Вернуть величие (СИ) - Магарыч Григорий. Страница 3

— Я сегодня добрый, поэтому считаю до трёх, — я махнул рукой и присел на скрипучую кровать, испытующе глядя на парочку. — Если за это время ты не исчезнешь с глаз, умоешься кровью.

— Ха-ха-ха! — манерно заржал тот и не думая надевать штаны. — Пошёл нахер!

— Раз, — спокойно протянул я, слегка напрягшись. — Два…

— Плевать, смотри, как я деру твою сестричку!

— Два на сопельках… — сжал я кулак.

Реакции не последовало. Что ж. Так и быть. Я спокойно поднялся на ноги и подошёл к неприятелю. Поглядел на сестру. Заметив в её взгляде явное нежелание сношаться, пожал плечами и спокойно убрал руку парня с её груди.

— Три, — смотрю в глаза незнакомцу.

— Ну всё, ублюдок! — парень резко натягивает штаны и замахивается.

Секунда — и его кулак уже висит в неестественном положении. Мне было достаточно мига, чтобы собственную кожу превратить в металл. Истошный крик боли разразился на всю берлогу, вторая рука потянулась за ножом, но слишком нелепо и медленно. Простым взмахом руки я снёс насильника с ног. Я посмотрел на застывшую с широкими глазами сестру, подбадривающе кивнул.

— Я мигом. Одна нога здесь, другая там, — с этими словами хватаю обидчика за волосы и прохожусь по его носу коленом, усиленным аурой. Кровь брызнула в стороны, окропив личико моей сестрички.

Но этого явно недостаточно, урок определённо не усвоен. Шагаю к стене и пару раз сталкиваю череп парня с бетоном.

После третьего удара оборачиваюсь на сестру. А она закрыла лицо руками и глухо плачет.

Убираю руку с ублюдка и присаживаюсь напротив сестры. Убираю локон волос с её грязного лица.

— Эй, ты чего плачешь? — спрашиваю у девушки, пока мужик стонет от боли. — Не плачь, ну. Я рядом, всё хорошо. Улыбнись же.

Но плач не останавливался.

— Я его как-то неправильно бью? — продолжаю я. — Давай член ему отрежу?

— Ты дурак, Кость⁈ — посмотрела она на меня мокрыми глазами. — Хочешь остаток жизни за решёткой провести?

Оу… я нахмурился, глянув на окровавленную морду хрипящего ублюдка.

— Не хочу. Я только зажил.

— Машенька, прошу тебя! — заскулил щенок. — Он же меня убьёт!

— Дай ему уйти, Кость.

— Отпусти, молю! — вторил тот, сложив ладони в молитвенной позе.

— Перестанешь плакать, если отпущу? — щурюсь.

Маша кивает. Делаю шаг к обидчику и беру его за шкирку.

— Да простят же меня Боги войны, — с этими словами открываю дверь. — До свидания.

Пинок под зад явно не стал бы лишним. Но и без того было интересно наблюдать за тем, как избитый выродок с припущенными штанами мчит изо всех сил куда-то вглубь переулка.

Закрыв дверь, я посмотрел на сестру. Она вытирала рукавами мокрое лицо, которое выражало искренни испуг. Но тот быстро сменился удивлением. Девушка будто не узнавала меня какое-то время.

— И мы здесь живем? — приподнял бровь, оглядевшись. — На этой помойке?

— Кость, не говори так. Это наш дом, — осуждающе посмотрела на меня сестра, поднявшись на ноги. — Нас выгнали из квартиры за неуплату. Мы тут уже второй год живём. Ты где драться научился?

— Всегда умел.

Не то чтобы я был сильно раздосадован фактом жизни в заброшенном подвале по соседству с помойкой. В сравнении с моим прошлым обиталищем это место цвело и пахло. Чего стоит возможность выйти на улицу, прогуляться по городу и при этом не понести риски быть убитым. Свобода дарила чувство гармонии и счастья, а такого я не испытывал давненько и всё в этом духе…

Но это не значит, что мы должны жить в этом дерьме всегда. Её брат больше не та безответственная и бесхребетная сволочь, какой была раньше. Как говорится, из дерьма похуже выбирались.

И всё же, обстановка в доме не просто скудная, её просто не существует как явления. Затхлые стены, посыпавшиеся в некоторых местах потолки и дырявый пол. Больше скажу, в любой момент всё это может рухнуть нам на голову.

Осторожно прикрыв хлипкую дверцу, я подошел к сестре. Она молча готовилась ко сну, умываясь. Положил руку на её плечо.

— Ты злишься на меня?

— Злюсь, — покачала она головой. — Завтра, когда меня его дружки по кругу пустят, а ты, если живым оставят, будешь стоять и на всё это смотреть. Не обижайся, когда я сильнее разозлюсь на тебя за это, — пробурчала она обиженно. — Сейчас мне и без тебя проблем хватает. Поэтому просто ложись спать, Кость.

Я оглянулся на дверь.

— Ну, мы закроемся.

— Они дверь выбьют.

— Да? — почесал я затылок. — Тогда они умоются кровью перед тем, как подумают о том, чтобы навредить тебе.

— А тебя убьют. Вот зачем ты полез, куда не просили? — легла она в койку и закрыла лицо одеялом. Захныкала.

Я присел на корты перед её лицом, убрал одеяло и улыбнулся.

— Ты опять за своё?

— Я не плачу, — отвернулась она. — Отстань.

— Не отстану, пока не выскажусь. Ты тут одна, поэтому слушай и не перебивай.

Маша притворилась спящей. Но я-то знал, что она не спит.

— Вижу, тебе не нравится, как мы живём, — констатирую. — Мне тоже не нравится. Наша конура ветшает, а в шкафчике, пожранном молью, пусто. Мы недоедаем. Каждый отброс представляет опасность. И остаётся безнаказанным после пакостей, которые творит по отношению к нам. Это дело пора искоренить.

— И что ты предлагаешь?

Говорил же, не спит.

— Для начала я дам тебе слово, что заработаю нам на новую конуру. Сделаю так, что ты сядешь ко мне на шею, свесишь ножки и будешь ими болтать. И улыбнёшься наконец.

Аура Маши стала теплее.

— А теперь, когда мне полегчало, я от тебя наконец отстану, — я поднялся на ноги и подошел к раковине, передо мной полилась ржавая вода. Смыл с себя всю грязь, прополоскал рот и поглядел на себя в треснутое зеркало.

Синеватые мешки под глазами, обветренные губы, костлявые плечи, пожелтевшие зубы и куча других причин, по которой в школе меня невзлюбили. Ростом я был около метра восьмидесяти пяти, волосы черные, но тонкие и нездоровые, свисающие до подбородка, а на лице редкая грязная бородка, которую срочно необходимо было сбрить.

И несмотря на всё это Анна подошла и объяснилась. Сколько ж в ней человечности? Вымыв лицо, я осознал, что не мылся очень долго. Грязные потные трусы, от которых тянуло блевать, хотел-было тут же сжечь, но не нашел ничего другого, поэтому бережно их помыл, светя своими причиндалами перед сестричкой.

На полу, неподалёку от раскладушки сестры, лежал грязный матрас, на который я и свалился. Притом свалился с таким удовольствием, что словами не передать. Боги! Как же приятно лежать на чем-то мягком! Я ещё и с удовольствием взбил грязную вонючую подушку, после чего с улыбкой на лице погрузился в дивный сон.

— Маш? — сквозь сон протянул я.

— Чего? — прозвучало с другого угла комнаты.

— Я не во сне?

— Ой. Молчал бы лучше, — проворчала она.

— Ущипнуть сможешь?

В меня прилетел грязный тапок. Выловив предмет в полёте, я изучил его внимательно. Улыбнулся. А мир-то интересный, хочу узнать о нём всё.

Глава 2

— Вставай, Костя, ты обделался, — маленький банан рухнул на моё тощее тело, отбив дыхалку.

Милый сон резко прервался — да так, как не прерывался никогда. Открыв припухшие глаза, я резко поморщился. Луч солнца через заколоченное досками окно светил мне аккурат в глаза. Я насторожился, стал принюхиваться. Сердце забило тревогу, но не выявив признаков незапланированных каловых выделений, успокоилось. Это была шутка. Всего лишь шутка.

— Я что-то пропустил? — прохрипел я, держась за ребро. — Они уже здесь?

— Нет никого. Только я.

— Зачем тогда будить? — раздражённо выпалил я, но без злости. Всё ещё не мог принять тот факт, что всё произошедшее со мной вчера было правдой.

Но есть и плохие вести. Теперь, когда солнце лучше освещало комнату, я осознал всю убогость убежища. Краска буквально сыпалась со стен и потолков, оставляя на полу разбившиеся высохшие куски. В углу моей комнаты на полу зияла довольно большая дыра, которая была заделана тремя сколоченными палками.