От революционного восторга к… (СИ) - Путилов Роман Феликсович. Страница 8

— И поэтому, братцы…- вновь вылез пришлый: — Мы и предлагаем вам идти под нас.

— Ты заткнись! — вызверился на пришлого начальник милиции: — Пока я здесь главный…

— Вот именно, что пока…- пришлый выступил вперед: — Братцы, да он над вами просто измывается, как при старом режиме, даже хуже! Я думал, что мой ротный, еще в армии кровопивец, так этот ваш, демократический начальник еще хуже! Это же надо додуматься, своих подчиненных, на смерть, с одним патроном в берданке отправлять.

— Бажов, Веткин! — заорал начальник милиции своим прихлебателям: — Арестуйте этого…

Но Бажов и Веткин, обладавшие великолепным чувством самосохранения, сделали вид, что не слышат, а когда обладатель великолепных кожаных краг схватился за пистолет, его быстро обезоружили и столкнули с крыльца.

— Да я… — оратор рванул шинель на груди, так, что разогнулись металлические крючки и все увидели надетую на милиционера металлическую кирасу: — У нас без этого никто на службу не выходит, у меня сто двадцать патронов с собой к моему автомату и еще браунинг, на всякий случай… Да что же с вами тут делают браточки⁈ Айда выбирать комитет милицейский и принимайте решение под нас идти, а мы вам пропасть не дадим, наш командир твердо обещал!

В общем, подобного рода митинги шли практически по всем отделениям милиции города, в той или иной интерпретации, в зависимости от красноречия моих агитаторов. Весь следующий день у меня в кабинете (я уже мог сидеть за рабочим столом) шли переговоры с делегациями милицейских подразделений, где мы торговались до хрипоты. Не все и везде было гладко. В милиции, расположенной на Васильевском острове получилось пятьдесят на пятьдесят. В участке Университетского городка, что приткнулся возле Академии художеств, милиционеры которого поголовно относили себя к студентам, было сильное желание приткнуться к кому-то сильному, поэтому они практически не ерепенились. А вот участок милиции, расположенный на перекрестке Малого проспекта и 16–17 линий, встретил моих посланцев не ласково. Личный состав его состоял из рабочих, плотно находящихся под влиянием большевиков, поэтому моих милиционеров сухо выслушали, после чего предложили возвращаться назад и продолжать за деньги охранять толстосумов, а придет время, с моих еще спросится. В ходе дискуссии с нашей стороны прозвучали высказывания, что деньги буржуев, но русских, как-то предпочтительней, чем немецкое золото. Старший унтер- офицер Воскобойников, ходивший от моего имени на переговоры, уверял, что драки не было, а красное ухо у него оттого, что воспалилось среднее ухо. Ну хоть оружие в ходе политической дискуссии не отобрали у моих, и то хорошо. Ну и Охта с окрестностями Финляндского вокзала со всякими Сосновками и прочими выселками остались при своих. Под большевиками они тоже не лежали, так как большевики, засевшие в доме Кшесинской, на местную милицию внимания особого не обращали, но и под меня пойти они не спешили.

С решениями районных комитетов работников правоохранительных органов я поехал к прокурору Петроградской судебной палаты Переверзеву Павлу Николаевичу. Почему к нему? Это кстати был первый вопрос, который прокурор задал мне, когда я пробился к нему на прием.

— Я, Павел Николаевич, боюсь, что господину министру юстиции Керенскому в настоящее время не до нас, он своими мыслями устремлен на более высокие уровни бытия, а у меня вопросы практического плана. Да и покинет нас в ближайшее время, Александр Федорович, выше устремится…

— Вы что такое говорите? — прокурор, в волнении, отложил ручку с пером, которой он делал записи в блокноте: — И кто готовит покушение?

— Вы меня не так поняли, Павел Николаевич. Я имел ввиду, что в ближайшие дни господин Керенский сменит их сиятельство князя Львова на посту Председателя правительства, а свой министерский пост предложит вам. Поэтому я и обратился к вам, так сказать, чуть-чуть опережая события.

— Откуда у вас такие сведенья, господин Котов?

— Логика, ничего, кроме логики. Господин Керенский в настоящее время любимец общества, если не считать самых левых радикалов, на митингах уже горло сорвал. Правительство наше, в нынешнем составе, извините, не рыба ни мясо, поэтому, кредит доверия народа в ближайшее время немного обесценится. Да и не люблю я Керенского, честно говоря.

— Ну, если честно говорить, то и он вас, не особо жалует…

— Удивили…- я поморщился: — Не думал, что самого влиятельного человека в России волнует какой-то затрапезный начальник отделения милиции.

— Ну, вы не прибедняйтесь…- будущий министр юстиции иронично улыбнулся в усы: — Начальник полицейского участка, чаще всего поминаемого в газетах, он, естественно, министру юстиции известен.

— То есть, Александр Федорович ревновать меня решил. Тогда, тем более, любое мое предложение господином Керенским будет воспринято в штыки.

А насчет газет — пиар, по-моему, очень важен. Кроме того, я же не рекламирую себя, а пытаюсь представить в новом свете новую, демократичную милицию, наладить с гражданами двухсторонний диалог…

Нести всякую чушь, на первый взгляд абсолютно правильную, но и, такую же, бессмысленную, я научился еще в прошлой жизни, и мог говорить это долго, тем более, что местный электорат все эти громкие лозунги и призывы пока обожал. Через несколько минут я заметил, что прокурор устал слушать мою трескотню, поэтому я резко сменил тему разговора.

— Кстати, насчет популярности, Павел Николаевич. Заклинаю вас держаться подальше от секретаря Распутина, что сейчас находится под следствием Нижней следственной комиссии и сидит в Петропавловской крепости.

— Секретарь Распутина? Симанович? А он то тут при чем? — прокурор неописуемо удивился.

О господине Переверзеве я слышал еще будучи участковым. Понимая, что сбегу со службы в день достижения милицейского стажа в двадцать лет, пусть и на минимальную пенсию, я прикидывая, куда пойти, чтобы нормально зарабатывать во вторую половину своей жизни, я почитывал вопросы для адвокатского экзамена и поучительные истории из жизни столичного адвокатского сообщества. Кроме имен самых известных адвокатов прошлого, я с большим сомнением прочитал, что мой собеседник, в прошлом известный столичный адвокат, будучи министром юстиции имел беседу в казематах Петропавловской крепости с арестованным секретарем Распутина, а потом весь свет столицы обсуждал, что министра юстиции выпустил подследственного за банальную взятку в размере двухсот тысяч рублей.

— Так при чем тут Симанович? — хмурый прокурор желал выяснить подробности.

— Просто по имеющийся у меня оперативной информации оный арестант желает опорочить ваше честное имя. Мотивов его я не знаю, но скоро его выпустят, во всяком случае расследование комиссии к этому идет. И он планирует увязать свое освобождение с, якобы, дачей вам взятки в двести тысяч рублей, о чем высказывал неоднократно намеренья. Больше подробностей рассказать не могу, не потому, что не хочу, просто не знаю. Мой источник не желал высказывать свою заинтересованность в предмете разговора.

Глава 5

Глава пятая.

Апрель одна тысяча девятьсот семнадцатого года.

— Что-то еще имеете мне сообщить? — Будущий министр юстиции и эмигрант откинулся на спинку кресла и забарабанил пальцами по столешнице.

— Имею вам предложить. Вы пока не вступили в новую должность, оказываете мне содействие в том, чтобы господин Керенский не препятствовал, что я буду подгребать под себя отделения милиции, а после вступления в должность — будете мне в этом активно помогать. И тогда, когда наступят критические дни…- в душе я улыбнулся, вспомнив, уже далекую, рекламу: — ориентировочно в июле, то у вас лично будет вооруженная сила, примерно две с половиной тысячи штыков, которую уже не удастся легко разогнать, как городовых и жандармов в феврале этого года.

— Господин Котов, объясните, зачем мне все это надо? Я прокурор столицы, чиновник, надзирающий за законностью. Зачем мне вооруженная сила?