Пробуждение охотника (СИ) - Барр Яков. Страница 48

Фальцет вытащил откуда-то саблю, попытался грозно ею махнуть, но ударился коленом о край столика. Сабля воткнулась в паркет. Я решил, что пора выйти на первый план.

— Убери ножик, порежешься еще, — посоветовал я фальцету, заходя в пентхаус.

— А ты еще кто, — удивился Никита.

— Я дядюшка Боря из Воронежа, где в лесах много-много диких муравьев!

— Волков, дядя, — поправила меня «Алена», — воронежские леса знамениты волками.

— Наши леса изобильны зверьем. То ли дело ваши степи, охоты никакой! Сплошные суслики. Так, хорош бузить. Красотки, одеваемся и валим отсюда. Никита Витальевич, будьте любезны заплатить девочкам.

— Я уже заплатил их хозяину, — буркнул Филимонов.

— А теперь заплатишь им. Щедро!

— Или что?

— Или я твою шею гусиную сверну и скажу, что так и было.

Мне начали надоедать пьяные мажоры, никогда их терпеть не мог. Костецкий сунулся в карман, нащупывая пистолет, Ерофеев тянулся к сабле, пришлось достать моего любимого Тихоню и немного пострелять по светильникам.

— Сидите смирно, недоросли! Никита Витальевич, будьте любезны, отпустите девушек.

Филимонов подошел к одной из картин, отодвинул ее, открыв дверцу сейфа. Банальщина! Никита замешкался, набирая код, глянул на меня со значением, дескать, отвернись, дядя! Размечтался! Пришлось намекающе ткнуть его стволом Тихони в спину.

Хозяин пентхауса долго крутил в руках пачку банкнот, что-то высчитывая в уме. Мне надоело, я вырвал у него из рук деньги, отделил две стопки с палец толщиной, выдал уже одевшимся девочкам и выставил их за дверь.

— Слишком много! — вякнул Филимонов, но я посмотрел на него иронично:

— Думаешь?

— Давай спросим у них паспорта, — встряла «Алена».

Никита поморщился, делая вид, что не понял намек, но фальцет-Ерофеев оказался умнее.

— Они выглядели на все восемнадцать, — пробурчал он.

— Нет, не выглядели, — покачала головой «Алена».

Я бросил остаток денег обратно в сейф, но не дал Никите его запереть.

— Теперь о деле, — я указал троице на диван, и они там послушно расселись. — Алене не нравится служить у тебя, Филимонов. Она уже дважды рисковала жизнью ради пустой прихоти. Этого нет в ее трудовом договоре.

— Ты — слуга рода, тварь неблагодарная! — взорвался вдруг Костецкий, — простые людишки мечтают занять твое место!

— Она с удовольствием освободит теплое местечко. И, наверное, новые сотрудники с радостью сдохнут ради вашей унылой вечеринки. Напомню, что первый раз она чудом осталась жива.

— А сегодня? — повелся пьяный Ерофеев.

— Я же сказала, глупенький, — ласково ответила «Алена», — я умерла.

— С нами вчера интересный случай вышел, он немного касается вас, господа, — вернулся я в разговор. — Вчера мы с Аленой решили перекусить и немного отпраздновать нашу встречу. Мы — люди простые, благородных деликатесов, — я кивнул в сторону стола, засыпанного японской едой, — не ищем, дайте нам кусок мяса, приготовленный на огне, а к нему огурчиков соленых и прочих разносолов, да картошечки жареной с грибами, мы и счастливы.

— Мы тоже такое любим, — занервничал Ерофеев, видать, не насытился роллами.

— Значит, что-то человеческое в вас осталось. Но я не о кухне хотел рассказать. Нашли мы симпатичный загородный ресторанчик и засели там с Аленой. За соседним столиком разговаривали помещик Андрей Васнецов, а его Алена откуда-то знает в лицо, и его адвокат. Тоже мясцом под водочку не брезгуют.

— Васнецов, говорите? — заинтересовался Филимонов.

— Ага, теперь вам не скучно? Дальше еще интересней будет! Говорили они о вас, Никита Витальевич, слух у меня острый, а когда ваша фамилия прозвучала, нарочно прислушался.

— Они говорили обо мне?

— О вас троих, если быть точным. Бывают же такие совпадения! Но продолжу. Обсуждали они вас вот в каком контексте: некий весьма влиятельный барон Вержицкий скупил векселя вашей несвятой троицы, и других местных помещиков, имена которых не упоминались. С того момента вы трое с вашими родами у него в кулачке.

Я сжал кулак, демонстрируя, куда попала троица «Филимонов и компания». Пусть сами проведут аналогии и догадаются, каково их нынешнее положение.

— Васнецов хвастался, что дал барону пинок под его тощий зад, простите мой французский, я привожу слова помещика. Сейчас барон в панике покидает Нижегородскую губернию, и теперь означенные помещики Филимонов, Ерофеев и Костецкий подожмут хвосты. А сам Васнецов эти хвосты накрутит сперва в суде, где у глупых бароновых шавок нет никаких шансов. А если сунутся отношения выяснять, то и лично.

Я улыбнулся, глядя, как помрачнела троица, и продолжил.

— В этот момент я, извинившись, попросил дозволения присоединиться к беседе. Очень уж хотелось вступить в клуб недругов барчука Филимонова, — я ткнул пальцем в грудь Никиты. — Не серчайте, господа, но я пожаловался юристу Васнецова, что барчук Филимонов плохо обращается с моей племянницей, подвергает ее жизнь ненужной опасности и всячески унижает. Адвокат оказался настолько любезен, что подробно рассказал, как можно разорвать эти неприятные отношения на законных основаниях, а также составил все необходимые документы. Андрей Васнецов был еще более любезен и согласился оплатить этот труд, но тут уж я отказал, деньжат за свою жизнь заработал достаточно. Хватит на хорошее дело.

Я достал из портфеля бумаги.

— Здесь соглашение о разрыве контракта, а также положительная рекомендация. Все составлено лучшим юристом губернии. Когда вы подпишите документы и, разумеется, выплатите девушке выходные и подъемные, мы выйдем за эту дверь и больше друг о друге не услышим.

— Так просто взять и разорвать? — замотал головой Никита.

— Хочу напомнить, господа, что в нашем распоряжении есть видеозапись, на которой вы запечатлены рядом с обнаженными несовершеннолетними девицами, и даже не просто рядом, а чрезвычайно близко, если вы понимаете, о чем я. Также на этой записи можно разглядеть некие таблетки…

— Очень красивые! — вклинилась «Алена». — голубенькие, прозрачные, похожие на лед!

— Точно! И сомневаюсь, что это витамины для поддержания жизненного тонуса. Надо ли объяснять, как изменится отношение в обществе к вам троим, если запись будет обнародована? Полагаю, вы и сами понимаете, что ни в один приличный дом вас не пустят, а каждый бретер в Российской Империи сочтет за честь сразиться с вами на дуэли. Это ясно, или есть сомнения?

— Вы отдадите нам запись? — пискнул Ерофеев.

— И не подумаю. А то молодые барчуки такие ветренные. Сегодня напишут хвалебный отзыв о работе молодой девушки, а потом в частной беседе расскажут ее будущему работодателю, что на самом деле были ею вовсе даже недовольны. Так что запись останется у нас. Хорошая новость в том, что как только мы выйдем за дверь, то забудем о вашем существовании. И если у Алены в жизни все сложится удачно, то и не вспомним! Так что молитесь, Никита Витальевич, чтобы Алена нашла себе место в жизни по душе. Мы договорились?

Никита Филимонов несколько секунд смотрел на меня злобно, а потом обмяк.

— Договорились.

Он расписался на всех бумагах, я убрал документы в портфель. Их происхождение описал почти правдиво, пока я разбирался с цыганским бароном, Соня позвонила Добродецкому, и тот переслал ей все необходимое. Я же подошел к еще не запертому сейфу и забрал оставшиеся деньги.

— А это подъемные, о которых мы также договорились. Так ведь, господа?

Никита мрачно кивнул.

— Берите, что хотите, и проваливайте уже из моего дома.

— Есть еще одно дело! Ну же, не хмурьтесь, это желание вас не коснется. Мне нужно знать, с кем вы договаривались насчет тех девочек. Детская проституция ужасна, и я должен разъяснить это ее организаторам.

— Сайт «Лунный мотылек». Сейчас покажу.

Ерофеев вызвал нужную страницу на смартфоне, я запомнил адрес.

— Телефон, контакт?

— Некто Кузьма Муромский, телефон на сайте в контактах, по нему и созванивались.