Легко ли быть одной? - Туччилло Лиз. Страница 29

Затем Дейл взял Джорджию за плечи и убрал со своего пути, после чего практически бегом кинулся к двери, фактически признав ее официально неуравновешенной сумасбродкой.

– ЧТОБЫ НОГИ ЕЕ НЕ БЫЛО РЯДОМ С МОИМИ ДЕТЬМИ, ТЫ МЕНЯ СЛЫШИШЬ?

Джорджия выскочила за ним в коридор. Дейл ринулся вниз по лестнице, явно не собираясь дожидаться лифта. Она устремилась за ним по ступеням, пронзительно крича вслед:

– ЧТО ТАКОЕ? РАЗВЕ ТЫ НЕ ВЕРНЕШЬСЯ С БАТАРЕЙКАМИ ДЛЯ ЭТОГО ДОЛБАНОГО ДАТЧИКА ДЫМА, ИЗ-ЗА КОТОРОГО ТЫ ТАК ПЕРЕЖИВАЕШЬ?

Дейл остановился уже внизу лестницы и поднял глаза на Джорджию, которая сверлила его взглядом с высоты трех этажей.

– Сама купишь, Джорджия, – огрызнулся он и с размаху хлопнул дверью.

Отправляясь на деловые встречи, Томас также предусмотрительно организовал для меня кое-какие свидания с его подругами, чтобы я могла поговорить с ними о любви, мужчинах и об отношениях. В конце концов, я ведь приехала сюда проводить исследование.

Я сразу же узнала кое-что очень важное относительно итальянок. Во-первых, никто из них не спал с Томасом. Возможно, это было и не самое монументальное открытие в области культуры и антропологии, однако для меня это было весьма интересно. Прямо об этом я никогда не спрашивала; все, что нужно в таких случаях, – это задать женщине вопрос: что она думает о том или ином человеке, и уже по выражению ее лица обычно сразу становится понятно, что и как.

Во-вторых, я выяснила, что они немного застенчивые, что было удивительно. На родине Софи Лорен и… честно говоря, на ум что-то не приходят имена молодых итальянских актрис, которые, если вдуматься, могли бы подтвердить этот мой аргумент… Я была удивлена тем, насколько итальянки были сдержанны, когда говорили о своих чувствах. Конечно, это могло касаться только тех женщин, с которыми встречалась я, но все равно это бросалось в глаза. Однако уже очень скоро я начала замечать еще одну тенденцию.

В своих рассказах об отношениях с мужчинами итальянки частенько упоминали пощечины. Например: «О, я так разозлилась, что пришлось дать ему пощечину». Или: «Я дала ему пощечину и выскочила за дверь; я была так зла на него». Похоже, эти робкие женщины были не такими уж сдержанными, если дело доходило до рукоприкладства. Разумеется, я говорю лишь о нескольких итальянках, и обычно я предпочитаю не обобщать, но, с другой стороны, чего будут стоить рассказы о кругосветном путешествии без этих самых обобщений? Я, конечно, не хочу увековечивать стереотип. Но обратить на это внимание не помешает.

На третий день своего пребывания в Риме я познакомилась с Сесилией. Росту в ней было всего пять футов, весила она около сорока килограммов и говорила практически шепотом. И этим самым шепотом она мимоходом сообщила, что ее последний бойфренд достал ее на вечеринке так, что она дала ему пощечину и ушла домой.

– Хм, ты дала ему по физиономии прямо там? На вечеринке?

– Ну да, я была в бешенстве. Он чуть ли не весь вечер болтал там с одной женщиной. Казалось, что он собирается ее поцеловать, они стояли очень близко друг к другу. Это было унизительно!

– По-моему, ты уже четвертая женщина из тех, с кем я говорила, которая рассказывает мне, что дала своему бойфренду пощечину.

Тут вмешалась ее подруга Лена:

– Все это потому, что они нас просто бесят. Они же ничего не слушают.

Мы сидели в многолюдном кафе прямо рядом с фонтаном Треви. Я ела круассан с шоколадной начинкой, обсыпанный сахарной пудрой.

Сесилия попыталась объяснить:

– Джулия, я вовсе этим не горжусь. Я не думаю, что нужно было давать ему пощечину. Но я ужасно расстроилась. И просто не знала, что еще мне делать!

– Я тебя понимаю, поверь, – сказала я, хотя и лгала.

Потому что на самом деле мне в голову никогда бы не пришло сделать такое. Да, все это потому, что меня учили: драться нехорошо, нужно уметь контролировать даже самые горячие порывы. А еще я не могла представить себе такую наглость. В действительности я бы и не хотела этого сделать, правда. Однажды я сгорела на солнце только из-за того, что постеснялась попросить мужчину смазать мне спину маслом для загара, чтобы не показаться ему слишком настырной. Так что мысль о том, чтобы чувствовать себя комфортно после того, как я дала парню по физиономии, была выше моего понимания.

– Мы ничего не можем с этим поделать, – добавила Лена. – Мы так злимся, что нам необходимо дать пощечину.

Сесилия вдруг поняла выражение моего лица.

– А в Соединенных Штатах женщины дают мужчинам пощечины?

Я не хотела показаться заносчивой, но и лгать мне тоже не хотелось.

– Ну… я уверена, что некоторые дают, но у нас это, похоже, не так общепринято, как здесь у вас.

Тогда Лена спросила:

– А ты сама когда-нибудь давала пощечину?

Я покачала головой, теребя в руках свой сахарный круассан, и сказала, что нет. Осмысливая мой ответ, итальянки затихли.

Помолчав немного, Сесилия спросила:

– Джулия, но тебе наверняка хотелось дать пощечину мужчине, который вывел тебя из терпения, так?

Я внимательно уставилась на свой капуччино.

– Нет.

Обе мои знакомые смотрели на меня с жалостью. А я взглянула на них с завистью.

– Значит, ты никогда не была влюблена, – сказала Лена.

– Возможно, ты права.

Итальянки посмотрели на меня так, будто я только что раскрыла им самый драматический секрет на свете.

– Это настоящая трагедия. Ты должна сейчас же отправиться в город и немедленно в кого-нибудь влюбиться, – сказала Сесилия вполне серьезно.

– Да, прямо сегодня вечером, – подхватила Лена. – Ты уже и так потеряла массу времени.

– Неужели это так легко? Просто выйти за порог и принять решение влюбиться?

Лена с Сесилией переглянулись и пожали плечами.

– В Риме это вполне возможно, – с улыбкой сказала Сесилия.

Лена добавила:

– По крайней мере, ты должна попробовать быть открытой. Быть открытой для того, чтобы потерять себя в любви.

– Потерять себя? Я всегда думала, что это плохо.

Лена покачала головой.

– Нет. В этом вы, американки, ошибаетесь. Вы пытаетесь быть независимыми. А вам нужно потерять себя, рискнуть всем. Иначе это ненастоящая любовь.

В конечном итоге оказалось, что у этих застенчивых женщин есть нечто такое, чему они хотели бы меня научить.

Чуть позже, отправляясь на встречу с Томасом, чтобы вместе поужинать, я все еще пребывала в замешательстве. Эти женщины – такие робкие, вспыльчивые, ревнивые, темпераментные женщины – заставили меня почувствовать себя ужасно сухой и эмоционально ограниченной. Когда человек начинает верить в любовь? Как ему отключить свои мозги со всем тем, что он видел и слышал за последние двадцать лет? Как мне ни с того ни с сего вдруг поверить, что эти сумасшедшие высокие чувства – не просто всплеск гормонов и набор иллюзий? Как мне внезапно поверить в романтическую любовь как в нечто реальное и конкретное, а также в то, что я тоже имею на нее право? Заходя в небольшой ресторанчик на Пьяцца ди Пьетро, я уже беспокоилась, что начинаю думать штампами из пресловутых книжек из серии «помоги себе сам». Томас уже сидел в баре с бокалом вина в руке.

Последние несколько дней, проведенных с Томасом, были такими простыми и при этом совершенно необычными. Сплошное невинное счастье. Были обеды и ужины, были вечера с друзьями и выпивкой; мы также часто виделись с Лоренцо, девушка которого по-прежнему не отвечала на его телефонные звонки, а сам он утверждал, что от этого уже готов слечь в больницу. Было много прогулок и разговоров, были горячие дебаты и много-много смеха. Были поездки на мотоцикле и бокалы игристого «Просекко» глубокой ночью. Забавно, как быстро появляется чувство единства. Всего несколько дней, и ты вместо «я» начинаешь думать «мы».

И за все это время Томас ни разу ко мне не приставал. Ни единого раза. Последние четыре дня он вежливо целовал меня на прощанье в обе щеки и отправлялся спать. Не то чтобы я сама этого хотела – в смысле, чтобы он ко мне поприставал. Нет, серьезно. Не то чтобы мне самой нужно было что-то сделать. Серьезно. Не то чтобы… Ладно, проехали.