Елизавета Йоркская: Роза Тюдоров - Барнс Маргарет Кэмпбелл. Страница 61

— Легко быть доброй к вашей жене, — с улыбкой сказала она.

— Она покинула все, чтобы следовать за мной. Она такая же милая, как вереск на холмах Шотландии, — заметил он. — Вы не можете сказать ей, что видели меня, что у меня все в порядке? И передайте ей мою немеркнущую любовь…

Елизавета освободила свои руки из его рук. Она прервала его, чтобы он понял свою бестактность.

— Как я могу кому-то сказать, что приходила сюда? — напомнила она. — Вам что, непонятно, как я рисковала, придя сюда?

— Конечно, вы правы. Я просто забылся! — согласился он, поднимаясь с колен.

Она увидела, как помрачнело его выразительное лицо, и поняла, как трудно отказать ему в его просьбе, — именно так бывало по отношению к ее младшему брату.

— Завтра она поедет со мной в Ричмонд. Я постараюсь хотя бы слегка утешить ее, — почти пообещала она.

— Бесс… Мадам… я хочу заключить с вами сделку, — начал он.

Елизавета подумала, что он прекрасный актер: эта обмолвка во время серьезного заявления!..

— Если вы будете добры к Кэйт, я буду продолжать играть роль Ворбека. Я так многим ей обязан… А теперь и вам…

— У вас нет иного выбора, — заметила Елизавета. Она старалась говорить с ним холодным тоном. — Король заставил вас признать, что вы самозванец. Он может сделать это еще раз!

— Но если мне придется взойти на эшафот, я могу сказать все что угодно! Никто не сможет помешать мне сделать это в последний момент. Я так похож на вас!

К сожалению, он был совершенно прав. Сидя рядом с ним при ярком свете дня, Елизавета не могла отрицать этого. И хотя она почти убедила себя, что он не Дикон, мысль о том, что кто-то, столь похожий на ее брата, будет стоят на эшафоте, была невыносимой.

— Вы что-либо помните о своем отце? — внезапно спросила она, чтобы отогнать от себя страшную мысль.

Сразу же настороженность на его лице сменилась выражением нежности и на губах появилась улыбка. Становилось понятным что речь идет отнюдь не о купце из Турне.

— Больше всего мне запомнилось, каким он был высоким и как на него было приятно смотреть. От его одежды исходил приятный запах амбры или мускуса. Я помню ладанку, которую он носил на шее, а на груди у него были вышиты жемчугом прямые линии.

— Все это вы могли узнать, глядя на его портрет.

— Конечно, — согласился он, и в его голосе не было обиды. — Но никакой портрет не подскажет, как оживала комната, когда он в ней находился. Или как самые обычные вещи становились такими интересными. Как он смеялся и заставлял Вилла Гастингса делать все скучные вещи вместо него. Когда у него было время, он так хорошо говорил о книгах, что мы тоже начинали любить их. Он всегда куда-то спешил: то на охоту, то с охоты!

— Тетушка Маргарита могла рассказать вам все это.

— Но она не могла заставить меня почувствовать все, что было раньше. Разве я не прав? Смех и чувство безопасности и любви! Когда я был маленький, он держал меня на коленях и позволял строить замки у него на столе. Я так боялся и радовался, когда он подбрасывал меня высоко над головой в воздух и восклицал своим громким голосом: «Клянусь дыханием Божьим, Вилл, этот мой младший парень — самый приятный компаньон для меня!» Всегда важно запомнить свои чувства и ощущения!

Елизавета наклонилась вперед — она была под впечатлением разговора.

— Из чего вы строили замки у него на столе? — спросила она.

Он сразу же остановился и неуверенно нахмурился.

— Я точно не помню. Прошло столько времени. Мне кажется, это были маленькие деревянные кубики или что-то еще в этом роде.

— Может, шрифты? — подсказала она. Елизавета слишком поздно осознала свою ошибку. Глупо задавать вопросы с подсказкой, а потом радоваться, что получаешь ответы!

Она так внимательно следила за ним, что поймала отблеск удовлетворения на его лице, но его голос был абсолютно ровным.

— Да, наверное, это было что-то наподобие этого, — сказал он и начал беззаботно вытаскивать содержимое своего кошелька, прикрепленного к поясу.

— Вы не помните, как смотрели на его похороны из окна? — продолжала расспрашивать Елизавета, и он сразу все описал. Но он был достаточно умен и в основном говорил о деревянном подобии короля, одетом в его королевские одежды. Естественно, именно это могло больше всего поразить маленького мальчика.

Он, между прочим, сказал о дыре, которую сделали в стене, когда они стали искать прибежища в аббатстве.

Да, подобную вещь вполне мог запомнить маленький мальчик. Но ведь и об этом ему могли рассказать! Она должна спросить о том, что ему никто не мог рассказать, кроме нее самой.

— Вы не помните, что я сказала вам, когда… когда мы виделись в последний раз? Когда вы выходили из дверей Вестминстерского аббатства?

Некоторое время он смотрел на нее. Казалось, он собирался что-то сказать ей, но потом передумал, видимо, решил не рисковать. Наконец он отрицательно покачал головой.

— Все было так давно, — прошептал он.

Но Дикон, который так сильно любил ее, обязательно запомнил бы!

Все было очень странно. Она могла поклясться, что он помнил некоторые вещи, но только до определенного предела, а не то недавнее, что было так памятно ей. Может, ее мать была права?

— Но вы должны помнить мадам Грейс, — спокойно поинтересовалась она.

— Грейс… Грейс… — повторял он. Похоже, он осторожно подбирал слова. — Мне кажется, я слышал это имя. Она всегда была у нас при дворе.

Если он и знал еще что-то о ней, то ничего не сказал.

— Говорят, что она была внебрачной дочерью моего отца и была предана моей матери. Та из милосердия вырастила ее.

Елизавета так хотела, чтобы он выдал себя, что низко наклонилась к нему, но он только отрицательно покачал головой.

— Вся моя жизнь — сплошные скитания, я провел ее в разных странах. Я встречала на своем веку столько разных людей, — объяснил он Елизавете. Что ж, он, наверное, был прав.

— Но, как и у меня, у этой Грейс был младший брат, — с намеком сказала Елизавета.

— Вы считаете, что я — это он?

— Мне кажется, вам столько разных людей рассказывали разные сказки для собственной выгоды, что вы…

— Что мне сейчас трудно понять, кто я такой, и…

—… чему верить!

Он так быстро подхватывал ее предложения и намеки. Он широко улыбался, когда по-своему переворачивал все, что она ему говорила.

— Значит, вы пошли так далеко, что позволяете себе думать, будто я один из внебрачных детей короля?! И что эта женщина Грейс послала меня к герцогине, выполняя последнее приказание вашей матери? Что-то чересчур сложно…

— Все это может быть правдой, как и все остальные истории.

Теперь они стали говорить очень быстро, иногда даже не заканчивая фразы. Так могут разговаривать только близкие люди. С тех пор как король Ричард отправился в Босуорт, Елизавета так ни с кем не разговаривала. Казалось, этот человек принадлежит к ее роду. Ей было легко с ним, он понимал ее с полуслова, но понимал намеки буквально и не усложнял разговор. Она не верила ему, спорила с ним, и тем не менее, он мог ее в чем-то убедить. Она с грустью поняла, какими далекими они были друг от друга с мужем: даже после многих лет совместной жизни их пустые разговоры не позволяли им проникнуть в мысли друг друга.

— Я не могу отрицать, что в вас, возможно, есть часть крови Плантагенетов, — заметила она.

Аромат липы наполнял воздух, ей было приятно смотреть на него, беседовать с ним, но у нее оставалось слишком мало времени! Елизавета позволила себе расслабиться. Она ленивым движением показала ему на скамью рядом с собой.

— Я рада, что вы можете побыть в этом саду, а не сидите все время в ужасной каморке, — пробормотала она.

— Милость короля ко мне неоценима, — ответил он. — Я надеюсь, к вам он добр?

— Добр? — Елизавета задумчиво двигала камешки кончиком туфли. — Если можно назвать добротой то, что он никогда не бывает грубым и не забывает о моих удобствах. Он никогда не забывает купить мне то, что обещал. Он никогда не забывает и о том, сколько заплатил за покупку! Он всегда записывает все, что я трачу, в свою маленькую записную книжку!