Инженю, или В тихом омуте - Ланская Ольга. Страница 21

В итоге она там отработала полгода — она в жизни так долго не работала. Бывало, конечно, сложновато — пришлось компьютер кое-как освоить, и забытый английский немного вспомнить, и разбираться во всяких цифрах сложных. Но несмотря на всю свою лень, жутко приятно было приходить каждое утро в отделанный зеленоватым мрамором офис, и пить кофе, который приносила секретарша, и сидеть в собственном кабинете — крошечной, но очень красивой комнатке, увешанной яркими календарями и проспектами.

И материально было очень неплохо — зарплата высокая, а плюс она впервые за границу слетала, в Испанию, а потом еще и в Грецию, и на Кипр тоже. Турагентство ей еще и аренду квартиры оплачивало — она тогда снимала на Смоленской огромную однокомнатную. А вот машину она купила сама — старенькую, но очень прилично выглядящую «восьмерку», которую ей водитель из агентства достал практически за копейки и еще пару недель с ней возился, доводя до ума. Права у нее уже были — сделал один старый и исчезнувший давно знакомый, задержавшийся в ее жизни на достаточно долгий период, чтобы по собственной инициативе научить ее водить и права ей оформить по блату. Вот она и ездила с тех пор кое-как — особо, правда, некуда было, да и водитель из нее был не очень, так что предпочитала такси или метро, — но иногда садилась за руль. Как сегодня, например.

Что самое смешное — за те полгода она с Виктором встречалась раз пять максимум. В смысле раз пять, если не меньше, оказывалась с ним в постели. А деловых встреч было раза в три больше — он или в офис заезжал, что бывало редко, или приглашал в ресторан узнать, как там идут дела. И на интимном продолжении встречи никогда не настаивал — да и в те считанные разы, когда что-то было между ними, это из-за нее было, но не из-за него.

Вот это было по-настоящему странно — что он сделал для нее что-то и совсем не просил, чтобы она за это периодически расплачивалась. Она ведь не совсем наивная была, она знала, что просто так никто никому ничего не делает — тем более молодой эффектной девушке. А когда наконец поверила, что для него она ценнее как сотрудница — или помощник, она затруднялась точно определить свою роль, — то все стало еще непонятнее. Потому что не было мужчины, который после первого раза не хотел бы переспать с ней еще, — не было мужчины, который не использовал бы возможность затащить ее в постель хоть на пару часов.

Она его даже спросила — напрямую, со всей своей непосредственностью. А он ответил с улыбкой, что в тот первый раз вовсе не прикидывался удовлетворенным и не был жутко разочарован — совсем наоборот. Просто он женат, это раз, и хотя жену не любит, изменил ей всего однажды, и именно с ней, Мариной, — и его как человека верующего до сих пор мучает совесть, а лишних угрызений не хочется. Ну а во-вторых, у него столько дел и проблем и забот, что ни на что другое нет ни сил, ни времени.

Он, когда это говорил, смотрел на нее очень внимательно, хотя и улыбался — словно готов был в соответствии с ее реакцией что-то добавить или отказаться от сказанного. Словно для него было очень важно, чтобы его доводы показались ей разумными. И когда она пожала плечами, деланно вздыхая и произнося сокрушенно, что прелюбодеяние не следовало включать в список смертных грехов, тут же расхохотался и предложил провести вечер вместе. Потому что ему якобы так ее хочется, что за этот вечер отпущение грехов он как-нибудь вымолит. Хотя ей показалось, что это вранье, что он ее не хочет совсем, что это ради дела ему надо.

Она так и не проверила, женат он или нет, — не у кого было, ни с кем из турагентства он отношений не поддерживал, кроме нее. Да она бы и не стала выяснять ни у кого — ведь это он ее туда посадил. Да и не было там у нее особых друзей — она ведь в качестве этакого надсмотрщика и контролера выступала. Да, ей улыбались, с ней все были жутко приветливы — но все же.

Она даже думала, что он гей. В нем не было, правда, ничего такого — никаких манер особых, интонаций, поведения, но с другой стороны, и геев знакомых у нее не было, чтобы можно было судить, так что не исключено, что он к голубым относился. Но она все-таки в это не слишком верила. И долго еще гадала, в чем причина.

Не то чтобы он ей так ужасно нравился и жутко его хотелось — нет, он ей нравился, конечно, но секс с ним не впечатлял. И ее вполне устраивало, что она не обязана с ним спать. Но все равно это было неправильно, с ней такого не случалось никогда — потому она и не могла успокоиться. Но ни к какому выводу так и не пришла.

Вот так и прошли полгода. А в конце октября он ей сказал, что агентство продаст — не столь доходным оно оказалось. И она, не раз говорившая себе, что устала от этой работы, что она для другого все же создана, — вдруг ужасно огорчилась. Ей, такой неамбициозной всегда, никогда не задумывавшейся о будущем, почему-то понравилось то, как она жила эти полгода, — понравилось зарабатывать и тратить на себя свои собственные деньги, и за границу понравилось ездить. Понравилось быть кем-то — а не просто молодой эффектной женщиной. Понравилось быть полностью самостоятельной.

И он, кажется, понял, что она огорчилась, — а скорее всего заранее знал, что так будет. Потому что почти тут же сказал, что в принципе у него может найтись для нее работа — если она захочет. Немного другая, но куда более денежная — которая, правда, поответственнее, но зато и поинтереснее. И к тому же может сделать ее не просто обеспеченной, но богатой. Словом, совсем другая. И она согласилась, тем более что значение слова «другая» тогда ей было непонятно.

Так что вот уже больше года они были вместе — ну в смысле рядом, так точнее. Но отношения остались такими же, как были, — встречи по делу и почти никакого секса. Даже нет, не такими — куда больше дела и куда меньше секса, так точнее. Но от этого почему-то он ей нравился все больше и больше. Она не способна была кого-то любить, она это знала. Даже в школе, когда все девчонки в кого-то влюблялись, выбрав преподавателя, старшеклассника или соседа по парте, — не важно кого, главным был факт влюбленности и существование человека, которому эта влюбленность была адресована, — она ничего такого не испытывала. Максимум увлечение — быстро проходившее. Потому что она никогда не выбирала абстрактных людей, а с конкретными доводила дело до секса, и на этом увлечение кончалось, довольно скоро притом.

Так что она знала, что не способна любить, — и то, что испытывала по отношению к Виктору, было, наверное, самой сильной эмоцией, которую она могла испытывать. Потому что он был слишком непонятный и вел себя слишком непривычно. Потому что он не укладывался ни в одну из знакомых ей схем. И возможно, эта эмоция могла перерасти в нечто большее — даже без секса, отсутствие которого с ним она компенсировала с другими. И он, кажется, это понимал — то, что она испытывает, — потому что в последнее время не раз намекал на то, что хотел бы изменить их отношения. Начав с совместного отпуска — который теперь откладывался до того момента, когда она распутается с этой ситуацией…

— …статья хорошая, — произнес он, вытаскивая ее из воспоминаний и размышлений о нем, сворачивая внимательно изученную газету и убирая в карман пиджака. — Сильная статья — можно сказать, сенсационная. Конечно, написано так, что можно как угодно понять — даже что ты его отвлекала специально, чтобы ему в этом время мину подложили. Но это для особо подозрительных. А так — очень хорошо. Как раз то, что тебе надо, — широкая популярность и всеобщий интерес…

Он оглянулся — словно думал, что эти самые дружки покойного или милиционеры уже за ней следят. Он вообще был осторожный во всем — а сегодня особенно. Даже подошел к ней не сразу — он, похоже, сначала убедился, что она пришла одна. И в тот момент, когда она решила, что он уже не придет, он вдруг появился откуда-то из толпы. На Арбате в субботу куча народа — ему легко было спрятаться.

А теперь они шли медленно по Калининскому — он сам туда вывел, сказав, что там удобнее поговорить. И незаметно поглядывал по сторонам, пока она ему рассказывала обо всем, что с ней произошло. А вот сейчас, высказав свое мнение по поводу статьи, посмотрел на нее внимательно и улыбнулся — в привычной своей манере, так по-джентльменски, очень сдержанно, — встретив ее беззаботный, кокетливый взгляд.