Шестеро против Скотленд-Ярда (сборник) - Кристи Агата. Страница 40

Вот почему я мог с полным правом ожидать, что по крайней мере один из тех, кто расследовал загадочную смерть майора Скаллиона, поразился бы сходству обстоятельств преступления и способа мести, когда-то примененного против своего врага доктором Сином.

Уже это могло бы послужить отправной точкой для того, чтобы полиция ухватилась за нужную нить, а убийца оказался сначала под судом, а затем и на эшафоте. Он сам так отзывается о своей жертве: «Думаю, он за всю свою жизнь не прочитал ни одной книжки, и это меня вполне устраивало. Если бы майор повнимательнее пригляделся к моему подбору литературы, у него могли возникнуть подозрения относительно ожидаемой его участи».

Да, майор не принадлежал к числу заядлых книгочеев. А вот для сыщика, хотя бы немного интересовавшегося литературой, тома на полках в кабинете убийцы могли послужить отличной подсказкой.

Я, разумеется, не считаю, что любой офицер полиции тут же отметил бы: «Ха! Этот человек весьма сведущ в криминалистике, а это значит, что он сам – преступник». Звучит абсурдно, согласны?

И все же перед нами весьма характерный случай. Человек найден мертвым при весьма странных обстоятельствах. Причем совершенно ясно одно из таких обстоятельств. Всем известно, что жертва навязала свое общество хозяевам дома, в котором нашла потом свою смерть. Вот вам и первое предположение о наличии в деле возможного мотива для убийства.

Далее. Смерть обставлена так, что живо напоминает убийство, описанное в одной из книг, имеющихся в библиотеке того самого мужчины, который, по его собственному признанию, накрепко привязал тело майора к полу, да еще и прибил веревки гвоздями.

Если бы мне поручили руководить следственной бригадой, то именно это могло привлечь мое повышенное внимание. Внешне не выдав возникших у меня подозрений, я исподволь провел бы очень тщательный разбор всех деталей странной смерти. И еще до поступления отчета о вскрытии в моем распоряжении уже имелось бы немало важной информации.

Я непременно внимательно ознакомился бы с содержимым пресловутого черного чемодана, принадлежавшего майору. Убийца по каким-то причинам ни разу не задумался, что в багаже гостя могло находиться нечто, прямо связывавшее его с собственной жертвой.

Признаю, нам ничего не известно о том компромате, с помощью которого Скаллион полностью держал в руках своего так называемого кузена. Но для того, чтобы угрозы публичного разоблачения имели по-настоящему действенный эффект, не могло не существовать неких материальных подтверждений совершенной героем рассказа «промашки», как предпочитает называть ее он сам. Ничем не подкрепленные слова майора, учитывая к тому же известные особенности его личности, едва ли произвели бы необходимое впечатление. А потому он либо сам владел какими-то материалами, либо знал, где уличающие документы можно оперативно раздобыть.

Второй вариант представляется мне более вероятным. Но и в таком случае среди личных вещей майора могла быть краткая записка на данную тему. Даже если ее не было в чемодане, изучение имущества умершего майора многое поведало бы мне о его характере и облегчило изыскание фактов, имевших отношение к истории его прошлой жизни.

Я выяснил бы, например, что майор был человеком низким и порочным, то есть персоной, которую ни один мужчина, столь горячо любивший свою жену, и близко не подпустил бы к порогу собственного дома. Поневоле напрашивался вывод: майор каким-то образом получил власть над своим «кузеном».

Я только укрепился бы в своем мнении, узнав, как много денег потратил на майора наш герой в течение нескольких последних лет. Нам же прямо сообщают, что материальное положение убийцы терпело «ощутимый урон, наносимый шантажистом». А есть еще упоминания о непомерных требованиях, выдвигавшихся майором, который желал заполучить то пони, то скаковую лошадь.

По опыту знаю, что выплаты Скаллиону немалых средств – или по крайней мере их части – не составило бы труда отследить. Наверняка остались документальные подтверждения того, как из героя мистера Торндайка безжалостно и обильно выкачивались деньги, что совпадало по времени с появлением определенных сумм неясного происхождения на банковских счетах его «кузена».

Кроме того, сам Скаллион не относился к числу людей, умевших крепко держать язык за зубами. Разве не мог он разбавлять «лживые россказни» намеками на свои реальные отношения с мнимым родственником?

Впрочем, едва ли он стал бы болтать об этом в деревенской гостинице. Но ведь наше расследование распространится далеко за пределы этого места, а кто-то из знакомых майора в том же Лондоне вполне мог знать о причине власти этого человека над своим будущим убийцей.

В рассказе упоминается также о том, как любил майор бахвалиться своими успехами у женщин. Неужели мы не можем допустить, что среди тех, над кем он якобы одержал амурные победы, майор тщеславно числил и хозяйку дома? Пусть даже подобное утверждение не имело под собой никаких оснований. Это едва ли остановило бы его. А затем о его хвастовстве непременно вспомнили бы, когда он столь трагически погиб.

Надеюсь, теперь вы видите, насколько ошибочной оказалась уверенность преступника, что полиция никогда не докопается до мотивов убийства? На самом деле совершенно очевидно: стоило сыщикам заняться изучением прошлого жертвы, как всплыли бы факты, которые убийца так отчаянно стремился скрыть, а майору дававшие почти неограниченную власть над «кузеном». Оставалось только доказать роль самого майора в этом деле, отследить главный источник получения им средств к существованию, и никаких других мотивов детективам уже не потребовалось бы. У них на руках имелся бы целый набор причин, объяснявших, за что со Скаллионом столь жестоко свели счеты.

Именно так, мне думается, все и сложится в этом деле. Распространено мнение, что в жизни каждого человека есть по крайней мере один факт, который он хотел бы скрыть от всех. И большинство людей с секретами ухитряются успешно и надежно прятать свой «скелет в шкафу».

Так возникает абсолютно ложное ощущение своей полнейшей безопасности. Однако их тайны остаются тайнами только до тех пор, пока они не привлекают к себе внимание полиции. Но как только человек попадает на заметку к детективам, а это непременно происходит, если случается убийство, ничто мало-мальски важное в его частных делах не остается не узнанным сыщиками.

Полагаю, наш убийца уже скоро испытает это на собственном горьком опыте. Еще до окончания формальной процедуры расследования – а, насколько я понял из рассказа преступника, состоялись всего лишь предварительные слушания, которые отложены до получения отчета патологоанатома, – полиции станут известны подлинные мотивы, и их окажется достаточно, чтобы удовлетворить самое придирчивое жюри присяжных.

Точно так же, не самым лучшим образом, обстоит и со способом совершения убийства. Все самые тщательные расчеты и приготовления опровергнет и сделает второстепенными один лишь простой факт: большая доза никотина, одной капли которого достаточно, чтобы умертвить человека, была введена Скаллиону, когда он связанный и беспомощный лежал на полу.

«Я взял пузырек с никотином и вылил его содержимое в открытый рот, – повествует убийца. – Ему стоило сделать всего лишь один большой глоток, и наступила смерть. Ужас застыл в остекленевших глазах, и я нисколько не сомневался в его гибели».

Вскрытие обязательно покажет, что в дополнение к медленному отравлению никотином, продлившемуся в течение долгого периода времени, в организме присутствует и эта последняя, но фатальная доза.

Она окажется достаточно велика, чтобы стать причиной мгновенной смерти. Со слов убийцы и его жены, полицейским известно, что майор Скаллион был жив, когда его привязали к полу. И находился в таком же положении в момент обнаружения его трупа. Следовательно, сам он никак не мог принять никотин – намеренно или по ошибке.

Убийца увел жену в спальню, пока майор Скаллион оставался еще жив, хотя и потерял сознание. «Я вернусь к нему и дождусь, когда это животное очухается, а потом потолкую с ним по душам», – сказал он. И его история, причем не только в пересказанном нам виде, но и в версии для полиции, ясно показывает, что он долгое время оставался с майором наедине, пока жена находилась в своей комнате.