Если нам судьба… - Лукина Лилия. Страница 24

Ну, что поделать, если я плохая хозяйка: не люблю готовить, все домашние дела нагоняют на меня тоску.

Вот есть женщины, которые, можно сказать, с тряпкой в руке рождаются — нравится им по дому возиться. Так это не обо мне. Правда, был в моей жизни период, когда я и пироги пекла, и уют в доме старалась навести. Был… Да прошел. А сейчас я лучше буду деньги зарабатывать, чтобы кто-то другой вместо меня шил, стирал, крахмалил, гладил, готовил и выпекал. Да и характер у меня, говорят, совсем не женский. Не зря же Колька меня сегодня «хорошим парнем» назвал.

Войдя в дом, я позвонила Егорову сказать, что уже вернулась.

— Ленка, — тоскливо спросил он, — а у тебя ничего съедобного не найдется? А то я жрать хочу, просто умираю.

— Найдется, подъезжай скорее. Я тоже есть хочу. Сейчас пельмени поставлю варить.

— Цены тебе нет, Елена Васильевна. Я вот подумаю-подумаю, да и женюсь на тебе.

— Лучше сделай себе харакири. Это гораздо менее мучительное самоубийство, чем женитьба на мне. Слушай, — я замялась, — ты, случайно, рыбу не умеешь жарить? Мне тут кусок сома подсунули, а что с ним делать, я не очень представляю.

— Не трогай! — заорал Николай. — Я сам приеду и все сделаю, а то ты все испортишь. Что у тебя в доме есть? Ну… Мука или сухари панировочные?..

— Коля, а ты там не перетрудился? Ты что, забыл, с кем разговариваешь?

— Да, Ленка, извини, это я погорячился… Ладно, бери лист бумаги, ручку и пиши список, чего надо купить, — он начал диктовать, а я послушно записывала. — Полчаса на все про все тебе хватит, а там и я подъеду.

— Договорились. Целую, Муся, — сказала я и отправилась за покупками в находящийся в нашем же доме супермаркет.

С Николаем мы столкнулись в подъезде, и когда вошли в квартиру, то на несколько минут потеряли дар речи, и было от чего — я пала жертвой Васькиного хорошего воспитания. Вместо того чтобы таскать рыбешек по одной из горловины большого незавязанного пакета, который я оставила стоять на полу в кухне, совершенно забыв о нем, он решил оттащить весь пакет в тот угол, где стояли его миски, естественно, опрокинул, и пол кухни оказался покрыт мелкой, скользкой рыбешкой, а забравшийся в кресло Василис с ужасом смотрел на дело своих лап.

— Мерзавец! — сквозь зубы простонала я, глядя на испуганно прижавшего уши Ваську, — Я же недавно полы мыла.

Мы быстренько в четыре руки собрали рыбу, я протерла полы и стала помогать Кольке в качестве грубой неквалифицированной подсобной силы. А Васька, как ни привлекали его головокружительно-умопомрачительные запахи, счел за благо обосноваться в комнате, и только изредка из-за косяка выглядывала половинка его пушистой мордочки.

Одновременно с глубокой сковородой, в которой тушились предварительно обжаренные ломтики сома, я поставила варить коту рыбу — сколько бы он ни съел до нашего прихода, все равно еще захочет — тот еще проглот.

После неописуемо вкусного ужина я, пока Колька мыл посуду, сварила кофе и, слив воду из кастрюльки с рыбой, оставила ее на плите остывать. Сами же мы перебрались в комнату и расселись по креслам пищеварить, а Васька забрался под мое кресло и сидел там, притаившись. Николай закурил и, прихлебывая кофе, благодушно спросил:

— Ну, Ленка, хвались, что героического ты сегодня успела совершить. Телефончик, что я тебе откопал, пригодился?

По мере того, как я рассказывала, лицо Мыколы вытягивалось. А когда я начала делиться своими несбывшимися планами проникнуть в дом Матвея со стороны Волги, у него, что называется, глаза на лоб полезли. Он налил себе коньяка, выпил его залпом, как водку, отдышался и сказал:

— Лена, ты так права, что даже противно делается. Это я насчет харакири. Но или это я круглый дурак и совсем уже ничего в этой жизни не понимаю, или у тебя, подруга, временное помутнение рассудка приключилось. Поэтому я даже не спрашиваю, каким местом ты думала, это очевидно. Ты что, действительно собиралась залезть в дом Матвея? Ты же у него в офисе была и его волкодавов, в смысле охранников, видела. На что ты надеялась? У него же службу безопасности Панфилов Владимир Иванович возглавляет. Тебе это имя что-нибудь говорит?

Вообще-то это имя кому угодно из милицейских говорит очень многое. И в основном такое, что любого здравомыслящего человека заставит очень сильно и не один раз подумать, а хватит ли у него сил, чтобы, нет, не победить, это было невозможно по определению, а хотя бы достойно проиграть Панфилову, бывшему начальнику горуправления милиции. Этого голубоглазого гиганта с совершенно седыми волосами десять лет назад вынудили уйти в отставку в сорок пять лет только потому, что его место понадобилось родственнику какого-то большого начальника.

Полковник Панфилов, для близких ему людей просто Пан, был такой же легендой баратовской милиции, как помогавший в свое время Матвею полковник Васильев, только помоложе. И те, кто его любил, и те, кто ненавидел, отдавали должное его высочайшему профессионализму и признавали за ним редкостное мужество, хладнокровие и выдержку. Да и силой с ним помериться охотников не находилось. Мало кто осмелился бы так, как он, войти безоружным в камеру к захватившим заложников уголовникам и предложить себя в обмен на них. И подобных этому случаев было в его жизни не один и не два.

— Я вообще не понимаю, чего ты добиваешься? — продолжал бушевать Николай. — Тебя для чего наняли? Чтобы ты нашла парней. Ты их нашла, имена знаешь. То, что их нет в Баратове, тоже. Не лезь на рожон. Сообщи все это Власову, и пусть он дальше сам ищет, у него в Москве возможностей больше. Ну, приведи мне хотя бы одну причину, по которой ты упорно суешь голову в петлю.

— Ну, во-первых, мне, может быть, Власова жалко..

— Ленка, я тебя не первый год знаю, так что не говори ерунды. Власова ей, видите ли, жалко. А за что его жалеть? Из того, что ты мне про Лидию рассказала, дураку понятно, что если она сейчас такая… Не знаю, как это сказать… Ну светлая, что ли, то в молодости вообще была дурочка наивная. Ты что же, еще не поняла, что она в эту глянцевую картинку под названием Власов с первого взгляда на всю жизнь влюбилась? А он? Напоил ее, трахнул и дальше пошел. Даже имени он, видите ли, ее не запомнил. А сейчас, когда его жизнь приложила по маковке, та же Лидия его пожалела, фотографию послала, чтобы утешить. Он и забегал, сыночков ему подавай! А мог бы и сообразить, что если обратного адреса нет, то утрись, папаша, не больно ты нужен. Они без тебя выросли и дальше без тебя проживут.

— Коля, ты не забывай, что у него дочь беременная погибла… — попробовала я остудить его праведный гнев.

Но как погибла?! Могла бы и не смотреть спокойно, как ее муженек слалом на дороге устраивает. Она его что, остановить не могла? Могла. Но не остановила. Так что это твое «во-первых» не проходит. Что у тебя во-вторых?

Я молчала. А что тут говорить, когда Мыкола знает и понимает меня лучше, чем кто-нибудь другой.

— Я, Леночка, это твое «во-вторых» невооруженным глазом вижу. Матвей — это твое «во-вторых». Тебе его победить хочется, на колени поставить. Ты, мол, мне ничего не сказал, а я сама до всего докопалась, пусть и против твоего желания. Доказать ему, что ты сильнее. Ну, хватит тебе уже самоутверждаться! Пойми, наконец, что победителей не любят! Никто, нигде и никогда! Тем более женщин.

Колька внезапно замолчал и с надеждой заглянул мне в лицо:

— Ленка, а может быть, ты в него влюбилась? Поэтому и выпендриваешься? А что? Все бабы по нему с ума сходят. И ничего удивительного, всем Матвей взял: и внешностью, и умом, и деньгами. Мужик — кремень, другой бы на его месте сломался от всего, что на него свалилось, а он не только сам выстоял, но и других вытаскивает. — Но, приглядевшись повнимательнее, Егоров печально сказал: — Нет, видать, не дождусь я этого. Ленка, милая! Пойми, Игоря больше нет, понимаешь, нет! Ну, хватит, успокойся, сколько времени уже прошло. Чем тебе Матвей плох? Приглядись к нему получше, может, все-таки влюбишься, а?