! — сползает с постели, поправляя на себе одежду. — Мне на вас всех по хуй!

Вот же, блять! К чёрту самообладание! В два шага преодолеваю расстояние между нами и опрокидываю его обратно на покрывало, недвусмысленно хватая рукой за горло. Второй упираюсь ему в грудь, прижимая к матрасу. Такой мелкий, как бы не сломать чего… Хрипит, втягивает минимальное количество воздуха, которое я ему позволяю, и смотрит прямо мне в глаза. Не вырывается, не пытается что-то сказать, просто смотрит. Но как! Столько злости, ненависти, брезгливости — я не видел ещё ни в одном взгляде. Если бы он мог убить одними глазами, я бы уже лежал остывающим тельцем у его ног.

— В этом доме хозяин Я, — стараюсь говорить чётко, смотря ему прямо в лицо. — Тут живут по моим правилам, и раз ты теперь тоже здесь живёшь, то ты будешь их соблюдать.

— Или? — хрипит сквозь сдавливающие пальцы, и я чувствую под ладонью, как двигается звук в его горле.

Действительно, а что я ему сделаю? Отругаю? Побью? Запру в подвале?.. И тут у меня возникает оригинальная мысль.

— Я тебя выпорю. По-настоящему.

— Читай по губам, братец… Пошёл на хуй!

У меня даже пальцы непроизвольно сильнее сжались на его горле. Мелкий подавился воздухом и начал отцеплять мою руку от своей шеи. Получалось у него крайне плохо, поэтому он начал помогать себе ногами, выкручиваясь, в надежде помочь себе хоть так. А я, не ослабевая хватки, (я точно знал что делаю, поэтому за его жизнь не волновался) начал расстёгивать и высвобождать из шлеек свой ремень.

Парень видимо понял мою задумку и утроил свои усилия. Нажимаю немножко сильнее и вижу, как его глаза туманятся, он немного притихает. А я, воспользовавшись его, в прямом смысле этого слова, придушенным состоянием, без проблем переворачиваю слабо сопротивляющееся тело лицом в кровать. Одной рукой удерживая его за затылок, не даю поднять голову, ногой прижимаю его ноги, тогда как второй рукой стягиваю с него дурацкие джинсы. Как только до объекта моих воспитательных работ дошло, что я собираюсь делать, он прям взвыл. Таких матов я наверное и не слышал никогда. Только сильнее ткнул его лицом в покрывало, чтобы заглушить поток брани и наконец-то стянул ему штаны до колен. Белья на нём не оказалось, что значительно упростило мне задачу.

Прижимая его к мягкой поверхности, я провёл ладонью по гладким, аккуратно-маленьким ягодицам, успокаивая. Он замер, явно ошарашенный моим поведением, на что я, собственно, и рассчитывал. Я тут же заношу руку с ремнём над головой и со всего размаха опускаю.

Один раз… Второй… Третий… Пятый… Парень уже не вырывается, не ругается, на чём свет стоит. Сжался и молча принимает мои удары. Терпит, уже сам утыкаясь носом в кровать, а я вдруг понимаю, что уже и не держу его совсем, просто с размахом опускаю широкую полоску ремня на его покрасневшую кожу… Десять…

Выпрямляюсь и сползаю с кровати. Почему-то чувство, как будто били меня. Заправляю ремень обратно в брюки. Мелкий лежит всё так же лицом вниз, не шевелится, не пытается хоть как-то привести в порядок свою одежду.

Наклоняюсь и сам аккуратно натягиваю расстёгнутые джинсы ему на бёдра, стараясь не задеть при этом алых полосок. Не изверг же я в самом-то деле.

Не поворачивается. Молчит. Ну что же, тогда последнее слово будет за мной. Опускаюсь ещё ниже прямо к его уху, улавливая яблочный запах шампуня от его волос.

— Запомни, малыш, в этом доме я главный. Или ты живёшь по моим правилам или ты не живёшь тут вообще. Или же как третий вариант — ты отхватываешь за свои выебоны. Выбирать тебе… — я касаюсь пальцами его волос и зачем-то убираю их в сторону с лица. Глаза зажмурены, на щеках румянец, губы плотно сжаты.

Уже почти в дверях оборачиваюсь и решаюсь поинтересоваться напоследок:

— Ты меня понял… Эмиль? — специально выделяю его имя.

— Третий вариант мне подходит… — слышу чёткое и спокойное.

О Боже… Отец, за какие грехи ты наказал меня этим чудовищем? Почему и зачем ты скинул на меня своё непутёвое, неуправляемое чадо, а сам свалил, как всегда оправдываясь работой и занятостью…

====== Эмиль : Школа, дело тонкое. ======

Ненавижу!.. Ненавижу!.. Чтоб ты сдох, тварь!!! Задница немилосердно горела, горло першило, слёзы то и дело наворачивались на глаза. Но я держался, держался, пока этот придурок не закрыл за собой дверь. Потом просто дал волю чувствам, и тёплые дорожки беспрепятственно потекли, смешиваясь с прилипшими к лицу, спутанными волосами. Это всё, на что меня хватило. Я просто лежал молча в той же позе, что он меня оставил, всё так же с надетыми, но не застёгнутыми штанами. Не двигался, не выражал никаких эмоций, не подвывал в рыданиях. Просто тишина, пришибленный произошедшим мозг, и слёзы.

К ужину я, ясное дело, не спустился. Причины на то было две: я просто не представлял, как сяду с ЭТИМ за один стол и… просто не представлял, как сяду, потому что сделать это было ощутимо больно.

Я уже вдоволь налюбовался в зеркале на его труды, сменил джинсы на мягкие трикотажные штаны, которые обычно таскал дома, (мои вещи, наконец-то, соизволили принести) десять раз перевернулся с живота на бок и обратно, переключая телик, а злость всё не проходила. Я конечно парень не глупый и где-то понимал, что частично заслужил. Но не так и не таким способом… Да лучше бы он мне в морду врезал! Ходить с фингалом было бы приятнее в сто раз, чем с исполосованной задницей.

В животе урчало, напоминая, что обед я едва попробовал, а к ужину меня не позвали. Спуститься самому мне, конечно же, не позволяла гордость.

Кое-как досидев до одиннадцати, я уже во всю предчувствовал свою скорую гибель от голода. Поэтому решение сделать рейд на кухню пришло само собой.

На лестнице тишина и приглушенный свет лампы. Я опять босиком… А что? Зато тихо. Крадусь к заветной двери, как заправский шпион, нервно облизывая языком верхнюю губу, отчего серёжка на языке едва слышно стучится о краешки зубов. Прислушиваюсь. Говорит женщина и мужчина. Голос едва уловимо знакомый. Приоткрываю дверь совсем немножечко, так, чтобы заглянуть внутрь.

За столом уже знакомый мне охранник и полная женщина неопределённого среднего возраста. Мужик опять что-то пьёт, а тётка пытается скормить ему пару булочек из тарелки рядом. Я бы и сам не отказался, пахнет выпечкой даже сюда.

Мужик замечает меня первым. Всё-таки рабочие навыки видно сработали.

— Заходи, пацан.

Я тут же приоткрываю дверь шире и довольно заваливаюсь в кухню. Какое к чёрту смущение, если жрать хочется безбожно.

— Добрый вечер, — всё же я не полный неандерталец, да и кормить меня тут скорей всего будут, так что добрый тон не помешает.

— Как тебе у нас? — мужчина с интересом смотрит на меня.

— Ничего так… — я сажусь за стол и начинаю гипнотизировать тарелку с выпечкой взглядом.

— Голодный? — охранник пододвигает тарелку ко мне ближе. — Бери, — и уже женщине за столом. — Ольга, налей пацану молока.

Та встаёт и, причитая о глупых голодающих детях и о невнимательном хозяине, начинает копаться в холодильнике.

Вскоре передо мной стоит пара горячих бутербродов с сыром и толсто нарезанными кусками мяса сверху, стакан тёплого молока с сахаром (я так люблю) и всё те же булочки на тарелке, правда уже не три, а только две, я же голодный…

Ольга смотрит на меня с умилением, при этом тщательно следя, чтобы я съел всё. Мужчина всё с тем же интересом, что и днём.

— Ты бы не изводил его так, парень… — я чуть не подавился очередным куском бутерброда, а мужчина продолжил. — Май Эдуардович не плохой человек, только если к нему по нормальному.

— А если нет… Не по-нормальному? — успеваю ляпнуть я, прежде чем заткнуть рот едой.

— Он такой же, как его отец… Ваш отец. Не терпит неподчинения. В разумных пределах конечно, — мужик вздыхает. — Не знаю, что у вас там приключилось, но когда он спустился обратно… досталось всем. Даже Майе Эдуардовне, что вообще из ряда вон…