Господин следователь (СИ) - Шалашов Евгений Васильевич. Страница 22
— Судебный следователь Чернавский, — представился я доктору.
Тот, продолжая что-то высматривать на теле, только кивнул. Потом присел на корточки и начал осматривать труп, а заодно и ощупывать. А я терпеливо стоял рядышком, смотрел на тело и мысленно делал будущую запись в Судебно-медицинском акте. Итак, покойный — старик, выглядевший лет на восемьдесят, а то и все девяносто — значит, лет ему семьдесят- семьдесят пять, в одном лишь нательном белье. Белье грязное — но не от того, что побывало в колодце и к нему прилипла какая-нибудь грязь, а засаленное и окровавленное. Но что-то еще рассмотреть не удалось, потому что труп прикрыл собой доктор.
— Опять у нас с вами покойник, да еще снова мокрый, — невесело усмехнулся пристав, а потом поинтересовался. — Как вам первое впечатление?
— А что тут сказать? — пожал я плечами. — Старик, скорее всего одинокий, а если и есть жена, то такая же немощная. Убили его либо ночью, либо под утро. Но точнее нам господин доктор скажет.
— Точнее не скажу, — поднял голову доктор, услышавший наш разговор. — Труп лежал в колодце, а в колодце он мог и два дня пролежать, а мог и неделю. Я его в покойницкой еще подробнее осмотрю, но пока могу только предположить, что смерть наступила в результате колотого ранения в область сердца. Но тоже — надо зондировать, окончательно убедиться. Поверхностный осмотр показал, что переломов нет. И шея, — ухватил Федышинский мертвого старика за голову и за шею, потряс, — не переломана.
Я покивал. Ну, я же кино-то смотрю, верно? Привык, когда патологоанатом говорит время смерти с точностью до получаса. Как там высчитывают-то? Берут за основу среднюю температуру тела, а потом вычисляют, с какой скоростью тело остывает. Но даже в наше время специалисты могут ошибаться — уж слишком много факторов влияет. А у меня иные расчеты. Если бы убили вчера, то соседи бы наткнулись на тело раньше. И днем в нательном белье редко расхаживают. Хотя и такое бывает. А то, что жил один — так если бы был за стариком присмотр, то белье менял бы почаще.
Но пока это лишь мои умственные заключения, а их следует подкреплять фактами.
— Антон Евлампиевич, распорядитесь, чтобы соседей, которые тело нашли, ваши люди где-нибудь попридержали. И опознание провести бы, — попросил я. — Еще понятые нужны, дом старика осматривать станем.
— Соседи уже опознали. Семейная пара вон в том доме живет — Андрей и Варвара Селезневы. Деток у них двое. Сосед, говорят ихний — Антип Двойнишников. Отчества не знают, звали его кто дядя Антип, а кто и дед Антип. Вот в этом доме и жил. А колодец один, на два дома, вот соседи сюда и ходят. Но старик разрешал воду только на питье брать и на баню. Чтобы летом на поливку — ни-ни. Варвара Селезнева после заутрени на колодец пошла, глянула –оттуда ноги торчат. К мужу кинулась, тот до участка добежал.
Антон Евлампиевич с досадой махнул рукой и пошел давать указания подчиненным. Понимаю, что и у него имелись какие-то планы на сегодняшний день, но все полетело коту под хвост. Эх, надо было приставу сказать, чтобы тот еще о каком-нибудь дополнительном освещении озаботился. День, но на дворе пасмурно, а если в доме старика нет свечей, что-то разглядеть будет трудно.
Пока ждал понятых, пристроился и принялся составлять Судебно-медицинский акт. Указал, что тело находилось в колодце, но на момент составления документа его уже оттуда достали. Описал старика — примерный возраст и рост. Сколько он? Метр шестьдесят или около того. Тьфу ты, ладно, что спохватился. Иначе бы так и написал. А в аршинах-то это сколько? Аршин — это семьдесят сантиметров. Не ровно, там еще сколько-то сантиметров, все равно не упомню. А метр шестьдесят? Напишу — два с четвертью аршина, сойдет. А вес вообще нужно указывать? Вроде бы нет. Все равно не определю, сколько он весит в пудах.
Так, описал, что волосы черные, с проседью, с залысиной на макушке. Теперь об одежде. Нижнее белье — старое и грязное, залито кровью. Или лучше писать — красно-багрового цвета? Напротив сердца нательная рубаха порвана, словно проткнута колющим предметом.Как правильно написать? Дыра? Разрез?
— Господин доктор, а каких размеров рана? Хотя бы приблизительно? — спросил я у врача.
— А мы не приблизительно, мы сейчас точно померяем, — отозвался Федышинский.
Я уж думал, что доктор сейчас вытащит откуда-нибудь линейку (мне, кстати, нужно ею обзавестись и сунуть в папочку), но наш эскулап развел пальцы и приложил их к телу убитого:
— У меня точнехонько! Размер самой раны, если в длину — вершок.
Прелестно! Коли доктор так сказал, мы так и запишем. Вершок. Сколько в сантиметрах-то? «Этот, хоть и сам с вершок, спорит с грозной птицей» Да, сантиметра четыре с чем-то.
Японский городовой! Да что это меня клинит? Зачем записал в акт — «четыре сантиметра с половиной»? Чует мое сердце, придется акт переписывать. И зачем было чернильницу брать? Ладно, будем считать, что провожу тренировку в походных условиях.
Нет, я помню, что до 1918 года существовали другие меры длины и веса, но где упомнить, сколько и что? А как я делал описание тела Тимки Савельева? Так я вообще не стал писать ни о его росте, ни о чем-то другом. Размеры синяков на шее доктор указал, так и ладно. Когда же появится судебная фотография-то у нас? Вызвал бы фотографа, сделали снимки. В Череповце имеется аж два салона, где горожане могут сделать себе на память фотографические снимки. Вот нам бы фотографа. Но пока этого нет ни в Новгороде, ни даже в Петербурге[1].
Может, проявить инициативу и предложить использовать городского фотографа в интересах юстиции? Нет, смысла я не вижу и начальство не поддержит. Не так и много у нас происшествий и преступлений.
Ох, грехи наши тяжкие. Еще ладно, что меня закинуло в девятнадцатый век, а не куда-нибудь в Древнюю Русь. Там бы вообще спятил.
А вот и понятые. Городовой привел двоих мужиков. Один вполне нормальный — чуть-чуть выпивший, а второй уже изрядно «датенький». Так праздник сегодня. Еще хорошо, что такие остались, остальные гораздо хуже. Строго кашлянул, предупредил:
— Господа, мы сейчас с вами станем учинять обыск в доме покойного. Стоять на месте, смотреть. Если понадобится, я скажу — обратить внимание! Все поняли? Ваша задача следить, чтобы я не подкинул в дом какие-нибудь улики или наоборот — чего-нибудь не стащил втихаря. Трогать ничего нельзя, усвоили?
— Усвоили? — продублировал мое последнее слово пристав, выразительно посмотрев на мужиков.
— Усвоили Антон Евлампиевич, — отозвался тот, что был потрезвее.
Теперь можно отпустить доктора и отправить тело в морг. Хотя, пусть доктор пока здесь побудет. Кто знает, не отыщется ли в доме еще один труп?
От колодца к входной двери ведет тоненькая цепочка — капельки крови.
Как чувствовал, что понадобится освещение. Темнотень, хотя есть пара окон, но свет через мутное стекло почти не пробивается.
У запасливого пристава в бричке отыскалось пара свечей.Уже хорошо.
Изнутри дом напоминал все остальные. И дом Ленкиной бабушки, оставшийся в двадцать первом веке, и иные деревенские дома, где приходилось бывать и даже тот, где я нынче квартировал. Сени, а войдешь в саму избу — то натыкаешься на русскую печь посередине. Слева комната, расположенная буквой Г, справа — где устье печки, — там кухня, а чуть подальше — еще одна комната размером с чулан.
От свечей света не так и много, не электрическая лампочка, но лучше, чем ничего. Набор мебели самый простой. Стол, вдоль стены пара сундуков, кровать. О, тут еще и комод стоит. Зажиточный дядька. В крестьянских избах вдоль стен идет лавка, но здесь изба городская — лавки не нужны.
А теперь станем рассматривать внимательно. И что мы видим? В красном углу образа, как и положено. Слева обеденный стол, на котором грязная посуда, включая два граненых стакана и пустая бутылка. Как ее — полуштоф, если не ошибаюсь? Чуть больше нашей поллитры[2]. Две старые тарелки, половина соленого огурца, кусок хлеба.
Ну и где же мой эксперт-криминалист, который станет изымать следы пальцев рук, а потом упакует стаканы и бутылку в специальный контейнер или хотя бы в пакетик? Угу, до экспертов еще дожить надо. Я даже не уверен — появилась ли дактилоскопия в России?