Избранница Дикой Охоты (СИ) - Дюкам Мари. Страница 32

— Я останусь.

Покачав головой, лекарка ушла. Не могла я ей объяснить, что обязана быть рядом, если он скончается ночью. Я вырвала его из привычной жизни, подставила под удар. Меня совесть съест заживо, если брошу его в одиночестве в такой момент. И вот всю ночь я просидела на краешке кровати с невидящим взглядом и пустой головой, уснув только под утро.

Пальцы Рейнара дрогнули в моей ладони, заставив тут же проснуться. Его рука была тёплой, а когда я несмело дотронулась до лба, тот оказался прохладным. Лихорадка прошла. Клянусь, так и в богов уверовать недолго!

От многочисленных компрессов краска на волосах всадника пошла пятнами, запачкав соломенную подушку. Я аккуратно оттерла ее с шеи, одновременно прислушиваясь к дыханию. Его обнаженная грудь вздымалась тяжело, но ровно, давая надежду на быстрое выздоровление.

Теперь настало время привести себя в порядок. Хотелось сдёрнуть одежду, запятнанную кровью, хорошенько промыть волосы, нормально поспать было бы тоже неплохо. Но я не представляла, как всё это сделать.

— Выкарабкается твой молодчик, — негромко сказала Ретта, стоило мне выйти из-за занавески в общую комнату.

— Он не мой, — смущённо пробормотала я, оглядываясь.

Изнутри дом походил на избушку лесной ведьмы. Большой стол в центре, на котором вчера лежал Рейнар, сегодня был заставлен всевозможными склянками, банками, туесками и плетёными корзинками. Пахло целебными травами. Лекарка стояла спиной ко мне, каменной ступкой растирая в порошок сушёные лепестки синего цвета. На треноге над очагом булькало пахнущее мёдом и можжевельником варево. Под потолком сушились пучки трав, цветов, висели заячьи шкурки, беличьи хвостики. Типичная ведьминская обстановка.

— Проходи, ешь. Голодная поди. — Ретта махнула ступкой на дальний край стола, где стояла одинокая тарелка, наполненная ещё горячей кашей.

Поблагодарив, я села на лавку. Пшённая крупа, в прошлой жизни не самая любимая, в этой показалась не хуже стейка. Ещё бы — в последний раз я ела нормальную еду два дня назад, не считать же таковой тюремную баланду? Подавив желание облизать тарелку, я отложила ложку.

Старуха всё это время рассматривала меня, даже не думая скрываться. Видя, что двух горстей каши явно не хватило, она подошла к буфету рядом с очагом. Вскоре передо мной легли на стол четверть булки ржаного хлеба, кусок сыра и тарелка с запечёнными яблоками.

— Не торопись только, а то всё обратно пойдёт, — предупредила лекарка, возвращаясь к своим травам. — И кто вам так накостылял?

Помедлив — стоит ли рассказывать о своих злоключениях первой встречной? — я всё-таки ответила:

— Повелитель Дикой Охоты.

Всё равно принадлежность Рейнара к всадникам мне не скрыть: дорогое оружие, изменённая внешность, — да и моё собственное предназначение как будто известно всем, кто хоть как-то соприкасался с тайным народом. А в том, что местные с ними знаются, сомнений не возникало: вряд-ли магический барьер может сам собой поддерживаться, когда Триединая в плену уже двести лет.

— Тогда чудо, что живые, — без особого удивления заметила Ретта. — Видать, вы ему зачем-то нужны, иначе давно б без души остались.

Я угрюмо молчала, дербаня хлеб на мелкие кусочки и по одному закидывая их в рот. Думать об этом не хотелось. Разговаривать — тем более.

Лекарка не стала настаивать. Сняв котелок с огня, она плюхнула его на стол остывать.

— Там выход к бане. — Ткнула поварёшкой в сторону дальней двери. — Натоплена была вчера, но помыться хватит. И чистое платье возьми, рядом на лавке сложено. Потом пойдешь к Веледе, разговор у неё к тебе есть.

— Кто это? — напряглась я.

— Здешняя хранительница.

Понятнее не стало, но от дальнейших расспросов я отказалась. Всё равно выбора нет. Деться отсюда мне некуда, да и местные настроены благожелательно. Только бы не завели старую песню о спасении Триединой!

После еды отчаянно хотелось завалиться спать даже на жёсткий матрас из соломы, но я заставила себя встать с лавки и пойти мыться. Заодно взбодрилась, пока споласкивала волосы прохладной водой. Кое-как высушив локоны, развернула предложенную лекаркой одежду, вот только разобраться в том, что за чем надевается, удалось не сразу.

Нижняя сорочка из плотного хлопка с кружевной отделкой, мягкий корсет и тёплая юбка поверх, а затем уже платье из крашенного в алый цвет льна с квадратным вырезом. Насколько мне удалось оценить без зеркала, выглядела я неплохо. Осталось накинуть на плечи дублет — несмотря на кажущееся тепло, на улице стояла прохладная осенняя погода.

— А вот и твоя красавица, — проскрипела Ретта, стоило мне вернуться в комнату.

Пока я собиралась, Рейнар успел очнуться, и теперь лекарка помогала ему сесть. Это было непросто при разнице их габаритов, поэтому я бросилась на помощь.

— Она… не моя… — ответил всадник, тяжело дыша. Он привалился к стене, старушка сразу подсунула ему под поясницу подушку. Присев на краешек кровати, я подоткнула свёрнутое в рулон одеяло, чтоб можно было опереться ещё и сбоку.

— Удивительное единодушие, — с усмешкой заметила Ретта, проверяя раны под повязками.

— Но ты правда красивая… — выдохнул Рейнар, заставив меня против воли залиться румянцем.

Даже просто сесть на кровати далось ему с большим трудом. Прикрыв глаза, он попытался глубоко вдохнуть, но тут же поморщился от боли в проткнутой насквозь груди.

— Пей. — Лекарка вручила всаднику кружку с горько пахнущим отваром.

Я видела, с каким трудом он её держал, как дрожала рука, когда Рейнар попытался поднести кружку ко рту.

— Я помогу. — Потянулась, чтобы забрать посудину, но женщина хлестнула меня по плечу полотенцем.

— Он справится, — резко сказала она. — А ты лучше иди к хранительнице.

Помедлив, я встала. Неловкая тишина повисла в комнате, пока я комкала рукав платья, не решаясь уйти.

— Я скоро вернусь, — пообещала вдруг осипшим голосом. — Ты поправляйся…

Оборвав себя на полуслове, повернулась к двери. Ну что за телячьи нежности, в самом деле! Испытывать вину за неосторожные слова, вылившиеся в проклятье, это нормально. Но изображать сестру милосердия вовсе незачем.

— Спасибо… Спасибо, что не бросила меня там, в лесу.

Негромкие слова Рейнара заставили споткнуться.

— Не за что, — сухо ответила я и выскочила за порог.

***

Оказавшись на улице, я почувствовала себя спокойнее. И чего так разволновалась на пустом месте?

Только выйдя за калитку, я поняла, что не знаю дороги. С мгновение колебалась, не вернуться ли и узнать всё у Ретты, но встречаться снова с Рейнаром… Лучше спрошу у первого встречного.

Деревенька и впрямь была маленькая: пара десятков домов вольготно расположились в крохотной долине у самых предгорий. Единственная улица змейкой тянулась от первого до последнего дома. Низкие заборчики скорее препятствовали побегу домашней птицы, чем защищали от незваных гостей.

Стоило ступить на дорогу, как меня тут же окружила стайка детей всех возрастов от совсем малышей лет трёх до уже почти подростков. Чужаков они явно не боялись. Вызнав у ребят постарше, где живёт Веледа, я направилась к дальнему краю деревни в сопровождении всей ватаги. Немногочисленные взрослые жители выглядывали из-за заборчиков, провожали нас взглядами, но знакомиться ближе не спешили.

Лес здесь подступал совсем близко к домам, а широкая накатанная дорога становилась уже, исчезая за деревьями.

— Туда, туда! — наперебой голосили дети, тыча пальцами вперёд.

Заслонив лицо от полуденного солнца, я посмотрела в сторону леса. Над верхушками елей и берёз торчал шпиль башни. Ступив за пределы деревни, я вдруг заметила, что моя свита осталась мяться у околицы.

— Неужели хранительница такая страшная? — с улыбкой спросила я.

Дети засмеялись, а мне ответила девчушка лет пяти:

— Нам родители запрещают играть у башни. Госпоже Веледе нужна тишина.

— Ага, вот вчера Тилло и Луц собирались пробраться в её сад, так их родители наказали, — рассказал паренёк лет десяти. — Выпороли и на горох поставили, чтоб неповадно было.