Партнер - Гришем (Гришэм) Джон. Страница 44
И все же Карлу было трудно в это поверить. Зайдя в кабину лифта, он в одиночестве поднялся на третий этаж.
Интересно, а сам он когда-нибудь рассчитывал увидеть Патрика вновь? Загадки, загадки. Еще один трудный день в суде, и он начнет представлять Лэнигана в окружении прекрасных девушек где-нибудь на залитом солнцем песке. Еще один год без повышения в окладе, и он примется размышлять о судьбе девяноста миллионов. Пройдет слух о том, что фирма Богена переходит в другие руки, и он станет укорять Патрика за ее разорение. Нет, нет, правда заключалась в том, что Карл думал о Патрике по той или иной причине каждый день, начиная с того самого, как он исчез.
Ни сестер, ни других пациентов в коридоре не было. У двери в палату стояли двое помощников шерифа.
— Добрый вечер, судья, — сказал один.
Ответив на приветствие, Карл Хаски вошел в слабо освещенную палату.
Глава 23
Патрик сидел на постели и смотрел телевизор.
Он был без майки. Жалюзи на окнах опущены, темноту в палате разгонял тусклый свет настольной лампы.
— Садись-ка сюда. — Он указал Карлу на изножье кровати.
Выждав, пока пришедший рассмотрит ожоги на груди, Патрик проворно натянул спортивную майку и скрылся под простыней.
— Спасибо за то, что пришел, — сказал он и выключил телевизор.
В палате стало еще темнее.
— Ожоги у тебя серьезные, Патрик. — Карл сел как можно дальше от него.
Патрик подтянул колени к груди. И под простыней он выглядел ужасающе худым.
— Было хуже, — сказал он, обхватывая колени руками. — Док говорит, что заживают они неплохо. Но пока мне придется здесь остаться.
— С этим нет никаких проблем, Патрик. Никто и не требует твоего перевода в тюрьму.
— Пока. Уверен, очень скоро положение изменится.
— Брось, Патрик. Решение принимать буду я.
На лице Лэнигана отразилось облегчение.
— Спасибо, Карл. Ты знаешь, что в окружной тюрьме мне не выжить.
— А как насчет Парчмэна? Там в сотню раз хуже.
Повисло долгое молчание, и Карл пожалел о сказанном.
Его слова оказались слишком жестокими.
— Прости. Само как-то вырвалось.
— В Парчмэн я не поеду. Лучше покончить с жизнью.
— Понимаю. Давай поговорим о чем-нибудь другом.
— Ты не сможешь довести мое дело до конца, так?
— Да. Не смогу. Буду вынужден ретироваться.
— Когда?
— Довольно скоро.
— Кого назначат вместо тебя?
— Трассела или Лэнкса. Вероятно, Трассела.
Карл не сводил с Патрика внимательного взгляда. Выдерживать его Лэнигану удавалось с трудом. Судья ждал знакомого блеска в глазах Патрика, за которым последовали бы усмешка и хохот — как бывало, когда тот рассказывал о своих эскападах. «Ну же, Патрик, — хотелось сказать ему, — давай выкладывай, что там с тобой случилось!»
Однако глаза Патрика оставались озабоченными. Он стал другим. И все же Карл решил, что должен попробовать.
— Откуда у тебя такой подбородок?
— Купил в Рио.
— А нос?
— То же самое, там же и в то же время. Нравится?
— Красиво.
— В Рио все это можно сделать, не выходя из машины.
— Я слышал, там отличные пляжи.
— Неправдоподобно отличные.
— Ты встречался с девушками?
— Была парочка.
На темы секса Патрик никогда особенно не любил говорить. Смотреть на красивую женщину ему доставляло удовольствие, однако, насколько Карл знал, на протяжении жизни с Труди Патрик оставался верен ей. Как-то раз на охоте они обменялись впечатлениями о женах. Патрик признал тогда, что удовлетворить Труди далеко не так просто.
Опять повисла долгая пауза. Карл понял, что Патрик не очень расположен говорить. В молчании прошла минута, вторая. Карл не испытывал сожаления от того, что пришел, напротив, он был рад видеть друга.
— Послушай, Патрик, я не буду участвовать в твоем деле и здесь нахожусь не как судья. Адвокатом твоим я тоже не являюсь. Я — твой друг. Можешь говорить.
Протянув руку, Лэниган взял пакет апельсинового сока.
— Не хочешь?
— Нет.
Он сделал небольшой глоток и поставил пакет на стол.
— Романтично, а? Я имею в виду мечту пропа́сть, раствориться в ночи. Представляешь, восходит солнце, а ты уже кто-то другой. Все твои проблемы остались далеко позади: усталость после рабочего дня, развалившаяся семейная жизнь, мечты о богатстве. Ты ведь тоже мечтаешь об этом, Карл?
— В какой-то мере об этом мечтает каждый. Долго ты все планировал?
— Долго. У меня были серьезные сомнения в том, что ребенок мой. Я решил…
— Извини?
— Это правда, Карл. Отец не я. Труди всегда спала с другими. Я любил девочку, но чувствовал себя отвратительно. Собирал доказательства и обещал себе, что непременно объяснюсь с Труди, но всегда как-то откладывал. Странно, однако я привык к тому, что у нее есть любовник. Я собирался уйти, только не знал, как сделать это получше. Прочел пару пособий, где рассказывалось об изменении внешности и способах выправить новые документы. Оказалось, это вовсе не так трудно. Требуется только продумать все и определить порядок действий.
— Поэтому ты начал отращивать бороду и набрал двадцать килограммов.
— Да. Меня самого поразило, насколько сильно я изменился. Это было в то время, когда я стал партнером и сил у меня почти не оставалось. Женат на женщине, которая мне изменяет, играю с дочкой, которая не моя, работаю с людьми, которых на дух не выношу. У меня что-то щелкнуло в мозгу, Карл. Я отправился куда-то по делам и застрял в пробке. Сидел и смотрел на залив. У самого горизонта качался крохотный одинокий парус, и мне так захотелось оказаться под ним, захотелось уплыть куда-то, где меня никто не знает. Я чуть не выскочил из машины и не бросился в воду. По щекам потекли слезы, Карл, поверишь?
— Бывают такие дни.
— После этого я стал другим. Понял, что исчезну.
— Сколько у тебя ушло времени на подготовку?
— Нужно было запастись терпением. Многие, ощутив желание бежать, начинают спешить и делают множество ошибок. Я не терял голову. Мне не грозило разорение или жестокие кредиторы. Я застраховал свою жизнь на два миллиона долларов, на что потребовалось целых три месяца. Я же понимал, что не смогу оставить Труди и девочку с пустыми руками. Начал набирать вес, есть как умалишенный. Изменил завещание, убедил Труди, что нам обоим необходимо оставить распоряжения насчет собственной смерти и похорон. Мне даже удалось сделать это, не вызвав никаких подозрений.
— Ты хорошо придумал с кремацией.
— Благодарю. Рекомендую и тебе.
— Я имею в виду такие немаловажные детали, как установление причины смерти и опознание погибшего.
— Давай не будем об этом.
— Прости.
— А потом я услышал о мистере Бенни Арициа и его маленькой войне с Пентагоном и «Платт энд Роклэнд индастриз». Боген ужасно скрытничал по этому вопросу. Я копнул глубже и выяснил, что в сделке участвуют все: Витрано, Рэпли и Хаварек. Все, кроме меня. Они тоже изменились, Карл. Превратились в хитрых молчальников. Да, я был среди них новичком, но все же являлся партнером! Они сами единогласно проголосовали за это, а через два месяца начали водить меня за нос и вступили в сговор с Арициа. Неожиданно я стал мальчиком для разъездов, что устраивало всех. Труди совершенно спокойно проводила время так, как ей хотелось. Партнеры могли не прятаться, когда им необходимо было переговорить с Арициа. Куда меня только не отсылали, и это было просто здорово, потому что я уже начал строить планы. Однажды отправился в Форт-Лодердейл на целых три дня. Там-то я и встретил парня из Майами, который мог сделать абсолютно надежные документы. За две тысячи долларов я получил новое водительское удостоверение, паспорт, карточку социального страхования и регистрационную карточку избирателя округа Гаррисон. Мое новое имя — Карл Хилдебрандт — звучало в твою честь.
— Я польщен.
— В Бостоне мне удалось отыскать человека, который помогает людям заметать следы. Я заплатил ему тысячу за однодневный семинар. В Дейтоне нанял специалиста по наружному наблюдению, он посвятил меня в тонкости использования «жучков», микрофонов и прочего шпионского арсенала. Я был терпелив, Карл, очень терпелив. Оставался на работе допоздна, собирал информацию на Арициа. Внимательно вслушивался в каждое слово, болтал с секретаршами и копался в мусорных корзинах. Потом приступил к оборудованию кабинетов «жучками». Начал с двух, чтобы отработать технологию. Установив микрофон у Витрано, я не поверил собственным ушам. Они собирались вышвырнуть меня вон, Карл. Правда! Они знали, что Арициа заплатит им примерно тридцать миллионов, которые предстояло разделить на четверых. И не поровну. Самый большой кусок доставался, естественно, Богену — что-то около десяти миллионов, ведь он должен был подумать и о людях в Вашингтоне. Трое оставшихся удовлетворялись пятью миллионами, остальное шло на фирму. Меня они планировали выставить на улицу.