Развод. Чужой ребенок - Каттен Лила. Страница 9
– Я хочу быть нужной тебе и важной, Герман. Я хочу быть женщиной, к которой ты придешь в первую очередь. Но, возможно, сделала что-то не так в самом начале. Ты согласен со мной?
– Мила, все так и есть, просто сейчас у меня сложный период.
– Я это понимаю. И я стараюсь быть терпеливой. Мы семья. Я давала тебе клятвы и обещания быть опорой в любой ситуации.
– Знаю.
– Хорошо. Ты можешь сказать, где ты был после работы?
– Приехал домой.
– Нет, Герман, – она поворачивается и смотрит с глубокой обидой мне в глаза. – После работы, которая закончилась в пять, ты уехал.
В этот момент я ощущаю себя в клетке. Ярость становится во главе всего.
– Ты что следишь за мной? Звонишь на работу, чтобы узнать, где я и что делаю? – мои слова сквозят полнейшей злостью.
– Ты не отвечал. Поэтому я позвонила в часть.
– Может, я был занят, – срываюсь на крик.
– Был… Но не работой.
– Какого хрена, ты это вытворяешь? Какая разница, где я был?
– Сегодня пятница, Герман, – ее губы дрожат. – Я ждала тебя, чтобы поехать на праздник моих родителей. Ты сказал, что договорился с коллегами. Уйдешь пораньше, и мы отправимся все вместе. Поэтому я тебя искала.
Глава 8
Мила
Я всегда бы хорошей женой. Хорошей матерью. Я уважала и имела в ответ уважение. А сегодня столкнулась с полным безразличием. И мне сложно осознать, что возможно это происходит гораздо дольше. Во мне борется женщина и жена, которая обещала своему мужу быть с ним в любом моменте его жизни.
Я терпела все эти его перепады психики, настроения, его боль в конце концов. Но сегодня, словно что-то надломилось от его отчужденности уже внутри меня.
Я ощутила себя врагом в его жизни, но чем заслужила это, понять просто не могла.
Эти его крики, слова, будто я чужая женщина… За этот месяц я и себя саму стала терять в нервотрепке между нами двумя. На самом деле, уже забылось, когда мы в последний раз улыбались искренне или говорили больше двух минут, не срываясь на крик или ссору.
Смотрю на него и вижу сожаление. Я вижу своего мужа, который не доводил меня до слез, который оберегал меня и любил так сильно, как только мог мужчина. Женщина внутри верит этим глазам, жена ликует его возвращению.
Сейчас передо мной стоял именно он. Но я знаю и то, что как только я моргну, он пропадет вновь, оставшись простым видением и я останусь наедине с кричащим и хватающим за руки в порыве гнева незнакомцем. Я больше не могу обманываться на его счет.
– Мила… – муж делает шаг ко мне, но я выставляю руку.
Эта дистанция хотя бы помогает мне оставаться в здравом рассудке.
– Не нужно. Прошу, давай просто поговорим, Герман. Стой на месте.
– Прости… родная моя, я клянусь… Я просто забыл… – мягкий голос льется на израненное его грубостью сердце, и я роняю слезы, тут же стираемые пальцами.
– Я знаю, что ты забыл. Я это знаю.
– Прости. Прошу, давай… – он делает вдох, насыщаясь какой-то идеей, пока не выдает ее, – завтра мы поедем к твоим родителям, устроим им ужин за свой счет. Подарим подарок. Только не плачь, умоляю, Мила.
– Герман, – из глаз снова текут слезы. – Отчасти я плачу из-за этого вечера, но… Я…
– Говори, ну же. Скажи, что ты хочешь и я все сделаю, клянусь…
Мой подбородок затрясся, от слов, которые я сейчас должна была произнести.
– Герман, я так не могу. Понимаешь? Чувствую, что не могу…
– Как так?
Он останавливается и, уперев руки по бокам бедер, ждет мой ответ.
– Этот месяц, он стал большим испытанием. И раньше у тебя бывали плохие дни, но в этот раз… Ты очень изменился и… я ловлю себя на мысли, что я боюсь тебя, – голос сипит от слез и сдавливающего горло кома. – И наша дочь…
– О чем ты? – его взгляд из сожалеющего, становится внезапно суровым. – Что наша дочь?
– Оксана тоже тебя боится. Твоя дочь тебя боится, Герман.
Шок на его лице так красноречив, что я уже сожалею о сказанном. Но я не лгала ему о нашем ребенке.
– Она меня боится? Что ты хочешь этим сказать? Что я какой-то монстр? – его руки взлетают вверх на эмоциях.
– Я сказала лишь то, что твоя дочь боится твоих срывов.
– Это ты? Ты ей наговорила?
– Наговорила? – его слова меня выводят из себя. – Ты что не замечаешь сам, что, когда ты дома, не разучился говорить спокойным голосом? Ты постоянно орешь на меня. И неужели ты не думал о том, что твоя дочь это услышит? Но гораздо проще вылить все это на меня, не так ли? Обвинить меня, чем признать свою ошибку. Герман… да что с тобой такое?
– Ты прекрасно знаешь, что со мной, Мила. Так сложно быть просто женой? А не капать на мозги?
Отшатываюсь, с трудом сдерживаясь и понимая, что, то решение, которое я приняла, самое верное для нас сейчас.
– Я тебя услышала.
Воздух проникает в легкие с трудом, но я все же говорю.
– Герман, нам нужно временно пожить отдельно.
Все! Сказала!
Пронзительный взгляд останавливается на моем лице, затем он быстро реагирует и приближается.
– Ты хочешь расстаться?
– На время.
Он напирает и мне становится неудобно быть зажатой между подоконником и мужем. Но я не даю ему повода, чтобы он видел мой страх.
Поэтому смотрю на него задрав голову и не отвожу взгляд.
– Ты что, мать твою, серьезно?
– Да. Это время на расстоянии, я хочу, чтобы ты занялся своим психологическим здоровьем. Тебе не становится лучше…
– А, ну ясно. Эти твои умозаключения, – отходит и задирает голову к потолку.
– Не мои. Все считают так же.
– Все? Ты что с кем-то это обсуждала?
– Твои родители, Инна. Все мы…
– Мила, – орет так внезапно и громко, что у меня в ушах звенит. – Ты что, не можешь остановиться когда нужно? Просто замолчать, – обхватывает мое лицо своими большими ладонями.
– Что ты творишь с собой и с нами? Неужели ты не видишь этого? – мои слеза скатываются к его большим пальцам, которые впиваются в кожу.
Он растирает соленые капли и упирается своим лбом в мой.
– Я не знаю, что происходит, родная… Прошу, – встает ближе, вплотную ко мне и пытается поцеловать.
– Нет… Нет, я не хочу… я не буду, – вырываю свое лицо из его хватки и не позволяю все свести к сексу. – Это не выход. Герман, я очень тебя люблю. И поэтому я за тебя беспокоюсь. Найди специалиста и прими нормальную помощь.
– Та, твою ж мать… – снова кричит и в этот момент его перебивает крик, пронзительный и тонкий крик нашей дочери.
Она стоит в открытых дверях и просто кричит.
– Господи, – подбегаю к ней и обнимаю Оксану, сама же смотрю на мужа, который не верит своим глазам, похоже. – Ты видишь это? – шепчу дрожащими губами, пока ребенок, обхватив меня, плачет, упираясь в мою грудь.
Герман стоит так какое-то время, затем срывается из квартиры и захлопывает дверь.
– Все хорошо, солнышко. Все хорошо, – веду дочь в ее комнату и остаюсь там с ней, пока она молчит и я молчу.
Когда она задаст свои вопросы, я отвечу на них.
Глава 9
Истерика дочери проходит, но мы по-прежнему сидим с ней на небольшом диванчике. У нее большая и светлая комната, которую мы обставили с огромной любовью и комфортом, когда она подросла.
– Мам, – она зовет меня очень тихим и все еще дрожащим после слез голосом.
– Что, моя девочка? – наматываю кончики ее волос на палец, упираясь носом в макушку.
– Почему папа стал таким?
Этот вопрос не стал неожиданным.
И я все думала, как ответить нашей восьмилетней дочери правду, которую она поймет правильно. Поймет, что человек не робот, не машина… Но иногда, что-то внутри все же ломается.
Я отодвигаюсь от нее немного и жду, когда Оксана посмотрит мне в глаза.