«Древо возможного» и другие истории - Вербер Бернард. Страница 33

– Это дерево растет прямо на поляне, где нашли тела.

– Я знаю, что оно знает, – заговорил Изидор. – Нам нужно лишь найти способ поговорить с ним. Мы словно ищем возможность общаться с инопланетянином. Надо понять его язык.

– Это растение, у него нет ни ушей, ни рта, а у инопланетян они, быть может, есть, – возразил полицейский.

– Я попытаюсь поговорить с ним.

– Нет, мне нравится эта сцена! – сказала Мари-Наташа, к которой постепенно возвращалась ее самоуверенность. – Зрелище невероятное.

Она деланно рассмеялась. Остальные, напротив, оставались сосредоточенными.

– Ты узнаешь эту девушку?

Конечно. Да, это она.

Они подождали.

Это она. Арестуйте ее.

Она и Шарлотту убила.

И все из-за их проклятых бриллиантов. Как будто минералы могут что-нибудь чувствовать.

– По-прежнему 11. Оно не хочет сообщить ничего особенного в ответ на наши вопросы.

Изидор показал дереву предметы, принадлежавшие Анаис и хранившие еще запах ее духов.

– А почему бы не спросить камни? Говорят, они тоже живые, – иронизировала девушка.

Они были разочарованы. Они чувствовали себя растерянными, почти смешными. Мари-Наташа хохотала, как безумная.

– Мне очень жаль, Изидор, мне очень жаль, профессор, но мне кажется, что эксперимент не удался, – заявил инспектор. – Тем не менее мы попытались. Что же касается вас, мадемуазель, в ваших интересах будет не распространяться об этом эксперименте.

– Ах так, тогда знайте, что я расскажу эту историю всем. Я прессу соберу. Через неделю вся страна будет знать о новом способе вести уголовные дела. Свидетельские показания дерева!

Инспектор ударил по дереву ногой для проверки, и стрелка тут же подскочила к отметке 13.

– При этом совершенно ясно, что реакция у дерева есть.

Ох, я не могу заставить двигаться эту проклятую стрелку!

Оставим это.

Так у меня не получится. Надо придумать что-то другое.

Как сказал Изидор, мне надо найти «мой собственный язык». Язык, на котором я могу говорить. Какой?

Я могу заставить мои корни тянуться к источнику влаги. Это я могу. Это занимает около месяца, но это я могу.

Что я умею еще?

Ничего. Хотя, может быть, вот еще что. И это мой последний шанс.

Они стали убирать оборудование в грузовичок. Все были подавлены, только Мари-Наташа веселилась от души.

– Отлично, дядюшка Изидор!

– У нас ничего не получилось, но попробовать было необходимо, – вздохнул инспектор.

У меня может получиться. У меня может получиться.

Я должен расти с удвоенной силой.

Так надо.

Ох, пожалуйста, силы, не покидайте меня!

Я чувствую, как энергия Вселенной, энергия моей памяти, энергия всех моих эмоций движется во мне. Мощь моих предков, вернись ко мне!

Помоги мне отомстить.

Восстановить справедливость.

Широкий листок дерева. По всей его поверхности бегут светлые прожилки, соединяясь с центральной бороздкой.

Внутри черенка не хватает сока.

О, Анаис, во имя тебя, я сделаю это, я могу это сделать.

Когда все уже собрались уходить ни с чем, широкий листок вдруг оторвался от ветки. Упав, он открыл дупло в стволе дерева. Глубокое отверстие, скрытое листком, до сей поры было незаметным.

Изидор Каценберг в последний раз обернулся.

Он заметил плавно падающий, будто в невесомости, листок. Он моргнул и задержал ногу, уже поднимавшуюся в машину. Время как будто остановилось. Наступила тишина, голубь, и тот продолжил полет бесшумно. Лесные звери замерли: они поняли, что происходит нечто необыкновенное.

У меня получилось!

Изидор Каценберг что-то произнес. Слово тоже, казалось, покинуло его губы неспешно, словно звук с пластинки, поставленной на не ту скорость.

– По…до…жди…те…

Лисица не верила своим глазам. Несколько бабочек, остановившись на месте, перемешивали крыльями воздух, словно большие морские птицы.

Журналист очень медленно, как во сне, подошел к дереву и опустил руку в отверстие в стволе.

О, да!

Его пальцы шарили в дупле, обдирая кожу о неровности дерева, ощупывая Жоржа изнутри. Он достал прядь, прядь светлых волос, склеенных темного цвета субстанцией.

– Светлые волосы с засохшей на них кровью!

Глаза Мари-Наташи расширились.

Журналист поднес прядь к волосам Мари-Наташи, ставшей мертвенно-бледной.

– Судебно-медицинский эксперт подтвердит, что это волосы нашей мадемуазель. Нужно будет отдать на экспертизу древесину дупла. Мне кажется, там есть бриллиантовая пыль, – заявил Изидор, рассматривая что-то неясно мерцающее на кончиках своих пальцев.

Все склонились к отверстию в коре.

Инспектор шелковым платком собрал частицы с внутренней поверхности дупла.

Я люблю шелк потому, что он соткан из защитной нити шелковичного червя, а шелковичные черви грызут мои листья. Не знаю, откуда это мне ;известно. Не то чтобы это мне известно, я это чувствую. Я понимаю отношения между существами, как будто вдыхаю информацию вместе с воздухом.

Так же, как с человеческим голосом, который я слышу, хотя у меня нет ушей. Словно вся моя кора – чувствительная барабанная перепонка.

Мари-Наташа открыла рот от удивления. Она была ошарашена тем, что увидела.

Прямо над дуплом Изидор нашел надпись, много лет назад глубоко вырезанную ножом в коре.

Дерево номер 1: Он это сделал!

Дерево номер 2: Кто?

Дерево номер 3: Тот, кого они окрестили Жоржем.

Дерево номер 2: Что он сделал?

Дерево номер 1: Он сделал движение!

Дерево номер 3: Он вытащил корни из земли?

Дерево номер 1: Нет. Лучше. Он сумел подать знак людям в важный момент их жизни. И сумел изменить их историю.

Дерево номер 2: Подумаешь, я тоже сбрасываю листья. И они у меня такие красивые, что люди их собирают.

Дерево номер 1: Да, но ты делаешь это только осенью.

Дерево номер 3: … А он это сделал в разгаре лета! Вот так. Просто усилием воли.

Дерево номер 2: Я вам не верю.

Дерево номер 1: И это только начало. Теперь мы знаем, что можем воздействовать на человеческий мир.

Облака рассеиваются, я размышляю.

Ты всегда живешь в глубине моей памяти.

Я так любил тебя, Анаис.

В течение веков я видел сотни людей, приходивших дотронуться до меня, поискать трюфели в моих корнях.

Я видел солдат и бандитов со шпагами, с мушкетами, с ружьями.

Каждому кольцу, образовавшемуся вокруг моего сердца, соответствует поколение маленьких человечков, за несколько секунд с точки зрения моего времени превращающихся в стариков.

Меня всегда удивляло, что им до такой степени необходимо выразить себя в жестокости.

Раньше они убивали для того, чтобы есть.

Теперь – не знаю зачем.

Наверное, по привычке.

Мы тоже подчинены насилию. Иногда на моих ветках вспыхивают ссоры между листьями. Они воруют друг у друга свет. Те, что остаются в тени, белеют и умирают. За счет моей коры вытягиваются побеги. У нас есть свои хищники, плющи-душители, древоядные насекомые, птицы, выдалбливающие себе гнезда в нашей плоти.

Но это насилие имеет смысл. Мы убиваем для того, чтобы выжить. А смысла человеческого насилия я не понимаю.

Может быть, их слишком много и они агрессивны, и, убивая друг друга, они восстанавливают равновесие. А может быть, им просто скучно.

Долгие века мы вас интересуем только как поленья или бумажная масса.