Операция «Транзит» - Акунин Борис. Страница 37
Вернуться назад он не мог, не имел права.
А Саша надела фуражку, встала, подобрала карабин и побежала догонять подруг. Слава богу, ее, кажется, даже не ранило. Подполковник, наверное, погиб — иначе бы она его не бросила. Но подполковник — ладно…
— Ура! Вперед!
Не слыша свиста пуль, не обращая внимания на крики раненых, Романов вырвался вперед, к самой «колючке», возле которой деловито щелкали резаки.
— Теперь залечь! Всем залечь!
Сам он не ложился, бежал вдоль цепи и размахивал руками.
Ударницы легли, выставив вперед стволы карабинов. Легла и Саша.
Второй бомбометный залп был точнее.
— А-а-а-а!
— Мама-а-а!
— Ой, больно!
Далеко справа металась над лежащими и точно так же махала руками Бочка. Ее пронзительный голос прорывался через треск выстрелов и грохот разрывов:
— Гото-овсь! Гото-овсь!
С первого момента атаки Мария Бочарова ждала пули. Она была уверена, что ее убьет или ранит одну из первых. Она была невезучая. Два раза в жизни ходила в штыковую, и оба раза пробежала по полю недолго.
Как это происходит, Бочарова знала. Стукнет, будто железной палкой, и поначалу не больно даже, будто все тело занемело. Потом откуда ни возьмись прямо перед носом трава. Дальше, если повезет, провалишься. А не повезет — заорешь благим матом. Ей с первым ранением повезло, со вторым — нет.
Но секунды шли, Бочарова бежала перед цепью, а ничего. От этого Марии делалось всё радостней. Каждая лишняя секунда была вроде дорогого подарка. Может, свезет до самых германских окопов добечь и своими глазами увидеть, как немцы драпают?
— Вперед, девоньки! Подымайсь! — закричала она. Перерезанная проволока полопалась, обвисла на кольях.
— Быстрей вперед, быстрей!
Мария вдруг испугалась, что девочки не поднимутся. Трудно это — от земли оторваться, когда пули свистят, и многих уже положило, а ты еще живая, целая, и хочется вжаться поглубже в землю.
Но вскочила Голицына, всегда и во всем первая. Стряхнула, чистюля, пыль с колен. За нею стали подниматься другие.
— Ура-а! Ура-а! — махала револьвером Бочарова, стоя лицом к девчатам и спиною к немцу.
Ах! Упала Голицына. Всплеснула рукой, карабин выронила и повалилась. И рядом на землю швырнуло еще двух — одной и той же пулеметной очередью. Но это батальон остановить уже не могло.
— Ура! Ура-а! — прокатилось над полем. Обрадовалась Мария, развернулась к «колючке».
Здесь-то ее железным ломом и вдарило, даже не поймешь куда. А только онемело всё тело, и прямо перед носом оказался ковыль, и по стеблю полз черный, блестящий жук.
Повезло Марии, потеряла она сознание, не заорав, не успев ощутить боли.
Генерал Бжозовский увидел, как падает командир батальона, и понял, что сейчас главное — не допустить паники.
— Слушай мою команду! — крикнул он зычно, как в давние времена, когда был молодым капитаном и командовал ротой. — Беглый огонь на ходу! Вперед! Не останавливаться!
Удержал двух доброволок, схватил за руки, велел подобрать Бочарову и нести в тыл.
Побежал вперед, образцово прикладываясь к винтовке и посылая выстрел за выстрелом в сторону вражеской траншеи.
Пуля попала генералу в плечо, развернула его боком.
Верный адъютант, ни на шаг не отстававший от Иеронима Казимировича, закричал громче, чем раненый. Подхватил начальника под мышки.
— Санитары! Санитары!
— Беглый огонь по окопам! — сипло взывал Романов. — На ходу! На ходу!
Сейчас, с малой дистанции, нужно было как можно плотнее бить по окопам. Туда уже летели гранаты, вскидывалась земля. Если над головами у немногочисленных защитников густо зазвенят пули, дрогнут ландверовцы, отойдут.
— Офицеры! Унтер-офицеры! Выдвинуться!
Если не избежать рукопашной, нужно попасть в траншею раньше женщин.
Рядом, в пяти шагах, кто-то звонко, самозабвенно крикнул: «Ура-а-а!»
Это была Саша. Выставив штык, она бежала вперед, но смотрела не на врага, а на Алексея.
Он с силой толкнул ее в плечо — Шацкая упала.
— Лежи! Ради бога лежи!
На соседнем, левом участке фронта солдаты, высыпавшие на бруствер, давно уже перестали острить и гоготать. С насыпи — даже без бинокля — было видно, что поле покрыто телами. Поредевшие цепи были уже близ самых немецких окопов. Там грохотала частая стрельба, несся несмолкаемый визг.
Лица у зрителей были одинаково хмурые, напряженные.
Унтер Пахомов, георгиевский кавалер, встал в полный рост, сдернул фуражку. К нему повернулись.
— Чегой-то это… — сказал Пахомов. — Не того… А-а, мать вашу…
Он длинно выругался, подхватил винтовку и один побежал вперед, по кочковатому болотистому лугу.
За ним молча поднялась вся рота, чавкая сапогами по мокрой земле. Двинулись и соседи.
— Ура-а-а! — грянул над лугом мощный, мужской рык. — Ура-а-а!
Почти в ту же минуту поднялся в атаку сибирский полк, что занимал позицию справа от ударниц.
Алексей спрыгнул в траншею первым. На бегу он не потратил ни одной пули. Все семь понадобятся в ближнем бою.
Бруствер у немцев был капитальный, поверху накрытый бревном с желобами-бойницами. Романов перемахнул через преграду и приземлился не на дно, как ожидал, а на живого человека. Человек завизжал. Судя по фуражке это был офицер. Стрелять в него было не с руки, Алексей двинул германца рукояткой в переносицу. А там уж пришлось уворачиваться от удара кинжалом — кинулся сбоку фельдфебель с подкрученными усами, похожий на кайзера Вильгельма.
Левой рукой Романов схватил усатого под запястье, чтоб снова не полоснул клинком. Но и немец, здоровенный, багровомордый, тоже не растерялся — вцепился в правую руку, где «браунинг». Так и затоптались, будто в неуклюжем танце. Хрипели, били друг друга ногами и не чувствовали боли.
В жизни не видывал Алексей рожи гнуснее, чем у этого усатого. Ощеренный, будто бульдог, изо рта брызги слюны, и несет перегаром.
Легко, словно балерина, в окоп спрыгнула Саша.
— С этим я сам! Этого! — сдавленно крикнул Романов, мотнув головой в сторону оглушенного офицера.
Тот сидел на дне траншеи, держась за голову.
Саша направила на немца карабин.
— Ergeben Sie sich! [4] — сказала она прерывающимся голосом.
Немец посмотрел на девушку и потянулся за упавшим на землю пистолетом.
Ствол карабина заходил ходуном.
— Крыса! Крыса! Стреляй! — заорал Алексей, пытаясь вырвать правую руку.
— Ergeben Sie sich, bitte… — повторила Шацкая и зажмурилась.
Романов ударил усатого лбом в нос — так, что хрустнуло. Высвободился, развернулся, вскинул «браунинг».
Два пистолетных выстрела грянули одновременно.
ПОБЕДА
Бой завершился триумфально, выше самых оптимистичных ожиданий. Когда атака женского батальона не получила поддержки соседей, немцы срочно перебросили с флангов подкрепления в поддержку ландсверной роты. Именно в этот момент русские и перешли в наступление силами двух полков. Германцам, застигнутым на полпути со старой позиции на новую, пришлось не только очистить все три линии окопов, но и отойти на несколько километров за естественный рубеж, реку Кпыч.
Впервые за все месяцы революции наступательная операция русских увенчалась таким явным успехом. Были захвачены пленные, несколько пулеметов и бомбометная батарея, которая в азарте боя выдвинулась слишком далеко вперед.
Начальник дивизии, героически смотревшийся в окровавленных бинтах, показывал корреспондентам поле сражения.
— …Ударный батальон потерял примерно четверть личного состава. Имя каждой из этих женщин будет навечно высечено золотыми буквами на скрижалях истории, — говорил Бжозовский, сверкая глазами. Иеронима Казимировича лихорадило и немного мутило, но он чувствовал подъем после перенесенной опасности и, черт подери, победы. — Прапорщик Бочарова ранена. Я представлю ее к ордену Святого Георгия. Возможно позднее вы сможете взять у нее интервью — если позволят доктора.