Двое строптивых - Старшов Евгений. Страница 26

Посланник султана был одет не по-восточному скромно, с такой же скромной свитой, и только огромные драгоценные камни в перстнях и на тюрбанах свидетельствовали о статусе и состоятельности египтян. (Будем называть их так безотносительно к происхождению, ведь древние египтяне — копты-христиане — давно уже составляли меньшинство в своей собственной стране, завоеванной арабами, а мамлюки, взявшие власть в Египте в конце XIII века, вообще являли из себя кипучую смесь из курдов, кипчаков, кавказцев и т. д.) И вот теперь посол торжественно оглашал записанные по латыни условия родосско-египетского договора, которые должны были быть ратифицированы великим магистром Пьером д’Обюссоном. Пропустим вводную часть, обратимся к сути:

— Орденские корабли не должны нападать на египетские, свершающие свою коммерцию, равно не тревожить и сухопутные владения султана. Рыцари не должны посылать своих подданных служить проводниками, штурманами и лоцманами врагам султана. Султан обязуется не предпринимать ничего, что противоречило бы интересам великого магистра и дает обещание, что суда ордена будут хорошо приниматься во всех портах его государства, и если их будут преследовать враги, подданные султана выйдут на защиту. Когда подданные великого магистра будут пересекать владения султана на пути в Святую землю, равно по суше или морем, они не подвергнутся обложению какими-либо податями, но будут находиться под защитой султана как его друзья. Подданные султана обязуются не задерживать отпущенного на волю хозяином раба-христианина. Что же касается прочих христианских невольников, они будут обменены на пребывающих в рабстве на Родосе подданных султана из расчета один за одного.

— Что ж, братья, — сказал д’Обюссон, — лучшего, по-моему, нечего и желать… Разве что настоящего военного союза, предусматривающего прямую вооруженную помощь одной из атакованных турками сторон, но чего нет — того нет. Благо что в Египте, по крайней мере, действительно хотят мира и готовы менять пленников, в отличие от турок.

— Я бы прописал отдельно, — осторожно вставил великий командор, — договоренности о закупке египетского зерна.

— Дружба моего господина, султана Каит-бей-аль-Аршафа, безусловно, означает его открытые житницы для снабжения родосских жителей и вряд ли нуждается в подтверждении. Аллах благословляет честную торговлю, и посему мы будем рады помочь вам за добрую цену, и более того, готовы безвозмездно сопровождать наши хлебные суда военными во избежание нападения морских разбойников, франкских или мусульманских, это все равно.

Великий адмирал и маршал переглянулись — их порадовало, что разрабатываемый ими план морских конвоев в отношении Туниса будет действовать и в отношении Египта, причем хлопотами отправляющей стороны и за ее же счет.

— Чтоб сарацины тут особо не шастали и не выглядывали, можно встречать их своими охранными судами неподалеку, в виду Родоса, — прошептал маршалу адмирал, и тот вполне согласился.

Последовал помпезный акт подписания и торжественный ужин в честь посла и его господина, но не прошло и недели, как действо было практически повторено — на сей раз с посланниками тунисского бея Абу Умара Усмана ибн Масуда, прибывшими на Родос. (Уж эти-то подивили местных причудливыми одеяниями из смеси леопардовых шкур, варварски роскошных тканей и золоченых доспехов.) Тунисский властитель, сидевший на престоле уже пятый десяток лет, не обладал дипломатическими достоинствами своего египетского соседа — в смысле определенной уступчивости и дальновидного предвидения, но в изобилии имел его же недостатки — коварство и подозрительность, порожденные беспрерывной борьбой с родственниками за заветный трон и регулярным усмирением неусмиряемых берберов, а плюс к этому еще и фанатичную ненависть к христианам.

И тем не менее и этот африканский хищник был умело укрощен посланцем д’Обюссона — французским рыцарем Даманом. На Родос стали поступать добрые вести с обещанием беспошлинной зерноторговли в больших размерах, чем все и жили. Наконец, то ли турецкая угроза (которая впоследствии также поглотит самостоятельный Тунис, как и Родос с Египтом), то ли родосско-египетский союз вкупе с дипломатическими усилиями брата Дамана привели к тому, что условия мира на 31 год (!) были выработаны чуть ли не за несколько дней и отправлены великому магистру с посольством для подписания. Вместе с магрибинцами вернулся и выполнивший свою миссию Даман.

Так что и с тунисским беем был подписан договор, в общих чертах ставший полным подобием договора с султаном Каит-беем, включая обмен пленными, разве что с дополнением особой статьи, продавленной совместными усилиями д’Обюссона и великого командора — о беспошлинной поставке 30 000 коумов [27] пшеницы, причем даже в условиях, которые в современных договорах именуются форс-мажорными; доставлять хлеб, однако, из Магриба на остров должны были сами иоанниты, потому что местные перевозчики, благодаря своей алчности и связям с пиратами, были ненадежны, о чем упоминалось ранее. Кстати, многочисленные прежние хитрости и нарушения тунисцев привели еще к одной дипломатической победе великого магистра: он назначил консулом в Тунис брата Жерома Барбо, якобы для надзора за правильностью торговли с Родосом, но на самом деле наблюдать за активностью мавров и перемещениями их сухопутных войск и флота — говоря, опять же, современным языком, разведчиком в тылу ненадежного союзника и исконного врага. Барбо вообще считался одним из наиболее тонких и пытливых умов, к тому же блестяще владевший арабским языком (не иначе, тоже последствия долгого плена), так что никто не сомневался, что он с блеском должен был исполнить возложенное на него поручение.

Чтоб не откладывать дела в долгий ящик, было решено сразу, отвезя послов, брата Жерома и подписанный великим магистром договор, на обратном пути захватить тунисский хлеб. Поскольку в деле учреждения конвоев участвовал и великий туркополиер Джон Кэндол, неудивительно, что в тунисскую экспедицию попал и наш герой, только неделю и побывший на острове. За эти дни он успел три смены отслужить на карауле, покутить с Джарвисом и сэром Грином, а также один раз в церкви поприветствовать Элен, которой он даже не имел случая путем рассказать о своей ликийской "командировке" — она куда-то торопилась, и разговора не вышло. Препятствием к дальнейшим действиям послужило новое назначение.

Караван состоял из пяти грузовых барок с мелкими пушками (по паре на носу и на корме каждой барки), а также восьмипушечной каракки и четырех галер. Команда на каракке была английская, на галерах — итальянская. Каракку мы уже имели случай описать ранее, галеры же представляли из себя гребные суда с двумя мачтами и надводным тараном, двумя платформами для воинов, как касли на когге — спереди и сзади; так же были расположены и небольшие пушчонки. Бортовой огонь должны были вести аркебузиры. "Галерный боцман" — комит с серебряной дудкой на шее — перед отходом потчевал вином бородатых гребцов — вольнонаемных, которых в те времена на галерах было больше, чем пленных рабов или преступников. Все три категории галерных гребцов отличались визуально: бородачи были не прикованы и в бою получали оружие, чтобы в критический момент помогать орденским воинам. Преступники и пленные были прикованы к банкам — галерным скамьям и в случае гибели судна неминуемо шли на дно вместе с ним. Первые были обриты наголо, вторым оставляли на обритой голове клок волос.

Комит со своими помощниками являлись полными хозяевами над жизнями несвободных гребцов, стегали их для бодрости движений плетками, а в случае неповиновения или просто для острастки могли зарезать или повесить на страх и вразумление другим. Гребцы сидели по трое на одной банке и управлялись с одним веслом, из них, кроме случая боя, входа в гавань и выхода из нее, греб только один, а две других смены отдыхали; всего банок было порядка 25 по каждому борту. Меж ними по всей длине судна шел проход.