Гоп-стоп, битте! - Хлусевич Георгий. Страница 17

«Почему я все время думаю о ней? Она необыкновенная. С ней так просто и в то же время интересно. Сколько ей лет на самом деле? Говорит, что больше тридцати, но меньше сорока? Я бы ей и тридцати не дал. Ненужное кокетство, но оно ей идет. Откровенна до цинизма, и это тоже ее не портит. Безумно хочу ее. Безумно!»

— Представь, дорогой Михаэль! Ха-ха-ха! Эксперимент был рассчитан на две недели, а уже через три дня добропорядочные пацифисты так вошли в роль надзирателей, что стали натуральнейшим образом истязать нарушителей. Заметь, что все издевательства снимались на видеокамеру. Один заключенный отказался есть сосиски. Его кинули в карцер. Не желает есть, свинья! Связали и размазали по физиономии сосиску вместе с гарниром. Такова людская сущность, начисто опровергающая известный тезис, что добро должно быть с кулаками. Основываясь на данных эксперимента, осмелюсь выдвинуть его модификацию: «Если добру дать кулаки, оно быстро превратится во зло». И что нам в таком случае ждать от генетических мерзавцев, получивших неофициальное разрешение на использование кулаков в целях поддержания больничного порядка? Ничего хорошего я от них не жду. И если милейшему Якову Пинхацевичу с его врожденной иудейской способностью к администрированию удавалось сдерживать церберов на коротком поводке, то с его уходом здесь воцарится…

«Зачем нужно было зашивать документ в подкладку? Какая глупость! Нужно было свернуть в трубочку, распороть подкладку пояса брюк и вставить в прорезь. Никто и никогда бы не нашел».

— Знаменитая своим беспределом Казанка будет отдыхать…

«Брюки могли постирать. Ну и что? Проклятие! О чем я думаю? У меня же и брюк этих нет. Пусть чернила размоются, зато никто не сможет прочитать, если и найдут. Это хорошо, что постирают».

— В их арсенале разнообразные медицинские средства. Сульфазин в жопень — это, брат мой, похуже, чем на осиновый кол посадить. Температура сорок один, и ягодица воспалена, как при обширном нагноении. Шаг сделать нельзя — такая боль.

«Интересно, смог бы я узнать свои брюки?»

— Методы физического воздействия. — Князь заподозрил отсутствие должного внимания со стороны Михаэля и повторил, повысив голос: — Методы физического воздействия у них отработаны до автоматизма. Влажная укрутка, например. Объясняю. Больного пеленают мокрой простыней, виток за витком накручивая на тело. Ну и что страшного, спросишь ты? А то, что, высыхая, простыня уменьшается в размере и начинает постепенно сдавливать тело. Мучения такие, что больные кричат. Испанский сапог на все тело, только в условно гуманном варианте…

«А зачем мне мои брюки, если там нет документа. Рюкзак! Где, интересно, мой рюкзак?»

— Из режимных мер воздействия я отбрасываю мелочи типа лишения прогулок, запрета на курение, лишения свиданий, лишения права на переписку. Все это чепуха. А вот бессрочная отмена представления на выписку с одновременным помещением в палату к тяжелым психопатам — это уже существенно. Там кроме так называемых буйных полно симулянтов, укрывающихся от правосудия за совершение тяжких преступлений. Они легко покупаются незаконными льготами и элементарно натравливаются на непослушного. И это смертельно опасно. Эти суки не простят нам сегодняшнего унижения. Как только к власти придет Бетховен — нас расселят по разным палатам. Начнут с малого: с подначки, с пинка, с подзатыльника, с болезненного и очень оскорбительного тычка ключами под ребра, а когда, доведенные до известной черты, мы возбухнем, нас уничтожат поодиночке. Короче, курорт скоро закончится.

— И что же делать?

— Пока я не придумал ничего, заслуживающего обсуждения.

Михаэль поднялся с постели. Подошел к окну. Светало. Сквозь легкую изморозь окна просматривался занесенный снегом больничный двор.

В его земле далеко не каждый год выпадал снег на Рождество. Однажды родители специально повезли его на светлый праздник Рождества Христова на самый север страны в город Киль. За городом начиналась загадочная Дания. Вот был восторг! Мог ли он тогда предположить, летя на легких саночках с крутой горки в сугроб, что через двадцать лет судьба забросит его в столь же заснеженную родину его предков, где вместо радости он в полной мере ощутит сначала остановку потока времени, затем амнестическое отупение, неожиданное озарение с последующим осмыслением несчастья, а вместе с ним дикую тоску и крушение всех надежд.

По двору, чуть согнувшись и балансируя руками, чтобы не поскользнуться на обледенелой тропинке, прошла главная повариха. Она первая приходила на работу. Сейчас должны будут включить радио. Что делать дальше? Одному не вылезти из этой профунды [21]. Что делать?

«Ария Роберта из оперы Чайковского «Иоланта», — объявили по радио, и приятный баритон запел: «Кто может сравниться с Матильдой моей?»

Михаэль прослушал арию до конца, покосился на спящего доктора Савушкина, решительно повернулся и подошел к князю Мышкину.

— Князь, мне нужно с тобой посоветоваться.

* * *

Князь Мышкин не перебил Михаэля ни разу. Но начал ответ, как обычно, издалека, цитируя, как по писаному: «И, решительно откашлявшись, он рассказал Остапу Бендеру, первому встреченному им проходимцу, все, что было ему известно о бриллиантах со слов умирающей тещи».

Приосанился, как оратор перед выступлением и продолжил:

— Не удивляйся, дорогой мой Михаэль, что я цитирую неизвестных тебе авторов. Я уже выразил свое сожаление по этому поводу. Михаэль! Ты не просто честный немец, ты святой. А обманывать святых — это святотатство. Это все равно как украсть у слепого или нагадить в храме. Так что можешь на меня положиться. У нас мало времени, скоро завтрак, хочу успеть высказать свои соображения до того, как нас угостят спитым чаем и бутербродом с прогорклым маслом. Недавно в целях дальнейшего самоусовершенствования я прочитал священное писание мусульман — Коран. Там много интересного, местами противоречивого, нравоучительного, безусловно, мудрого, но вот конкретно, что касается твоей ситуации: «А может быть, вы ненавидите что-нибудь, а оно для вас благо, а может быть, вы любите что-нибудь, а оно для вас — зло». Смотри, что получается. Утрата памяти — большое несчастье, но представь, что после ограбления ты был бы в здравом уме и твердой памяти. Как бы ты себя повел? Не важно как, но в любом случае ты бы не стал скрывать от следователя свои паспортные данные. И что было бы дальше? А дальше был бы звонок деду, перевод денежек на обратную дорогу, бесславное возвращение в Германию и пожизненные угрызения совести. Теперь же, когда ты — человек без имени и паспорта, ты свободен во многих своих начинаниях. Ты сбежишь отсюда, и тебя не будут искать ни доктора, ни менты. Безымянных не ищут. А скажи ты свою фамилию, и тот же деликатный Яков Пинхацевич из самых лучших побуждений радостно передал бы их кому следует. Ну, а дальше все пошло бы по накатанной схеме. Пойдем пофрюштюкаем [22] и будем думать, что делать дальше. А пока совет тебе или, если угодно, рекомендация, заложенная в мудрой немецко-русской пословице: Schweigen ist Gold — молчание — золото. Ты не вспомнил свою фамилию и не знаешь, кто ты по национальности. Никому ни слова, иначе тебя могут депортировать в твой любимый фатерланд раньше, чем мы начнем твою реабилитацию перед дедом.

— Но я же говорил по-немецки, когда был не при памяти.

— На немецком, дорогой мой Михаэль, кроме тебя говорят австрийцы, швейцарцы, подданные датской короны, фарерцы и фризы. Граждане Люксембурга, заселившие берег реки Мозель, кроме французского владеют еще и немецким, итальянцы, проживающие в пограничных деревнях южной Тиролии, все старые мадьяры и приличная часть их детей, населяющих территорию бывшей Австро-Венгерской империи. Даже чешский соловей Карел Готт — и тот бегло изъясняется на немецком. Я уж не говорю про триста тысяч обрусевших немцев, проживающих в чистеньких деревнях Омской области, среди которых твой покорный слуга имел счастье дорасти до половой зрелости и выучить твой родной язык. Убедил я тебя? Вот видишь, как русские умеют напрасно терять время. Зачем, спрашивается, убеждать тебя в том, в чем ты разбираешься лучше меня? А твою настоящую фамилию и национальность в настоящий момент знают только те козлы, которые вместе с деньгами отобрали у тебя документы.