С первого взгляда (СИ) - Никандрова Татьяна Юрьевна. Страница 21

Я ведь знаю, что после детдома мы никому не нужны. Вообще. Ни государству, ни воспиталкам, ни даже директрисе, которая усиленно делает вид, что печется о нашем будущем. На самом деле она просто выполняет свою работу, за которую получает бабки. Пока мы несовершеннолетние, забота о нас — ее головняк. Как только стукнуло восемнадцать — аривидерчи, валите на все четыре стороны.

И если прежде эта мысль не вызывала во мне никаких чувств, то сейчас она меня откровенно пугает. Ведь с недавних пор я несу ответственность не только за свою бестолковую жизнь, но и за Анину. А с ней халатно нельзя. Она нежная, хрупкая, ранимая… Как цветочек, понимаете? Ее нужно оберегать, заботиться о ней, а иначе завянет…

Дверь комнаты распахивается, а на пороге показывается мой сосед, Данила Лесков. Стянув с головы кепку, она валится на кровать и возводит задумчивый взгляд к потолку. А я продолжаю мерять шагами спальню, мысленно пытаясь разрешить неразрешимые алгоритмы в одночасье усложнившейся жизни.

— Чего такой мрачный, Мот? — нарушает тишину Лесков. — С Аней поссорился?

— Нет, — коротко мотаю головой.

— А чего тогда?

— А тебе какое дело? — огрызаюсь, вспылив.

Дело не в нем. Просто после Аниных новостей я весь как на шарнирах. Хочется рычать и бодаться. Чтобы хоть как-то спустить пар.

— Так я ж из благих побуждений спрашиваю, — пожимает плечами Данила. — Может, помочь чем? Вижу же, как раненный зверь по комнате мечешься…

Его вразумительный ответ приводит меня в чувства. Действительно, чего это я? Лесков — нормальный пацан, не раз выручал меня из передряг. Не стоит на него срываться.

— Блин, да проблема неожиданно возникла, — с тяжелым вздохом опускаюсь на свою кровать. — Аню удочерить хотят, прикинь?

— Реально? — приподняв голову, он недоверчиво кривится.

— Угу. Директриса так сказала.

— Жесть. А кто?

— Не знаю. Вроде какие-то мажоры из Москвы. Типа Анька им их погибшую дочь напоминает, — озадаченно чешу висок.

— Ого… А сама Краснова что на этот счет думает?

— Не хочет, конечно! На хрен ей эта Москва сдалась?

— Так пусть откажется. Это ее право.

— Ой, Дан, я тя умоляю, — закатываю глаза. — Мы в Рашке живем, какие права? Директриса прямым тексом ей сказала, мол, если эти москвичи захотят тебя забрать, ты поедешь с ними. И это не обсуждается.

Повисает молчание. Лесков отворачивается к окну и секунд десять обмозговывает услышанное. А затем снова ловит мой взгляд и предлагает:

— А ты сам с ней поговори.

— С кем? — не догоняю я.

— С директрисой. У вас отношения, конечно, непростые, но в целом она ж нормальная баба. Помнишь, как за Артюхова впрягалась, когда его мусора загрести хотели? А как городского чинушу послала, когда он у нас половину территории отжать хотел?

— Да, было такое, — тяну задумчиво. — Но тут вряд ли выгорит. У нее, походу, свой интерес…

— Так попытка не пытка, братан. Что ты теряешь?

Хм… И правда. Почему бы не попробовать? Директриса, конечно, баба с гонором, но вдруг получится? В конце концов, перед тем, как идти на радикальные меры, нужно перебрать все доступные варианты.

— Ладно. Поговорю, — после небольшой паузы решаю я. — Только что мне ей предложить-то?

— Ну, во-первых, конфеты купи. Эти, ее любимые, с кокосом… Как уж называются?

— Рафаэлло?

— Ну да.

— Они дорогие, зараза.

— Ну а ты как хотел? — усмехается. — Если торговаться, то торговаться умом.

— Тоже верно, — киваю.

— Потом попроси за Аню и скажи, что согласен на все ее условия. Помнишь, она в том году тебя на олимпиаду какую-то отправить хотела? А еще покраску подсобки своими силами просила организовать?

— Да, помню…

Раньше я не особо заморачивался тем, чтобы угождать администрации. А теперь понимаю, что зря.

— В общем, как-то так, — резюмирует Данила, откидываясь обратно на подушку. — А дальше — по ситуации смотри.

— Спасибо за наводку, Дан, — благодарно вздергиваю уголки губ.

— Да пока не за что, — отмахивается. — Но, если выгорит — с тебя пачка Примы.

Глава 22. Матвей

— Ваши восемь рублей, — продавщица возвращает сдачу, и я прячу ее в карман джинсов.

Стаскиваю с прилавка пакет с подношениями директрисе и вешаю его на предплечье. Там конфеты, банка кофе и какая-то травяная настойка, которую, по слухам, она очень любит. Ради всего этого добра мне две ночи пришлось разгружать товарные вагоны, так что я очень надеюсь, что дело выгорит и мне удастся ее умаслить.

Выхожу из магазина и, слепо щурясь на полуденном ярком солнце, направляюсь в сторону детдома. В это время мы обычно гуляем с Аней, но сегодня я сменил привычный распорядок. Не хочу ничего ей говорить до тех пор, пока не перетру с директрисой. Шансов на успех, как говорится, пятьдесят на пятьдесят. Поэтому не стоит раньше времени обнадеживать малышку.

Притормаживаю у кабинета Нонны Игоревны и вооружаюсь лучезарной улыбочкой. Я не привык быть милым, но сегодня, походу, придется. Ведь впервые в жизни одолжение нужно не директрисе, а мне самому.

— Здра-а-асте, — тяну я, распахнув дверь. — Можно к вам, Нонна Игоревна?

— А… Горелов, — она мажет по мне равнодушным взглядом. — Ну, рассказывай, что опять натворил?

— Почему сразу натворил-то? — натужно скалясь, приближаюсь. — Я, между прочим, к вам не с пустыми руками. С гостинцем, так сказать.

Ставлю пакет на ее стол и терпеливо жду реакции.

Директриса недоуменно косится на презент. Потом на меня. Потом снова на презент. Вскинув брови, опасливо заглядывает внутрь пакета, а затем опять фокусируется на моем лице:

— Горелов, ты меня пугаешь. Говори живо, что произошло?!

— Да расслабьтесь, Нонна Игоревна, ничего не произошло, — пытаюсь усыпить ее бдительность. — Все в порядке, честное слово! Это я просто так принес. От души.

Она поджимает губы. Поводит плечами. Видно, что не верит, но подвоха уловить не может.

Кажется, самое время вскрывать карты.

— Вы берите-берите. Все свежее, я только что купил, — пододвигаю пакет ближе к ней. — И раз уж я тут, у меня к вам просьба. Ма-а-аленькая совсем. Незначительная. Но я уверен, что вы сможете мне помочь.

— Так бы сразу, — выдыхает с облегчением. — Ну давай, Горелов, излагай. Не тяни резину.

— В общем, я по поводу Ани, — выпаливаю, собравшись с духом.

— Какой Ани?

— Красновой. Вы ей сказали, что ее удочерить хотят. Помните такое?

— Ну да, — кивает. — А ты здесь при чем?

— Я вас попросить хотел, — прокашливаюсь. — Можете ее в Москву не отправлять? Пожалуйста. Она мне здесь нужна. Мы… Мы с ней дружим.

Лицо директрисы наконец озаряется пониманием. Теперь мои мотивы ясны ей как день.

— Дружите, значит, — тянет задумчиво. — Ну, дружба — это дело хорошее.

— Я тоже так считаю, — поддакиваю приободренно. — Ну так что, оставите ее здесь?

Я почти уверен, что сейчас Нонна Игоревна снисходительно ухмыльнется, добродушно покачает головой и в конце концов скажет: «Черт с тобой, Горелов. Забирай свою Аню, и будьте счастливы».

И она действительно усмехается. Действительно ведет подбородком из стороны в сторону. А потом открывает рот и совершенно безапелляционным тоном произносит:

— Нет.

Такое чувство, будто мне пощечину залепили. У меня аж челюсть отвисла, и воздух в легких разом закончился.

— Нет?.. — переспрашиваю хрипло.

Хоть бы глюк. Хоть бы послышалось.

— Нет, — повторяет жестко и категорично. — Аня отправится в Москву и начнет жизнь с чистого листа. Поверь, Матвей, ей от этого только лучше будет.

— Но… Вы не понимаете, — упрямо возражаю я. — Ане тут хорошо, со мной! Мы с ней вместе, у нас планы на жизнь!

— Не смеши меня, — пренебрежительно отмахивается. — Какие у вас могут быть планы? Вам лет-то сколько?

— Да при чем тут, сколько нам лет?! — завожусь. — Это вообще неважно! Важно то, что мы любим друг друга! По-настоящему!