Земля заката (СИ) - Доронин Алексей Алексеевич. Страница 10

Его узнавали. И те, кто просто отметили новое лицо, и те, которые видели его в момент прибытия. Ему что-то говорили, а он кивал и вежливо улыбался.

Наконец, добрался до «кантины». Над открытой дверью табличка «Messroom», а Скаро, видимо, по привычке называл её по-сухопутному.

Большой зал оказался освещен чуть лучше, чем рабочие помещения. Тут стояли тяжелые столы, прикрученные к полу и крепкие металлические стулья. Под задницами таких здоровых лбов – обычные пластиковые сидения из обычного кафе быстро бы сломались.

– О, Александру! Проходи, дружище. Садись, – молдаванин придвинул ему стул, – Сейчас представлю тебя.

Он поднялся и заговорил на английском.

– Представляю вам нового члена команды. Это Александр. Вы не поверите, но он русский, из Петербурга. Мы подобрали его в море, где он болтался как... поплавок. Пробудет с нами… пока не отработает билет. Но, если ему понравится, останется тут навсегда.

Английским, да и норвежским Скаро владел так, что видно было – не по учебникам учился. Такой беглости можно добиться только через живую речь. Возможно, произношение хромало, но все его понимали.

Кто-то просто посмотрел на Сашу, кто-то кивнул, другие подходили пожать руку, называли свои имена.

Естественно, Младший не запомнил даже половины, да и тех завтра же забудет. У него было плохо с памятью на имена, голоса и лица, тем более, что многие тут выглядели, как братья – коротко стриженные, мускулистые, с рожами, будто топором вырубленными. Глаза холодных оттенков, ежик волос на голове (у тех, кто не лыс) – светлый. В общем, в одной стране таких называли истинными арийцами.

Впрочем, несколько славян тоже затесались. Подходя, они приветствовали его по-русски, хотя произношение было разным.

Скаро переждал, когда стихнет ажиотаж и снова попросил внимания. Он объявил, что хочет угостить всех пивом в честь своего прошедшего дня рождения, капитан разрешает. Народ обрадовано загудел. Толстый матрос в длинном фартуке – раздатчик еды и бармен в одном лице – шустро наполнял кружки. Раздались возгласы, видимо означавшие поздравления.

Наконец, все занялись своим пойлом. Похоже, алкоголь позволялся изредка и в умеренных количествах. В отличие от порции еды по расписанию – он был платным, за него отдавали свои кровные. Кроме таких случаев, когда от щедрот выставлялось. Это явно позволяло капитану-хозяину судна удерживать и возвращать себе в карман часть зарплаты.

Именно здесь Младший впервые увидел талеры. Монетки хорошего качества из серебристого металла, похожие на довоенные евро.

– Если ты ищешь клады, зачем тебе работать на рыбном судне? – спросил Младший, когда его оставили в покое.

– Временно нахожусь на мели, как контейнеровоз.

Мягкая и обходительная манера молдаванина, его умение заговаривать зубы – могли ввести в заблуждение. Характер он имел взрывной.

И через полчаса Младший в этом убедился. Скараоско рассказывал про поиск кладов с металлоискателем, про банковские хранилища и те опасности, которые могут ожидать в покинутых городах. Говорил про Трансильванию, про дворец Чаушеску в Бухаресте – огромный, как город, где осталась куча мин и ловушек от тех, кто жил там после Войны.

Тут раздался голос за соседним столом. Это был здоровый бритый мужик с пивным брюхом и длинными руками, как у гориллы. Тоже из русскоязычных.

– Да не заливай, трепло. Вы, цыгане, только в чужих рундуках клады ищете.

Моментально Скаро оказался стоящим на ногах, как тигр, готовый к прыжку.

– Тебе добавки, а?

– Проехали, Штеф. Я же шучу, дружбан, – со слащавой улыбкой длиннорукий сделал примиряющий жест. – Пис!

– Смешной парень. Сейчас и я пошучу. Вот тебе «пис».

Одним движением Скараоско схватил его же кружку и вылил пиво на бритую голову обидчика. Так аккуратно, что на соседей ни капли не попало.

– Говнюк! Вонючий румын…

– Румын. А не цыган. Но ты назвал меня вором. Отвечай за базар.

Соперник вскочил, оттолкнув стул, но Скаро уже ждал на свободном пространстве между столами.

Больше никто в схватку не включился, все образовали круг. Не вмешивались, но и не разнимали, подбадривая кто Скаро, а кто его оппонента. Разве что ставки никто не делал.

Видимо, тут так принято.

Младший тоже вскочил. Подумал, будет страшная драка.

Выдержка у бригадира была железная. Противник приближался, продолжая поддразнивать его всякой похабщиной, а вот обычно болтливый Скаро шел навстречу молча, чуть наклонив голову. Закатал рукава, так что стало видно татуировку с волчьей головой. Но стойки боксерской не принимал.

И вот они сошлись. Дальнейшее заняло доли секунды – уклонившись от размашистого хука, Скаро ударом левой достал недруга под подбородок, а потом правой в переносицу буквально усадил его на пол. Младший почти не заметил интервала между ударами.

Но оппонент не остановился, хотел реванша, хотя из носа текла кровь.

– Тебе пи..ц! Урою гниду…

– Иди, проспись.

– У-у-у, бля…

Видя, что свара сейчас продолжится, два дюжих норвежца разняли дерущихся, а еще один встал между ними. И так держали, пока те не прекратили попытки сойтись для нового раунда.

А после все снова уселись за еду, как ни в чем не бывало. Только побитый ушел, шатаясь как пьяный – хотя от поддержки соседей по столу отказался. Младший знал, что такие удары не полезны для мозга, хотя внешних повреждений не было видно. И расстались они точно не друзьями. Видимо, драки с участием бородача были не такой уж редкостью.

– Сам напросился, – бросил тот, садясь на место. – Это Толян, кочегар. Он вообще нормальный, но как выпьет, на нем бес едет… А я Штеф только для друзей. Мне нравится моё имя. По всей Европе звучит понятно. И когда я захожу в кабак, никто не знает, откуда я. Но я не из кочевого племени. Моя национальность – хороший человек. Вот так.

Младший делал вид, что внимательно слушает. Он знал, что с такими надо или быть товарищами, или держаться подальше.

– Хотя… черт возьми, почему я не Драгомир? – Скаро получил у бармена стакан чего-то крепкого, и, осушив его одним махом, заел куриной ногой. – Хотели же родители назвать… Скучное у меня имя. Вот брата вообще звали Милош. Но он умер в младенчестве. Так бывает.

Остаток трапезы прошёл в относительном молчании. Все только жевали. Похоже, напиваться никто не собирался, меру знали.

Молдаванин достал сигарету. Не привычную для Младшего самокрутку, а настоящую, с фильтром. Видимо, где-то такие штуки производились. Щелкнул зажигалкой. И задымил как паровоз. Саша отметил, как блеснули два золотых зуба.

– Я бросаю. Это у меня хорошо получается.

Остаток вечера прошёл без приключений.

*****

Потянулись дни.

Иногда посреди тяжелых будней выпадали минуты тишины и одиночества. Они вроде бы должны стать блаженством, но не были.

В первые дни на борту Младшего покусывало странное забытое чувство: «Ради чего это всё?».

Ради чего убиты те, кто попался на его пути?

Да, «они первые начали». Или, как Богодул – были подонками и мир без них стал только лучше. Но таких было немного. Других, если бы он им не попался, убивать бы не пришлось. Он сам прибрёл в Петербург, к чужим разборкам, где его никто не ждал и не звал.

Все эти мысли совпадали с непогодой и временным безрыбьем, когда можно было получить чуть больше часов отдыха. И в эти пасмурные дни он вспоминал свой путь. Военную тропу. Тропу огня, холода, свинца и крови.

Вроде бы нечего стыдиться. Следовал своему компасу. Было ли ему жаль если не ордынцев (хрен на них), то оборвышей и «бойцовых котов», которых он убил?

«Жаль» – неточное слово. Временами чувствовал… неправильность. И потом сам же корил себя за это ощущение. За мягкотелость, которая не пристала настоящему мужчине. Пролитая кровь казалась ему... пятном на запачканном белом пальто. В этом чувстве утраты чего-то важного – и Александр это честно для себя признавал – было больше горечи от утраченной чистоты, чем сочувствия к кому-то.