Двое строптивых - Старшов Евгений. Страница 27

Устройство трюма было таково: в носу располагалось докторское отделение, где также хранились канаты. Во втором отсеке от носа были паруса и порох, там же комит вино выдавал (а кому из вольных и воинов не хватало, а также пассажирам — продавал, причем вполне официально). В третьем, срединном, отсеке хранилась провизия — галеты, солонина и т. д. С ним соседствовала кладовая для воды, вина, колбас, сыра и проч. Наконец, в кормовом отсеке хранились продукты капитана и вооружение — доспехи, абордажное оружие и т. д. И уже в самом конце корабля — крохотная капитанская каютка, в которую еще можно было с большим трудом поместить каких-нибудь двух-трех очень высокопоставленных пассажиров — это за счет корабельных офицеров. Когда таких пассажиров было больше, отправлялся "на выселки" уже сам капитан. И если уж он жил в таком стеснении, что было говорить о воинах и гребцах! Гребцы спали прямо на своих банках, а матросы и воины — в проходах и на боевых платформах. Когда нещадно палило солнце, натягивали защитный тент. На одной из галер пребывал специально назначенный в этот поход лейтенант великого адмирала.

Английское сообщество на каракке представляли (из известных нам персонажей) Торнвилль, Ньюпорт и Джарвис, разжалованный в матросы за константинопольское бражничество. Трезвый и злой, он являл собой воплощенное злоречие, чуть ли не ежеминутно критикуя распоряжения и действия капитана и новоназначенного штурмана, отчего становился нуден и к общению не располагал. Ну, этот-то хоть был мрачен по уважительной причине, чего никак нельзя было сказать о Томасе Ньюпорте.

Мужчина чудовищной силы, гераклического склада и пропорций, еще молодой, он был мрачен всегда; с ним никто не стремился общаться, и он, в свою очередь, недолюбливал общество и старательно избегал его. В то же время человека монашеского склада в нем не ощущалось, и по справедливости. Неизвестно, что привело его в орден, однако он мог себе позволить и выпить лишку (чаще всего, в одиночку, ведь с таким характером он даже собутыльника себе не мог найти) и нарушить с пылкой гречанкой одну из орденских заповедей касательно целомудрия. Подраться тоже был охотник — не нарочно, но если его задевали, спуску не давал. В общем, тоже был не собеседник.

Рыцарь Жером оживленно беседовал с магрибинцами на совершенно непонятном Торнвиллю языке. А Лео внезапно затосковал по своим турецким детям: "Интересно было б их поглядеть, полюбоваться, как растут, воспитать. Жаль, что они, фактически, получаются турки — ведь им ни имени, ни наследства не оставишь. Хм, глупость какая в голову пришла. Разве в имени дело, когда они, как ни крути, его плоть и кровь. И этот мерзкий турок Кахим-Брахим — сразу воспользоваться решил, сделать из него предателя… А на что намекали, когда говорили о том, что может быть еще хуже? Неужели этот Кахим-Брахим из желания отомстить может причинить им какой-нибудь вред?.. Запросто… Правда, и улем — человек влиятельный, что ему этот купчишка… Кого-то старый черт вырастит из его детей?.. Тоска защемила… Не думал он, что так может быть… Жениться надо, наверное… И хорошо бы на такой, как Элен — красивой, умной…"

Ну да морской переход в Тунис, или, как тогда более было принято у арабов, Ифрикию, отвлек от мыслей. Надо любоваться морем — а это никогда не надоедает. По пути посетили величавый древний Крит, "посреди виноцветного моря лежащий" и принадлежавший в ту пору венецианцам, где немного отдохнули, потом был рывок до Сицилии, и оттуда уже в Тунис.

Северная Африка встретила родосцев неприветливо: хоть и жарко пекло летнее солнце, да такие ветры стояли, что никому мало не показалось, особенно если кому вздумалось охладиться от солнечного жара в воде. Тогда-то Лео и уразумел, что, какая "Африка" ни будь, а слово-то "Северная" куда вернее будет.

Еще одно разочарование ждало молодого человека в местной столице, именуемой Тунисом, отстроенной арабами на руинах Карфагена. Да даже руин осталось — кот наплакал! Нахлынувшие на византийскую Африку в VII веке арабы, подобно трудолюбивым муравьям, буквально растащили постройки Карфагена, так что во всех их древнейших мечетях, в первую очередь, в Кайруане, стояли античные колонны и капители. От второго, величайшего после Рима города времен поздней Античности, осталось одно название!

Однако там особо не задержались — сдали посольство с братом Барбо, купили зерно, погрузили его на барки и каракку, а вечером походили по базару, где местные назойливо пытались им продать все, что угодно — хищных птиц в клетках, расшитые тапки, благовонные масла, сушеных змей, плоды какгусов-опунций и прочую чепуховину. Притом, если кто-то что-то брал, его отчаянно в наглую обсчитывали, если не на общей стоимости, то уж на сдаче точно. Лео убедился в этом сам, купив ароматическое масло для Элен.

Ночь путешественники провели на судах, поутру отплыли, поставив паруса на всех судах — благо ветер благоприятствовал, а потом случилось обычное — когда неприветливый желтый берег северной Африки уже исчез из поля зрения, на горизонте возникли мелкие точки, принявшиеся расти, и в результате доросшие до целой пиратской флотилии.

Разбойники, неплохо осведомленные своими тунисскими информаторами, приготовились к встрече конвоя. Правда, на что рассчитывали головорезы — было не совсем понятно. Конечно, хлеб — всему голова, и местные пираты частенько отбивали его с целью последующей перепродажи, однако теперь, пусть хлеба и было очень много, вряд ли овчинка стоила выделки. При этакой-то охране с пушками! Видимо, цель была несколько иная — корабли, люди, вооружение. И вдобавок пираты, очевидно, решили попугать нехристей, а себя показать во всем блеске — трепещите, мол, и бойтесь.

Лейтенант адмирала быстро оценил расклад сил и выстроил барки фронтом к противнику, чтобы встретить его сильным носовым огнем. Галерам был отдан приказ выстроиться уступом слева от барок, а сам лейтенант перешел на каракку и поставил ее бортом к противнику справа от барок.

Матросы и воины во всеоружии приготовились встретить нападение. Торнвилль облачился в шлем и доспехи, выделенные ему иоаннитами. На душе было неприятно. Нет, он не боялся, просто почему-то вспоминался его предыдущий, он же первый морской бой с турками, когда он потерял почти всю команду, когг с товарами и свободу.

Лео поглядел на свой щит и горько усмехнулся — все хотел, чтоб на нем нарисовали его герб, да недосуг было, а теперь, может статься, и ни к чему уж будет…

— Не унывай, сэр рыцарь, — хлопнул его по плечу Джарвис, тоже вооружившийся для боя и облачившийся в простой шлем и кирасу. — Не помрем, так живы будем! Пойдем на кормовой касль, к пушкам — нас туда итальянец отрядил. А Томаса Ньюпорта отправили на нос.

Суетливо встали по местам аркебузиры, каракка по-прежнему держалась бортом к противнику, чтобы наиболее эффективно использовать свою огневую мощь. Магрибинцы приближались, лейтенант пока не отдавал приказа открывать огонь, чтоб вести его ближе и наверняка.

Главным было не упустить момент, когда враг и под ураганным огнем сможет прорваться для абордажа. Противником командовал человек, по всей видимости, опытный, который, оценив построение иоаннитов, приказал широко расставить фронт множества своих мелких судов для того, чтоб охватить христиан с флангов и тыла.

Суда у противника в основном были весельными галерами, маленькими, но зато порядка двадцати. Лишь несколько — также малых — парусных судов тяжело выруливали позади основных сил, стремясь к обходу, чтобы поймать ветер.

Наконец, заговорили пушки христиан. Иоанниты стреляли метко, сразу начались попадания. Ответом пиратов стала туча стрел, когда они еще более приблизились, однако с огневой мощью у них было неважно — редко и зачастую безвредно "чихали" маленькие пушчонки, а огонь фальконетов и аркебуз тоже был редок и неверен.

Родосцы повеселели: боевого припасу у них было довольно, и если пушкам приходилось невольно "отдыхать" после произведенных ими выстрелов, стрельба из аркебуз шла частая — как когда-то на когге Торнвилля, стрелки палили из постоянно подаваемых им матросами новозаряженных тяжелых ружей. Три галеры врага пылали и были уже обречены, остальные свершали маневр обхвата. На него лейтенант ответил приказом галерам повернуться вокруг своей оси, а каракке подставить врагу другой борт — это ввело в дело часть не стрелявших бортовых пушек парусного судна и кормовых галерных.