Подменыш - Донохью Кит. Страница 44

— Бека — гад! — прорычала она. — Они ушли. Думают только о своей шкуре.

Наконец нора стала настолько широкой, что и я смог протиснуться туда. Перебравшись на другую сторону, я чуть не столкнулся в темноте с Лусхогом.

— Осторожней. Она внизу, вот тут, — сказал он тихо.

Я протянул руку и ощутил под ней чье-то холодное, неподвижное тело. Это была Чевизори. Она лежала на спине. Ее ноги погребла груда обломков.

— Она жива, — прошептал Лусхог, — но у нее наверняка раздроблены кости. Я один не могу ее вытащить оттуда. Помоги, — вид у него был совершенно подавленный.

Камень за камнем, мы стали осторожно высвобождать ноги девочки. Согнувшись под тяжестью очередного куска породы, который одному, действительно, было сдвинуть не под силу, я спросил Лусхога:

— А что с Раньо и Дзандзаро? Они живы?

— Вряд ли, — он кивнул на многотонную кучу угля, которая возвышалась над тем местом, где они обычно спали.

Оставалось только надеяться, что смерть настигла их во сне и они ничего не почувствовали. Но не думать о них мы не могли. Риск еще одного обвала заставлял нас торопиться. Чевизори застонала, когда мы убрали последний камень с ее левой лодыжки. Мы подняли ее на руки и понесли к лазу. Одна ее нога болталась, как тряпка, и Чевизори стонала при каждом нашем шаге, пока не потеряла сознание. Я пролез вперед, потянув ее за собой, а Лусхог подталкивал сзади. Хорошо, что она потеряла сознание, иначе не вынесла бы такого мучения. Когда мы выволокли ее под свет факелов, Смолах глянул на ее ногу и бросился в угол, где его стошнило.

— Еще кто-нибудь остался в живых? — спросила Крапинка.

— Не думаю, — ответил я.

Она на мгновение прикрыла глаза, а потом приказала нам быстро выходить наружу.

Обратный путь оказался настоящим кошмаром. Чевизори пришла в себя и стала орать от боли. В этот момент я желал только, чтобы нас всех раздавило разом, и никому потом не пришлось бы никого спасать. Измученные донельзя, мы осторожно положили девочку на склоне холма и устроились рядом. Говорить не хотелось. Раздался грохот еще одного обвала, и из шахты, словно последний вздох умирающего дракона, вырвалось облако черной пыли.

Притихшие от горя, мы ждали наступления ночи. Никто и не думал о том, что обвал может привлечь сюда людей. Лусхог заметил далеко внизу какой-то свет. Ничего не обсуждая, мы вчетвером подняли Чевизори и понесли вниз, к огню. Даже если костер развели люди, Чевизори нуждалась в помощи.

У огня обнаружился Бека. Он не стал извиняться за то, что удрал с холма, не стал оправдываться и объясняться. На наши вопросы отвечал недовольным ворчанием, а потом и вовсе велел, чтобы мы оставили его в покое. Луковка и Крапинка сделали шину для раздробленной лодыжки Чевизори и обвязали поверх курткой Лусхога, а Смолах натаскал листьев и укрыл ими бедную девочку, которая снова впала в беспамятство. Потом Луковка и Крапинка легли рядом с ней, пытаясь согреть теплом своих тел. Смолах ушел и вскоре вернулся с сухой тыквой, наполненной водой. Мы молча сидели вокруг костра, смотрели на огонь, стряхивая грязь и пыль с волос и одежды, и ждали рассвета, словно он мог принести облегчение. Мы оплакивали ушедших. Сначала Игель, потом Киви и Бломма, и вот теперь — Раньо и Дзандзаро.

Утро началось не ярким солнцем, а проливным дождем. Около полудня Чевизори пришла в себя и стала кричать, проклиная шахту, Беку и всех нас. Мы просили ее замолчать, но она успокоилась, только когда Крапинка взяла ее за руку и что-то стала шептать ей на ухо. Мы старались не смотреть в глаза Чевизори. Но и встречаться взглядом друг с другом мы тоже были не в силах. Нас осталось семеро. Я не мог в это поверить и пересчитал всех еще раз. Семеро.

Глава 27

Идея нелегально пересечь границу Тесс не только очень понравилась, но и придала медовому месяцу желанный эротический посыл. Чем ближе мы подбирались к границе с Чехословакией, тем больше страсти проявлялось в наших объятиях. В день, на который был запланирован переход, мы не вылезали из постели до полудня. Чем больше распалялась Тесс, тем сильнее во мне разгоралось желание узнать правду о своем прошлом. Каждый шаг на этом пути казался возвращением домой. Даже пейзаж здесь казался знакомым, словно все эти деревья, озера и холмы когда-то запечатлелись в моей памяти и сейчас мелькали в ней, как в кино. Дома, замки и соборы были точь-в-точь такими, какими я их себе представлял. А люди в гостиницах и кафе — в большинстве своем ясноглазые и светловолосые — выглядели так, словно были моими родственниками. Их лица звали в недра Богемии. Мы решили перейти границу в окрестностях небольшого немецкого городка Хоэнберг.

Замок, который стоял на восточной окраине городка, почти на самом берегу реки Эгер, был построен в 1222 году, потом разрушен, восстановлен, и несколько раз перестраивался. Последний раз — уже после войны. Мы с Тесс решили заглянуть туда. В этот солнечный субботний день мы оказались единственными его посетителями, если не считать молодой немецкой семьи с четырьмя маленькими детьми, которые крутились у нас под ногами.

— Извините, — сказала их мама на хорошем английском, — вы ведь американцы? Вы не могли бы сфотографировать нас на нашу камеру?

Меня немного огорчило, что в нас так легко распознать уроженцев Нового Света. Тесс понимающе улыбнулась, сняла с плеч рюкзачок и положила на землю. Семейство выстроилось у крепостной стены — детишки выглядели так, словно были моими братьями и сестрами, — и меня вдруг переполнило радостное и одновременно печальное ощущение того, что и я когда-то тоже был членом вот такой вот семьи. Тесс взяла фотокамеру и сделала несколько шагов назад, чтобы все они поместились в кадр.

— Igel! Vorsicht, der Igel [49] — закричали вдруг дети.

Мальчик лет пяти бросился к Тесс, замершей возле небольшой клумбы, и выхватил прямо у нее из-под ног маленький серый комочек.

— Кто это у тебя там? — Тесс наклонилась к просиявшему малышу, чтобы рассмотреть поближе существо, которое он держал в своих маленьких ладошках.

Это был еж. Все дружно посмеялись над предотвращенной бедой: Тесс чуть не наступила на зверька. Но я еле-еле зажег сигарету — так тряслись у меня от страха руки. Я не слышал этого имени уже лет двадцать. Да, у них были имена, и оказалось я их еще не забыл. Чтобы успокоиться, я обнял Тесс, мы попрощались с детьми и их родителями и, развернув туристическую карту окрестностей, вышли из замка и зашагали к границе.

По дороге мы наткнулись на миниатюрную пещеру, потом прошли через небольшой лес и вышли на асфальтовую дорогу, которая была абсолютно пустынна. На развилке стоял старый дорожный знак EGER STEG [50] и стрелка, указывающая на восток. Грунтовая дорога вывела нас на берег реки, скорее походившей на мелкий ручей. Перейти его по камням, не замочив ног, не составляло труда. На другом берегу уже была Чехословакия, а в нескольких километрах, за лесом — наша цель, город Хеб. Мы огляделись по сторонам, но не увидели ни единой живой души. Колючей проволоки тоже не было. Мы взялись за руки и перешли на ту сторону.

Адреналин зашкаливал, но все прошло просто идеально. Мы сделали это. Я был почти дома. Утром мы с Тесс попытались замаскироваться под европейцев, которые, как мы успели заметить, не придают значения прическе и одежде, но, как показала практика, еще на немецкой стороне нас быстро разоблачили первые же встречные. Сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, что мы зря так переживали. Был май 1968 года, самый разгар «Пражской весны», когда Дубчек выдвинул концепцию «социализма с человеческим лицом» и открыл для чехов и словаков окно в Западную Европу. Русские ввели свои танки только в августе.

Тесс явно наслаждалась нашей ролью нарушителей и, бесшумно шныряя между деревьями, делала вид, будто она настоящий диверсант или беглый заключенный. Мы все еще держались за руки, но я едва за ней поспевал. Минут через десять начался дождь — сначала мелкий, но вскоре превратившийся в настоящий ливень. В лесу сразу стало темно, и в этой темноте вдруг отчетливо стал слышен топот чьих-то ног. Его не мог заглушить даже шум дождя. Мне показалось, я вижу какие-то силуэты.