Если нам судьба… - Лукина Лилия. Страница 57

— Сашенька, неврологические сердечные боли не оттого, что сердце больное. Волнуюсь я за тебя, переживаю, вот сердце и болит.

— Значит, нервы нужно лечить!

Я обратила внимание, что Власов уже не называл Добрынину Катенькой, да и тон его становился все более прохладным и отстраненным.

— Значит, так. Вернемся в Москву, и сразу же ляжешь в больницу. Надо все-таки выяснить, что с тобой такое происходит. Молодая женщина, а здоровья нет, — решительно сказал он.

— Неужели ты забыл, что это после смерти Настеньки началось? — Катька ударила по больному месту, наверное, она тоже заметила изменение в настроении Власова. — Сначала она погибла, потом ты был, как сумасшедший. Какое же здоровье это выдержит?

— Катя, я понимаю, что ты переживала и из-за нее, и из-за меня. Только, согласись, что ты с ней знакома всего полгода была, да и виделись вы нечасто. А мне она родная дочь, к тому же единственная… — И после небольшой паузы горестно добавил: — Была. Но я-то держусь. Ты, если захочешь, сможешь ребенка завести, а я…

— Нет, Сашенька, я тебя не брошу. Я же тебя люблю, ты у меня на всем белом свете один и есть. Ты мне и папа, помнишь, я тебе рассказывала, что мне десять лет было, когда он умер. И муж — я очень Сергея Степановича уважала, это такой прекрасный человек был, только прожили мы недолго. И любовник, и ребеночек… — закончила она растроганно.

— Нашла ребеночка! — хмыкнул Власов и, видимо, встал с кровати. — Мне пятьдесят, не забыла? У меня четверо внуков. Я дед! — гордо заявил он.

— Дед, Сашенька, дед, — согласилась с ним Катька. — Только знать они тебя не хотят, чего же унижаться? Понимаешь ведь, что ты им не нужен, а сам бегаешь за ними по кустам, как мальчишка. Ты их уже снял, что тебе еще тут делать? Давай вернемся завтра утром в Москву. А, Сашенька?..

— Нет, я останусь, — решительно сказал Александр Павлович. — А ты возвращайся, если хочешь. Я тебя здесь на самолет посажу, а в Москве тебя водитель встретит и отвезет, куда захочешь. Заказывать билет?

— Да нет, Сашенька. Я уж лучше тут с тобой побуду. Это ты сейчас сгоряча так говоришь, под впечатлением от встречи с внуками. А вот скажут они тебе, чтобы ты их в покое оставил, расстроишься ты. Кто же тебя утешит, как не я?

— Как знаешь. Я завтра пойду на них еще посмотреть — они в цирк собрались. А сейчас, с твоего позволения, вернусь к своим внукам, а потом отдельно лягу. Я же «под впечатлением», — с издевкой произнес Власов, — ворочаться буду, тебе спать не дам. И начнутся у тебя опять неврологические боли, — его голос удалялся, становясь тише, и, наверное, уже в дверях он сказал: — Между прочим, ты случайно не забыла, что это из-за тебя они со мной встретиться не хотят?

— Сашенька! — вскрикнула Катька. — Как ты можешь так говорить? Ведь ты же знаешь, что я ни в чем не виновата!

— А вот этого-то я как раз и не знаю, — задумчиво произнес Власов. — Но очень хотел бы знать. И узнаю! — решительно заявил он. Видимо, он последовал моему совету и действительно все хорошо обдумал.

Раздался щелчок закрываемой двери.

— Идиот, — сказала, как плюнула, Катька таким тоном, что стало ясно — ни о какой ее любви к Власову не может быть и речи.

Делать мне в отеле было больше нечего. Вряд ли Катька до утра что-то сможет изменить, скорее испортит еще больше, если полезет к Власову со своей якобы любовью. Я вышла в коридор — Ирины Валентиновны на месте не было, я снова засунула приемник под подоконник, положила ей на стол ключи и поехала домой.

Я открыла Ваське банку консервов, а себе поставила варить пельмени. Я была так вымотана, что, едва дождавшись, когда они всплывут, обжигаясь, покидала их в рот полусырыми, совершенно не чувствуя вкуса. Мне нужно выспаться. Мне нужно отдохнуть, как следует, потому что завтра, пятого июня, решающий день. И мне надо быть готовой к любым неожиданностям. Странная коробка, отправленная Катькой из Москвы самой себе, не давала мне покоя.

На следующий день утром я, избегая смотреть Ваське в глаза, быстренько покормила его и спустилась вниз к Варваре Тихоновне с нижайшей просьбой приютить на десять дней Ваську, пока я буду в отъезде.

— Я вам оставлю для него и продукты, и деньги, чтобы вы могли ему что-нибудь купить, и вам за беспокойство заплачу. Выручите меня, вы же ему все-таки не чужая, — уговаривала я ее. — Хлопот с ним никаких нет, главное — следить, чтобы он на лестницу не выскочил.

— Да приносите, конечно, — охотно согласилась старушка. — Какие же хлопоты, когда я его еще котенком помню? И мне не так одиноко будет, а то хоть с телевизором разговаривай.

— Ну, так я его вам вечером принесу со всеми его мисками, консервами и кормами и даже персональным горшком, чтобы ему легче привыкнуть было, — обрадовалась я. — А то не хочется, как в прошлом году, в питомнике для животных его оставлять. Хоть там и неплохо, но вам я все-таки больше доверяю.

И провожаемая ее заверениями, что она будет смотреть за Васькой, как за родным, я отправилась в отель за Власовым, а приехав, не увидела в холле вчерашнего цыгана. Наверное, они решили, что выполнили свою работу, и их помощь мне больше не понадобится.

У Ирины Валентиновны был очень уставший вид.

— Ну, потерпите еще немного, только до вечера, — попросила я ее.

— Потерплю, — грустно пообещала она. — Вы только скажите, получается у вас? Не зря мои мучения пропадут?

— Тьфу-тьфу-тьфу, — поплевала я через левое плечо. — А больше ни о чем не спрашивайте, хорошо?

— Ну и слава Богу! — сказала она с облегчением.

Уже не стесняясь дежурной, я достала приемник —

глаза Ирины Валентиновны загорелись любопытством, и даже сон с нее слетел — и прослушала магнитофонную запись того, что происходило в номере Власова после моего отъезда. Как я и ожидала, Катькины попытки наладить с ним отношения привели к совершенно обратному результату — если сначала он ей еще что-то отвечал, то потом, разозленный ее настойчивостью, очень грубо попросил оставить его в покое. Я положила приемник в сумку — вряд ли он мне здесь еще потребуется.

Позвонив Александру Павловичу от дежурной, я сказала, что буду ждать его внизу.

В администрации цирка, узнав, что на представление хочет попасть Власов, тут же засуетились. Директор сам лично проводил нас к отдельной ложе, а в соседней, директорской, уже сидели Лидия Сергеевна с внуками и неизменными охранниками. Куда ж без них? Предложение директора пообщаться после представления с коллективом, который почтет за честь и так далее, Власов вежливо, но твердо отклонил.

Представление было так себе, чувствовалось, что артисты уже сидят на чемоданах, но некоторые номера были очень забавными, например дрессированные собачки. Внуки были в восторге. Власов от них просто глаз оторвать не мог, на арену он и не смотрел.

— Это ужасно, я ее совершенно не понимаю, как можно так рисковать, — бурчал он, услышав, что внуки упросили Лидию Сергеевну купить им по второй порции мороженого. — Они же заболеют. Нет, у нее определенно совершенно нет характера.

— Просто она их очень любит, — сказала я, — и соскучилась по ним — она же их, наверное, целый год не видела. И они этим пользуются, как и любые другие дети, чему же удивляться?

Представление закончилось, и Печерская — сегодня на ней был костюм цвета морской волны, который очень мало кому идет, но ей подходил идеально — с внуками ушла в сопровождении директора, а чуть позже мы увидели, как их машины выезжают из двора цирка.

— Леночка, — Власов был очень серьезен, — где бы нам с вами устроиться, чтобы спокойно пообщаться? Понимаете, я очень хочу до конца разобраться в этой ситуации. Что же такое в действительности произошло тогда, много лет назад, из-за чего Екатерину Петровну, — ого, уже не Катеньку, — не хотят знать в этой семье? С одной стороны, четверо внуков, и каких, — он невольно улыбнулся, — а с другой — она, по отношению к которой я тоже не хочу быть ни подлецом, ни предателем. Кто был прав, кто виноват? Помогите мне, Леночка, если вы что-то знаете.