Голливуд истекает кровью (ЛП) - Пенроуз Х. Р.. Страница 3

Стук моих каблуков от Louboutin по кафельному полу был не слышен, так как музыка гремела из множества динамиков в клубе. Головы повернулись в мою сторону, узнавая, кто я такая, когда засверкали вспышки камер. Я вежливо улыбнулась, пробираясь вверх по лестнице мимо охранников клуба, которые кивнули, пропуская меня и мою личную охрану.

Я сунула сумочку подмышку и провела руками по своему шелковому красному платью, облегавшему верхнюю часть бедер, улыбаясь тому, как хорошо я себя чувствовала и выглядела в нем. Классическое облегающее платье облегало мою кожу, выставляя грудь напоказ, благодаря маленьким красным бретелькам, поддерживающим его.

Я была бы в полной заднице, если эти бретельки порвались бы.

Мои сиськи были молчаливо предупреждены вести себя прилично и оставаться на месте. Никто не хотел промаха, независимо от того, насколько хорошо выглядела ваша стойка. Это было просто унизительно. Это я уже проходила.

За эти годы у меня было много модных катастроф. Всякое дерьмо случалось. И каждый раз им удавалось меня сфотографировать. Я была уверена, что они специально подстраивали подобное для наживки. Но, эй, всем приходилось зарабатывать деньги, чтобы иметь крышу над головой, так что я не завидовала папарацци, не слишком сильно. Мои охранники вмешались, если они заходили слишком далеко.

За считанные мгновения я нашла большую группу людей, которых знала лучше всего. Мы забронировали VIP-зону на вечер и заполнили ее до отказа всей закулисной командой, а также режиссерами, парикмахерами и визажистами, а также актерами и актрисами. Нас, должно быть, было не меньше сотни.

Поприветствовав своих коллег, я взяла бокал шампанского и села за стол, сделав несколько глубоких глотков прохладной и сладкой жидкости. Пузырьки скользнули по моему горлу, начиная ночь. Я знала, что это было грязно; так было всегда.

У нас с алкоголем были особые отношения. Не то чтобы мне было сказано так много слов, чтобы я избегала этого, однако в глубине души я знала, что использовала его как своего рода костыль. Что-нибудь, что вырвало бы меня из моего маленького пузыря под предлогом того, что это позволяло изменить поведение, и свалило бы вину за мое пьянство на ущерб, который мне удалось бы нанести.

Никто, кроме моего агента, не знал о моем биполярном расстройстве. Я хотела, чтобы так и оставалось. Это было личное, но мне не было стыдно. Я просто не хотела еще большего осуждения. Пристальное внимание папарацци, публикующих истории вроде «О, вот почему она это сделала, это объясняло так много» — я могла представить заголовки и то, как моя история была бы искажена в их пользу. Я также не хотела быть опорой для расстройства в сравнении с теми, кому был поставлен диагноз, потому что это было несправедливо по отношению к ним, когда я ни в малейшей степени не была ярким примером. Я была больше похожа на антипример, на свод правил, которым не следовало прислушиваться.

Кроме того, почему мое присутствие на виду у общественности давало каждому человеку право знать каждый аспект моей жизни? В определенной степени я ценила свою частную жизнь; я всегда была открыта и готова давать интервью, рассказывая о своей жизни, но некоторые темы были под запретом. Одной из таких было мое психическое здоровье, другой — мое прошлое.

Будучи никем, выросшим в приемной семье, я отказалась говорить о чем-либо из этого, даже когда некоторые жадные до денег взрослые, которые были моими бывшими приемными опекунами или учителями, выскакивали из ниоткуда, решив высказать свои мысли обо мне, только для того, чтобы получить в свои руки деньги за их проницательность. Они ничего не знали.

Мой агент скрывал все, что касалось моего здоровья. Остальное я бы пустила на самотек. Почему бы и нет? Нельзя заставить замолчать каждого человека. К сожалению.

Если бы однажды выплыла правда о моем психическом здоровье, я бы зарылась поглубже в свои пододеяльники и не выныривала всю жизнь, пока какое-нибудь волшебное существо не ворвалось и не стерло это из памяти всех, кто знал. Ребяческое поведение, но я выросла без настоящих родителей или опекунов, так что смирилась с этим, позволяя себе быть незрелой, когда мне заблагорассудилось бы. Даже если бы я была двадцатишестилетний женщиной.

Ничто не было секретом в этом мире, полном иллюзии блеска и гламура, вот почему психиатр, к которому я обратилась, который также прописал мне лекарства, скрывал все с огромным поощрением. Не говоря уже о обязательном соглашении о неразглашении, которое разорвало бы его в клочья в зале суда, и все это для того, чтобы убедиться, что он ничего не сказал бы обо мне.

Я протиснулась на мягкое сиденье между Джаредом и одним из звукооператоров, позволяя себе устроиться поудобнее. Я посмотрела на Джареда, когда он окинул оценивающим взглядом мое тело, его глаза вспыхнули желанием, когда встретились с моими. Боже, он был горяч.

— Позже? — спросила я его одними губами.

Он дерзко ухмыльнулся. К черту возраст и принятие моральных решений. Я не увидела бы его на съемочной площадке месяцами. И одна ночь, чтобы утолить нашу страсть друг к другу, не сильно изменилась бы к следующему разу, когда мы стали работать бы вместе.

Надеюсь, он не влюбился в меня. Это было бы несколько неловко для него.

Один из моих охранников появился в конце стола с бокалом в руках. Я поднялась со своего места, встречая его, схватила бокал и сделала глоток. Ммм, розовый джин и лимонад. Мой любимый.

— Спасибо, — прокричала я сквозь звуки музыки.

Он улыбнулся и ушел. Вероятно, он собирался встать у стены вместе с охранниками моих коллег и незаметно слиться с фоном.

Для них не было ничего необычного в том, что они приносили мне напитки, когда это было необходимо, и я отбросила мысль о том, что это странно, когда на столе передо мной были разложены шампанское и другие блюда. Они явно знали мои предпочтения.

Я запрокинула голову, осушив напиток несколькими глотками, когда из-за стола донеслись одобрительные возгласы, подбадривая меня. Кто-то быстро вложил мне в руку еще один бокал, когда я направлялась к танцполу. Огни вспыхнули яркими неоновыми цветами в очень быстрой последовательности. Это было потрясающе, в лучшем из возможных способов.

Несколько моих коллег-женщин присоединились ко мне, когда мы танцевали под постоянно меняющиеся песни. Мои бедра соблазнительно покачивались, прижимаясь к передней части одной из визажисток, Кристи, и я опрокидывала напитки, которые постоянно заменялись, словно это была моя собственная волшебная услуга пополнения счета.

Я положила руку ей на плечо, чтобы не упасть рядом с ее извивающимся телом. Она повторяла мои движения, музыка пронизывала все мое тело, удерживая его в плену ритма.

Она облизнула губы, заглядывая в мои. Если бы я интересовалась женщинами, я бы подалась вперед и поцеловала бы ее; она была не от мира сего прекрасна. Но я не хотела вводить ее в заблуждение. Женщины и их эмоции обычно глубже, чем у мужчин. Вопреки тому, что люди писали обо мне и во что верили, я не была бессердечной.

Я восприняла это как предупреждающий знак, схватив одну из других женщин рядом со мной и поменяв нас местами, так что она пьяно прижималась к Кристи на моем месте. Я вздохнула с облегчением, что не испортила веселья, и вернулась в гостиную.

Опустившись на сиденье, я громко застонала, вызвав понимающие смешки со всех сторон.

— Ух, такое чувство, будто я только что отрабатывала неделю, — мои слова прозвучали немного невнятно.

Странно.

— Ну, ты там уже несколько часов. Ты еще и выпивку разносила, — Джаред подмигнул мне.

Я облизнула нижнюю губу, и он проследил за этим действием голодным взглядом. Горьковатый привкус моей красной помады остался у меня на языке. Я подняла руку, пошевелив пальцами в сторону своего охранника, и он появился через несколько мгновений с еще одним напитком для меня. Я была рада, что он читал мои мысли и потакал моим требованиям.