Легко ли быть одной? - Туччилло Лиз. Страница 27

– Почему? Потому что иногда это длится недолго? – спросил Томас.

– Потому что это длится недолго в большинстве случаев. Потому что бо́льшую часть времени ты в основном проецируешь на другого человека то, каким ты хочешь его видеть, каким хочешь казаться сам, воображаешь массу разных вещей, которые не имеют с этим человеком ничего общего.

– Ничего не понимаю, – сказал Томас. – Похоже, мы имеем дело с невероятным циником.

– Это просто катастрофа, честно! – воскликнул Лоренцо, вновь вскинув руки. – А я думал, что это я голову потерял.

Я рассмеялась.

– Знаю! Я сама до этого момента была не в курсе того, какой я циник!

– Но, Джулия, – озабоченно произнес Томас, – каким образом любовь сможет вас найти, если вы в нее не верите?

Я смотрела, как мужчины с тревогой пристально глядят на меня, а затем вдруг разрыдалась. Забавно это получается. В какой-то момент ты сильная, независимая женщина, рассуждающая о любви и отношениях. А уже в следующий – кто-то произносит определенный набор слов, который полностью выводит тебя из строя.

– Нет, Джулия! Мы не хотели – нет! – Томас был в ужасе. – Прошу вас, мы ничего не имели в виду!

Я закрыла лицо рукой.

– Нет, я знаю, не переживайте. Я не понимаю, с чего это… просто я слишком… Пожалуйста, не волнуйтесь. Правда.

Но пока я это произносила, по моим щекам катились слезы. И снова этот пресловутый вопрос, который выскакивает из любого подтекста, когда ты меньше всего этого ждешь. Почему ты одинока? Почему у тебя нет любви? И вот теперь, в Риме, нашелся ответ: потому что ты в нее не веришь.

– Я пойду к себе в номер, – сказала я и уже начала подниматься.

Томас схватил меня за руку, а Лоренцо произнес:

– Ma no, Джулия, прекратите! Вы не можете сбежать в свой маленький номер, чтобы там плакать. Это недопустимо.

Томас кивнул и мягко добавил:

– Как мы сможем стать друзьями, если вы будете убегать и прятаться всякий раз, когда испытаете сильную эмоцию?

Я снова села.

– Простите. Должно быть, это лексомил так на меня подействовал или еще что-то.

Томас улыбнулся.

– Да, я уверен, так и есть. Вы просто расслабились. И исчезла ваша защита.

Я смущенно повернулась к Лоренцо.

– Простите, мне очень жаль. Обычно со мной такого не бывает.

Он смотрел на меня с восхищением.

– О, женщины! Они фантастические. Посмотрите на себя. Вы испытываете чувства, вы плачете. Какая изменчивость. Che bella! Che bella! [39]

Он замахал руками и засмеялся. Я прыснула от смеха. Томас тоже выглядел счастливым – насколько счастливым может выглядеть мужчина.

После того как мы поужинали в ресторане, где я попробовала лучшую пасту карбонара, какую когда-либо ела, с большими лентами бекона – не кусками, не ломтиками, а именно лентами (никогда бы не подумала, что это работает, но ведь работает!), – пришло время идти спать. Лоренцо отправился домой, а мы с Томасом пошли пешком в отель, минуя по пути одну прекрасную пьяцца за другой, фонтан Треви, знаменитую лестницу на площади Испании. Рим такой старый и такой красивый, что трудно осмотреть его весь. Когда мы добрались до нашей гостиницы, Томас подошел к мотоциклу с двумя пристегнутыми к нему шлемами. Вынув из кармана ключ, он отстегнул шлемы и протянул один из них мне.

– А теперь, – торжественно сказал Томас, – вы должны увидеть Рим из седла мотоцикла.

– Где вы это взяли?

– Мотоцикл не мой, а Лоренцо. У него их несколько. Он одолжил его мне, пока вы спали.

Не люблю мотоциклы. И никогда не любила. Потому что, как хотите, но они очень опасны. И на них холодно. А я не люблю мерзнуть. Но мысль о том, чтобы объяснять все это Томасу и вновь показаться ему предсказуемой, неромантичной, паникующей американкой… в общем, эта мысль выжимала из меня всю душу. Так что я просто взяла шлем и залезла на мотоцикл. Что я могу сказать? Когда находишься в Риме…

Мы ехали быстро, мимо каких-то древнеримских руин, мимо Форума. Потом покрутились по узеньким переулкам и, промчавшись по оживленной главной улице, выскочили на дорогу, которая вела прямо к площади перед собором Святого Петра.

Я сидела на заднем сиденье этого опасного транспортного средства, которое ехало очень стремительно и водитель которого – будем называть вещими своими именами – выпил за ужином несколько бокалов вина. Я мерзла. Была напугана. Чувствовала себя очень уязвимой. Мое воображение рисовало мне картину аварии: на повороте Томас теряет управление и наши тела скользят по асфальту прямо под колеса машин. Я представила, как какой-то чиновник звонит моей маме и рассказывает ей о случившемся, и ей или моему брату после этого приходится разбираться со всеми ужасами и сложностями, связанными с отправкой моего тела на родину.

Между тем мы уже летели обратно и по дороге к отелю несколько раз объехали вокруг Колизея. Меня вдруг осенило: ни одно из этих сооружений не окружено заборами, оградами или листами стекла. Они стояли незащищенные, ожидая случая вскружить нам голову и мирясь со своей уязвимостью перед лицом какого-нибудь любителя граффити, или вандала, или террориста, если им взбредет в голову туда попасть. И я подумала: «Что ж, если мне суждено уйти из жизни таким вот образом, это все-таки чертовски хороший вариант». Затем еще немного крепче обняла Томаса за талию и попыталась впитать волшебное великолепие Рима – все до последней капли.

Когда мы подъехали к отелю, Томас снял свой шлем и помог мне снять мой. Поверьте, нет ничего менее сексуального, чем напяленный на голову мотоциклетный шлем. Мы проследовали через фойе и зашли в лифт. Внезапно я резко вернулась в мир динамики, морали, инсинуаций и непонимания того, где этой ночью будет спать Томас. Словно подслушав мои мысли, он сказал:

– Мой номер находится на третьем этаже. А ваш, по-моему, на втором, да?

Я кивнула. Я умудрилась каким-то образом запомнить номер своей комнаты и не потерять магнитную карту-ключ. Томас нажал кнопки второго и третьего этажей. И двери лифта закрылись. Когда они открылись вновь, Томас деликатно поцеловал меня в обе щеки и сказал:

– Спокойной ночи, моя дорогая Джулия. Приятных сновидений.

Я вышла из лифта и по коридору направилась к своему номеру.

Джорджия прекрасно понимала, что ей следует делать. Дейл должен был появиться через несколько минут, и ей было известно самое главное правило, которое знают все, независимо от того, насколько они далеки от романтики в отношениях: когда встречаешься со своим бывшим, ты всегда должна выглядеть как можно лучше. Однако в это утро Джорджия сказала себе: «Да пошло оно все!» Она не собиралась специально ради Дейла принимать ванну, а потом сушить волосы феном. Пошел он на фиг. Она не будет пытаться снова его очаровать. Пошел. Он. На фиг. Пусть катится ко всем чертям и живет со своей малолеткой, которая танцует самбу.

Джорджия и Дейл должны были встретиться, чтобы обсудить, как они будут осуществлять опекунство над детьми. Никаких адвокатов, никаких ссор. Просто двое взрослых людей, у которых нет других планов, кроме заботы о благополучии своих детей.

Когда Джорджия открыла дверь, оказалось, что Дейл выглядит, блин, к несчастью, классно – но все равно, пошел он. Первое, что он сделал, войдя в комнату, это поднял глаза и увидел, что маленькое окошко в датчике дыма открыто и в нем села батарейка.

– Господи, Джорджия, ты так и не купила батарейку для детектора дыма?

– Черт, нет, все никак не соберусь.

– А тебе не кажется, что это вроде бы важно?

– Да, кажется. Но я, понимаешь ли, была вроде бы занята.

Дейл покачал головой.

– Ты не считаешь, что это должно быть в первых строках списка твоих приоритетов – батарейка для датчика дыма и угарного газа в доме, где живут наши дети?